Прозрение. Том 2

История тридцать девятая. «Брать» (окончание)

Открытый космос. «Персефона»

Всё-таки новый главный медик был понимающим мужиком. Другой согласился бы принимать роды у собаки только после орального насилия.

У девочки ничего не получалось: она скулила, судорогами перекатывались по брюху неспособные родиться щенки.

Нести её в медчасть было поздно. Мы соорудили стерильную подстилку прямо в коридоре, там же плавали медицинские ножи, контейнер с искусственной кровью.

Медик сказал, что придётся резать. Он уколол собаку обезболивающим, и бедняга вытянулась, только в животе всё ещё билась упорная жизнь.

Матово засветились асептические «перчатки» на руках начмеда.

— Ещё света! — скомандовал он.

Рядом с ним суетилось два парня рангом пониже.

— Скальпель включён! Спаиваем края разреза!

Я застыл метрах в двух, куда мне велели отойти, чтобы не распространять микробов.

Никто из моих парней не ушёл, даже Келли маялся возле стенки. Собаку любили все. Или боялись разочаровать меня?

Лица были напряжёнными, но ведь и без Кьё нам сегодня хватило нервов.

Млич явно думал о чём-то своём, постукивая ногой и сжимая пальцы. Похоже, его беспокоило непонятное задание, я же ему ничего не сообщил толком — куда летим и зачем.

Келли тоже психовал, но без лишних жестов. Вспомнил, зараза, как мы все любили электробичи, когда попали на Юг?

Я скосил взгляд на бледную физиономию Дерена и оторопел — пилот смотрел не на собаку, а на главного медика: долгим, изучающим, нехорошим взглядом!

Что же он в нём углядел?

Меня притягивала открытая рана на брюхе собаки — уже показался первый плодный мешок, где угадывалась маленькая тёмная тушка, но я сделал усилие и сконцентрировался на лице начмеда, замаскированном «активной маской».

Дерену достаточно глаз, значит, и я пойму.

Что могло насторожить лейтенанта? Сквозь марево маски проступали поджатые губы…

Недоволен, но это понятно. Делать ему больше нечего, кроме кесарения собаки.

А почему он вообще согласился?

Последняя мысль вдруг не понравилась мне радикально. Медики живут моралью своего клана. И на «Вороне», и на «Персефоне» ни один до этого не подстилался под капитана.

Неужели главному медику что-то от меня нужно? Причём… это что-то вряд ли зависит от наших отношений. Он ведь не стремится к личному общению.

Неужели шпион? Засланный казачок? Потому и потворствует?

Я оглянулся на Дерена. Он встретился со мною глазами и кивнул.

О, какой я стал умный, аж в животе защипало.

Щенок оказался чёрный, как кусок антрацита. Значит, всё-таки местные псевдособаки. Кто бы подумал, что они способны скрещиваться с грантскими охотничьими?

Внуки у Кьё вряд ли будут, и неизвестно, выживут ли дети: разница в две хромосомы…

Впрочем, медики дело своё знали туго. Спустя полчаса плаценту отделили, пузо зашили, а четыре крупных угольных щенка были уложены под бок матери.

Медик сообщил, что повязка рассосётся через неделю, до той поры нужно внимательно следить за собакой, не давая ей лизать шов.

Я позвал Логана. Он слушал, кивал, вздыхал, глядя на бессильно вытянутые лапы виновницы «банкета».

«Может, её нужно перенести в мою каюту?» — читал я на его лице незаданный вопрос.

— Господин капитан, магнитные помехи 4−45–76-надир! — дежурный возник за плечом.

— Разведчики? — спросил я.

Мерис не рискнул передавать координаты, послал визитёров.

— «Пламя заката», капитан. Говорят, «нам посылка».

— Принимайте!

«Всё. Вот оно», — ударило болью в виски и замутило. Я старался даже не думать о том, что этот момент наступит. Дерен крепко помог — браслеты, собака. Мне лучше — сразу в бой. Я готов теперь ко всему: пусть все вокруг трахаются, рожают, и лишь задание Мериса отзывалось спазмами в горле.

