Прозрение. Том 2

История двадцать седьмая. «Акири брано десабильо — Правда любит сражаться голенькой»

Открытый космос, «Персефона»

— Поросёнок ты, Данька! — сказал я прямо в распахнутые глаза. — Судя по перепутанным волосам и измятой физиономии, Данини проснулась от силы на пару секунд раньше меня. — Я даже Мерису вчера не отписался!

Эйнитка завозилась, выпутываясь из моих рук и сбитого одеяла. Я потянулся шлёпнуть её пониже спины.

Данини превентивно ойкнула и спаслась в санузел.

— Недолго там! — предупредил я и заправил растерзанную кровать.

Сон мне приснился перед пробуждением странный. Я видел Данни с обоими моими детьми на руках.

Спросил: «А где ТВОЯ дочь?»

«А ты не видишь?» — нахмурилась эйнитка, и я понял вдруг, что глаза у неё не бирюзовые, а зелёные.

И вообще у Данни — не её лицо. Но я не успел понять, чьё — проснулся.

— Данька, выметайся! — пригрозил, услышав шипение сушилки. — Мне отчёт писать надо!

Из-за тонкой двери раздалось нахальное девичье пение.

Ну и ладно, тут вообще-то второй санузел есть.

Я открыл дверь в каюту, потом в капитанскую. Пустую: дежурный не рискнул сидеть тут без меня. Контролировал с пульта: я видел мигающую контрольку. В штатном режиме это вполне допустимо.

Действительно, что бы он тут без меня забыл? В моё отсутствие банда бездельников — дежурные бойцы, офицеры и прочие керпи — тусовались теперь у Млича в навигаторской.

Ну, так даже и лучше. А то бы сейчас я лицезрел ещё одну краснеющую физиономию. Одеться-то не сообразил.

Ушёл в санузел. Помылся-побрился. Вышел, завернувшись в полотенце. Думал, что Данини давно уже убежала к своим.

Но эйнитка не испарилась, пока я приводил себя в порядок, а села листать подаренную мне Эберхардом книгу. Прямо в капитанской, на гостевом диванчике.

Подарок для Дерена я положил в сейф, а свой трофей оставил на пульте. Хотел почитать между делом.

Рогард притягивал меня. Мне казалось, в его стихах замаскировано среди непонятных метафор какое-то важное знание.

Данини подняла на меня глаза и улыбнулась. Полотенце чуть не дезертировало на пол, но ничего болезненно-возбуждающего я больше не ощутил. Какое-то возбуждение было, конечно, но небольшое, приятное. А боль ушла.

Девушка была вся такая тоненькая, мягкая, компактная. Мне захотелось обнять её и потискать, как малую.

Странное чувство по отношению к молодой женщине, от которой ещё утром завязывало в узел все внутренности.

Заподозрил подвох. Спросил:

— Перестаралась?

— Не-а, — зевнула Данини и протянула ко мне руки, подзывая. — Но как любовник ты великоват для меня. Видела-видела, впечатлилась безмерно. Боюсь, не пролезет. А вот от такого брата по общине — не откажусь.

— А секс между сестрами-братьями — это у вас как? — я подошёл и приобнял девушку, с наслаждением вдыхая запах её чистой молодой кожи.

Яблоком. И хлебом.

Но мылась-то она у меня. Неужели, это свой запах, а не духи-гели?

— Бывает… — Данини обняла меня, как малая, прижалась к груди — сердце стукнуло в сердце, чмокнула в щёку. — Я подумаю на досуге. Хотя… — Она поднырнула под мою руку, встала и оглядела оценивающе. — Нет, ну не поместишься ты! Разве что… очень-очень медленно? — Эйнитка рассмеялась, повернулась к деактивированной зеркальной панели связи, поправляя волосы.

В животе у меня стало тепло от её смеха. Я понял: она хочет не секса, а моих объятий. Страшно тут. Как себя не прокачивай, всё равно страшно. Космос, алайцы эти больные.

Ей нужно, чтобы я был. Просто был. Как защита.

Женщина прежде всего нуждается в защите. И то, что я не сумел защитить Влану, совсем не означает, что не могу и не должен защищать других.