— Готовьтесь к разгону! — неужели это мой голос?

Инспектор Джастин не любит шлюпки… Прикидывался, как Мерис с курением? Он же хатт, какие ему перегрузки?

— Господин капитан… — решился Логан.

— На носилки её и ко мне. Можешь болтаться при капитанской. — Я нашёл глазами Млича: — Готовимся к разгону, ось 17-надир. Координаты нам сейчас зашлют разведчики. Рос, Дерен — отдыхайте, в ночь или утром снова уйдём на Кьясну. Гарман, оповести личный состав, к нашему возвращению всех на борт, и чтобы полный комплект. Мне сегодня под руку рекомендую не лезть — до визита на «Пресефону» инспектора Джастина буду занят, после — просто не лезть! Вопросы?

— Что-то мне нехорошо, кэп, — пробормотал Млич.

Покосился на Дерена, всё ещё похожего на взявшую след собаку.

Млич ощущал наше беспокойство, но причин не понимал. Ну и хорошо. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Господин капитан, — врезался в разговор дежурный связист, всплыв посреди коридора плоским видеоизображением. — Вас вызывают с «Факела». Шифрованный канал.

Только бы не сорваться. Я же уже доказал себе, что могу?

— Соединяй.

Дежурные обменялись уставными фразами, видеоэкран вздулся пузырём, переходя в голорежим.

Инспектор Джастин обозрел коридор и поморщился, увидев скопление народа.

Дерен и Млич тут же направились к выходу на радиалку, навигатор к тому же утянул за плечо Келли.

Рос ушёл раньше, сразу после моего приказа отдыхать. Логан тоже ретировался с обзора.

Один Гарман остался стоять рядом со мной, хлопая белёсыми ресницами. Я показал ему, в какую сторону идти.

Сердце билось через раз: срывалось после первого удара и скатывалось вниз.

— Доброго времени, инспектор. Мы готовы забрать вас, откуда скажете.

— Ты мне скажи, как одеться?

— Помещение архива оборудовано искусственным климатом. А на Кьясне сейчас тепло, только мухи по вечерам. Но инсектициды я возьму сам.

— Сколько времени тебе надо?

— Если один прокол, то сорок минут для разгона, господин инспектор.

— Шустрый какой. Заберёшь меня через два часа, я ещё распоряжусь кое о чём.

— Слушаюсь.

Щелчок рассоединения…

И ярость: хатт! Хатт! И руку в кровь о стену.

Это смешно: стольких я потерял, но мозг сжигают те, кого никогда и не видел сам.

Я не воевал с хаттами! Я не знаю о них ничего, кроме истерики пропаганды! Я дурак, кретин!

Я же отлично знаю инспектора… Но я не могу с ним теперь…

Движение ладонью над спецбраслетом. Кровь собирается в шарики на упругом экране:

— Дерен!

Кажется, я заорал, потому что экран дёрнулся, а помехи в корабельной связи — моя нервная прерогатива.

Стоп, успокойся, идиот. От нервов нет никакого толка. Ты всё равно должен будешь это решить и решишь.

Дерен достаточно прикрывал тебя сегодня эмоционально. Ты уже почти выдохся. Ты даже руку содрал нечаянно. Гнев иссяк, вышел весь по кускам.

Экран браслета мерцал, но в коридоре медленно реанимировалось освещение.

— Да, мой капитан, — лейтенант ответил негромко, на языке Содружества. И меня даже не согрело — обожгло его настоящим, человеческим нутром.

Он вышел из радиального коридора. Видно, стоял прямо у развязки, за переборкой.

— Дерен, — прошептал я, — скажи, а как ты это понимаешь — что такое — воля?

— Воля — это власть. Над собой, над кем-то.

— И кто сейчас имеет над тобой власть?

— Не знаю, капитан. В сороднениях положено подчиняться наивысшей точке собственного «я». Сумме самых развитых масок сознания. Маски изменчивы, воля постоянно находится чуть-чуть над тобой, хоть она и твоя. У нас говорят, что там уже не ты, а «воля твоего бога». Потому я и испугался волевого насилия.

— Ты хочешь сказать, что Глен мог запрограммировать тебя на какой-то поступок?

— Можно понимать и так.

— Это бессознательное?

— Нет, я просто увижу решение иначе, чем на это способен. И в моей воле будет выбрать своё или его решение.

— О, как, — я задумался. Он почти успокоил меня. И всё-таки… — А как ты относишься к инспектору Джастину?

— Это очень сильный человек.

— Человек?

— Да.

Дерен, похоже, не сомневался.

— А что делает человека человеком?

— Только он сам.

— Как это?

— Если ты хочешь быть человеком, значит, будешь.

— Наивный ты ещё, Вальтер. Придумал же — «если хочешь»…

— Нас больше ничего не отличает от животных, — пожал плечами пилот. — Только желание быть людьми. Чем парабы хуже или лучше нас? Но они же не люди. Они просто этого не хотят.

Я вспомнил сияющие сплетения гнёзд на бархате вакуума.

Да…Если парабы и не разумны, то только от ущербности нашего понимания разумного.

— А хатты?

— Если хатты не захотели называться людьми, значит, перестали ими быть. Наверное, это был какой-то новый шаг эволюции. Мы не дали ему родиться. Но кто сказал, что они были хуже нас?

— Но они же хотели истребить людей?

— Мы тоже воюем между собой. Видимо, на тот момент мы были помехой для них, мешали осваивать космос. Вы думаете, люди в своё время не истребляли другие виды людей? Это круговорот форм жизни во Вселенной.

— Значит, в сороднениях нет ненависти к хаттам?

— В сороднениях учат думать. Так же, как вас учили при храме, господин капитан. Больше мы не отличаемся от животных ничем. Мы — люди.

— А инспектор?

— А вы… — Он посмотрел мне в глаза. — А вы спросите его?

Я вздохнул.

Дерен посмотрел на мою окровавленную руку и покачал головой.

— Давайте я провожу вас в капитанскую? Там пластыри есть. И чаю?

Мы пошли по коридору.

Бешеный я. Бешеная собака.

Дерен собаку взял…

— Дерен, а у Рогарда есть какие-то запрещённые книги? Ну, те, которые читают и?..

Пилот посмотрел на меня внимательно и кивнул. Не по-уставному, а наклонив голову вбок, как экзоты.

— А?.. — я замялся. — Ты видел такие?

Лейтенант как-то обречённо опустил плечи, повернулся и повёл меня к своей каюте.

В каюте Дерена я рухнул в кресло. А он бросил мне на колени медицинский пакет и открыл сейф.

В его сейфе, как и в моём, особенных завалов не было. Три пластиковых контейнера, стопочка книг…

Дерен достал одну и протянул мне.

Я вытер медицинской повязкой руку, а потом взял книгу. Не замарать бы. Ранка-то уже схватилась, и так заживёт.

Книга была потрёпанная, на настоящей бумаге.

А ещё она была на экзотианском. И явно не для моего уровня знания языка. Я прочёл название и завис, не понимая, что оно означает.

Дерен вздохнул.

— Переводы читать бесполезно, капитан. Воздействует гармония ритмического рисунка. Чтобы правильно прочитать — нужно знать ударения и как это произносится.

— И что? Можно вправду начитаться и уйти?

— Я не знаю. Говорят, что да.

— А если ты почитаешь, а я послушаю?

Дерен умоляюще посмотрел на меня, но подчинился. Взял у меня книгу, раскрыл на первом попавшемся месте и вздрогнул.

— И что там?

— Мне это не перевести с листа, — отозвался он. — Я ещё не дошёл до этого стиха.

— А прочитать сможешь?

Он кивнул и прочёл:

— Диа мистирэ.

Ирэ ама тъ"леста.

Тано э мимо.

Алааполи.

Ди, а мэ тэтэ?

Паййя…

Я встал. Вместе с незнакомыми словами перед глазами возникла паутина рисунка, и она заворожила меня.

Я и не знал, что мелодия незнакомых звуков действует сильнее, чем простые и понятные слова.