Я завалился на ложемент, потянулся, как тянутся только кошки и дети — беспечно и не ожидая подвоха. Тело моё откуда-то уже знало, что Данни можно доверять.

Что она со мной сотворила?

— Иди отсюда, разбойница. Мне нужно работать, — вздохнул я.

— Сначала сон расскажи! — потребовала Данини.

— Сон? Какой? — Я уже почти забыл.

— Тебе что-то снилось перед пробуждением. Что?

Я задумался.

— Снилась ты с моими детьми. Но лицо было не твоё. Я не уловил, но…

— Нормально, — кивнула Данни, подошла, наклонилась надо мной и чмокнула ещё раз.

Губы у неё были тёплые, бархатистые, но сухие. Нет, она ничего не испытывала ко мне.

Я приобнял её, вдохнул запах яблока.

Данни поломала меня. Или починила. Я не разбирался в этих странных материях. Но мне вдруг стало легко рядом с девушкой, с которой может срастись что-то, а может, и нет.

Это было сильнее секса и даже любви. Тепло вот такого полушутливого касания. Желание обнимать и радоваться тому, что могу обнимать.

А главное — всё прошлое было завершено во мне. Я принял его, а оно меня.

— А у снов действительно есть смыл? — спросил, осторожно пробуя яблочные губы на вкус. Это было приятно, но уже не ломало. Просто лёгкое возбуждение.

Данини щёлкнула меня по носу и отстранилась.

— Внешние и соматические раздражители не могут объяснить всего в сновидениях, — сказала она задумчиво. — Мы анализируем несколько дюжин архетипических образов, но и там есть особенности. Символика сновидений…

Эйнитка замолчала. Её отрезвило недоуменное и разочарованное выражение моего лица.

— Ну, в общем, главное — это твои эмоции, — вывернулась она. — Если ты видел меня со своими детьми — вряд ли ты ненавидишь за сделанное. Значит, всё хорошо.

Я хмыкнул.

— Может, и хорошо… Только всё равно непонятно. Ну да и Хэд с ним, раз ты говоришь, что нормально…

— Нормально, не парься. Ты же понял — я ничего от тебя не хочу. Я просто хочу, чтобы у тебя было, если срастётся. Чтобы сердце твоё срослось.

— По-моему, зонтик ты мне запихала гораздо ниже.

— Угу, — отозвалась она, копаясь в сумке. — Но поражён был сердечный центр. А потом тяжи от него проросли вниз, к основанию огня. Быстро не объясню, забудь. Хочешь — люби, хочешь — прячься. Главное, что ты можешь любить. А больше мне ничего и не надо.

— Дань, но зачем?

Она хихикнула.

— Вот вырастешь — и сразу поймёшь.

Я пожал плечами: чего тут непонятного? Человек так устроен, что может любить. Или не может любить. Или не хочет.

Зевнул, открыл утренние графики, отчёты, почту. Тема любви больше не болела, ну и Хэд с ней. Мало ли других неприятных тем?

Я валялся в ложементе в одном полотенце, копался в сообщениях, письмах и новостях. Данини укладывала в сумку расческу и вчерашнее платье. Сейчас она была в привычной мне синей юбке.

Собралась, посмотрела на дверь. Я уголком глаза наблюдал за нею.

Как же я не понимал этого раньше? Того, что в женщинах меня всегда притягивала возможность их защищать?

Вернее, понимал. Телом, когда брал на руки малую. Но не умом.

Но это всё равно давало мне равновесие: ощущение, что миру необходима защита, а значит, нужен такой, как я. Малявкам в доме Айяны, Данини…

— Умница, что не струсил. — Эйнитка повернулась ко мне, приласкала глазами. — Я испугалась потом, что вся работа насмарку — мужчины такие трýсы.

— А чего бояться-то? — удивился я.

— Себя, моя прелесть, себя, — Данини хихикнула и выскользнула в коридор.

Придумает же…

Встал. Подхватил с пола китель и брюки.

Тело, слегка разогретое, легко смирилось с поводьями одежды и захотело работать.

Я тоже глянул на своё отражение, выпил водички, провел ладонью по пульту, активируя экран, сел за отчёт. Завтрак и дежурный догадается принести.

Набрал полдюжины фраз, хлопнул по руке, пытаясь активировать головызов с браслета, и наткнулся на бляшку с медвежьей мордой.

Боль кольнула запястье. Голова закружилась и…

И я вспомнил, что отключил спецбраслет!

Вскочил. Сунулся за ним под кровать и вот там, в темноте, меня осенило: Локьё что-то знает.

Возможно, эрцог не совсем уверен, возможно, речь идёт о мифах или о слухах, но знает. И не сказал мне, гад!

А ведь мне важна любая зацепка.

Что же он говорил?..

Надо смотреть на бляшку так, словно Колин ушёл в горы, как уходят из Цитадели на Тайэ те, кого мучает образ зверя. И вспоминать о нём, чтобы он нашёл дорогу назад.

Он должен быть нужен мне здесь. Жизненно необходим. Чтобы никто, кроме него…

Нет, я должен срочно поговорить с Локьё, может, он ещё что-то вспомнит? Тут не так много лёту…

Но сначала писанину надо закончить. Отчёт — дело важное. Надо бы предварительно Мерису хоть что-то послать, а то орать будет.

Я почесал шею, активировал браслет и набрал на панели капитанского пульта: «кодированный канал».

Экран дрогнул, подёрнулся рябью. То, что я сейчас напишу, не будет видно даже мне. Надпись начнёт шифроваться сразу.

Ошибаться нельзя. Это не смертельно, но очень смешно, когда расшифровку снимают с ошибками и нелепостями.

Я набрал: «Говорил с наследником. Он утверждает, что К. не входил в клетку. Перешагнул условный „порог“ и „исчез“. Попытаюсь получить разъяснения у Л.»

К Локьё надо было сначала напроситься. Я уже набрал его личный код, когда понял: говорить нужно не с самим эрцогом, а с Домато! Это он направлял нашу беседу, когда Локьё всучил мне пряжку! Если врач эрцога — один из «белых людей», то связано с ними и случившееся с Колином…

Интуиция зудела. Я чувствовал, что попал, наконец.

А Локьё всё не отвечал, что было странно и совершенно на него не похоже.

Пришлось вернуться к отчёту. Работать-то лучше, чем тигром кидаться на прутья клетки.

Беспокоить меня боялись. Даже Келли не лез со своими железками.

Дежурный принес завтрак и сгинул. Корабль словно вымер.

Я уже поел и заканчивал свой пятистраничный труд, когда вдруг отписался Энрек. Всего одной фразой: «Через сутки в районе Кьясны на 'Леденящем».

О, как. Значит, эрцог даже связываться со мной поостерегся. Увидел сигнал, поговорил с сыном…

А в чём дело? Имперская правительственная комиссия всё ещё свирепствует на Юге?

Мне нужно приучиться интересоваться политикой. Что-то происходит сейчас за моей спиной, а я даже не знаю.

«Что за херню ты мне прислал?» — возник в чате браслета Мерис.

Я скинул ему подробный отчёт, и он затих. Вот пусть переваривает теперь.

Сам залез в сеть и стал листать новости. Попадалась сплошная мутная хрень про Э-лай и наши стратегические цели на Юге.

Давненько я не читал, что в правительстве Содружества — сплошь психически неустойчивые мутанты, переговоры с которыми затруднены уже по причине их моральной и физической неадекватности.

Я уже и забыл, что на северных границах никаких переговоров между нами и экзотами не ведётся ещё со времён победы над хаттами. Что отношение к экзотианцам в центральных мирах Империи примерно такое же, как у мартышек к паукам и гадюкам.

Привык к южным психам — своим и чужим. Я и сам псих.

Размышления прервал вызов Мериса:

— Чем занят, малой? — негромко спросил генерал голосом, не желая активировать голорежим.

— Готовлюсь пообщаться с Локьё.

— Замри пока.

— Но я корабль хотел в доки отогнать на Джанге. Энрек мне обещал. Привод…

— Помню. Две бригады техников тебя успокоят?

— Можно. Но и Локьё ждёт. Я…