Прозрение. Том 2

История сорок девятая. «Блеф»

Бренан. Открытый космос. «Инвалютор»

Под ногами клубился белый туман, и палубы под ним не просматривалось.

Сержант Бренан Верен замер, цепляясь за поручни десантного люка. Сзади было надёжное шлюпочное нутро, а впереди? Что это?

Командующий шагнул прямо в неверную белизну, и ноги его сразу пропали по колени. Стоял он или висел?

Бренан сделал усилие — сглотнуть, но добился лишь боли в сухом горле.

— Идём! — командующий нетерпеливо обернулся, нахмурился, протянул руку.

Бренан силился кивнуть, но подбородок дрожал и не подчинялся.

Пока они летели к белым яйцам, болтающимся в пространстве, это путешествие казалось даже забавным. Но теперь нужно было шагнуть вниз, в туман, из которого только и состояло «яйцо»!

Десантника словно примагнитило к обшивке — пальцы не разжимались, ноги не слушались.

Командующий без церемоний ухватил парня за плечо и сдёрнул вниз.

Бренан оступился было, но туман подхватил, отвердевая в опору там, где её искало тело. Однако идти сержант всё равно не мог. Неверная клубящаяся гадость металась в такт мыслям, выскальзывала из-под ног. Если бы не рука, всё ещё сжимающая предплечье, он бы… Он бы — что?

Холодный пот. Теснение в груди. Боль.

Туман принимает оседающее тело, и оно повисает, так и не упав до конца.

Бренан задыхается. Тело боится дышать. Грудные мышцы каменеют. Только сердце ещё борется. Но страх дыхания не даёт расправить лёгкие, а кислород уже на исходе.

Сердце дёргается из последних сил, словно оно лежит вовне обездвиженного, сдавшегося тела. Но вдохнуть нельзя, невозможно. Кажется, что вдох — это смерть.

Руки командующего трясут Брена, нажимают на грудь, с болью вталкивая сердце обратно. Сержант давится воздухом, кашляет, снова давится. По лицу бегут неожиданно горячие слёзы.

Влажными зрачками туман видится иным, более тонким, проникающим в тело не только с воздухом, но и через поры, слизистые, склеры глаз.

Чтобы не видеть хищно клубящегося вокруг тумана, Брен зажмуривается.

— Ну-ка, отставить с ума сходить! Распустились! Не умеете ориентироваться в боевой обстановке!

Туман сам выталкивает вдруг тело сержанта в вертикальное положение.

Бренан промаргивается было, но снова зажмуривается. Взгляд командующего необыкновенно тяжёл и страшен.

Десантник почти получил пощёчину, он ждёт, что удар последует и в реале. Капрал бы уже врезал. Тут, на Юге, никто особо не церемонится.

Но командующий всего лишь берёт за запястье и начинает считать пульс.

— Соберись, — говорит он негромко. — Двигайся так, как привык. Не думай о движении, просто иди.

Проклятый туман держит, как только Бренан перестаёт его замечать. Но стоит сосредоточиться на том, куда ставить ноги, и сержант начинает проваливаться.

«Не думать! Не думать!»

Бренан Верен спотыкаясь бредёт за командующим туда, где более яркое пятно отсвечивает в белизне. Узкое и мерцающее. Человеческая фигура?

— Нужно уложить его в капсулу. Сращения слоёв корабля он не перенесёт, — голос тоже доносится из узкой полосы света.

— Убери яркость, глаза режет, — хмурится командующий.

Сияние меркнет, и из тумана появляется бледный человек среднего возраста, тонкокостный и светловолосый.

— Сейчас уложим, — командующий оборачивается к Бренану. — Ложись, где стоишь!

Колени услужливо подгибаются. Туман обволакивает тело и держит на весу. Страшно.

— Глаза закрой, — командует генерал.

Бренан вроде бы доверяет ему, но приказ выполнить не может. Веки не слушаются. Сердце начинает работать с паузами — то замирает, то стучит быстро-быстро.

— Подтяни колени к груди!

Сержант подтягивает колени и обнимает их руками. Так легче. Засыпать. И умирать тоже.

Только глаза упрямо следят за худощавым хозяином космического яйца. Это даже уже не страх. Это бессилие, с которым смотрит на змею загнанная насмерть лягушка.

Командующий нависает над Бреном, и его ладонь закрывает лицо.

— Зачем он тебе? — голос генерала повисает в беспространственной пустоте.

— Нужно записать шумы: как стучит сердце, как течёт кровь. Всё-таки это близкородственный экземпляр. Нам понадобятся эти звуки при выращивании зародыша. А ещё потребуется голос. Мне нужно несколько часов записи его голоса.

Это последнее, что слышит Бренан. Мир смыкается, словно створка гигантской раковины.

И в тот же миг размыкается снова.

Бренан. Земля

Он лежит посреди леса в прозрачной медкапсуле. Видно перистые листья пальм, птица перепархивает и исчезает в зарослях.

Капсула не очень похожа на родные корабельные, но всё-таки можно понять, что это медицинское приспособление для наблюдения за пациентом.

Она полностью прозрачна, даже подходящие к ней провода и трубки. Руки и ноги фиксируют почти невидимые силиконовые ленты, но фиксация символическая. Бренан легко освобождается.

Он садится, ощупывая неверные, оплывающие края капсулы.

Его немного тошнит, наверное, кололи транквилизаторы. Но состояние привычное, вроде того, что бывает сразу же после боя. Реальность ещё лишена половины красок, но так даже лучше. Не так остро царапает незнакомое.

Вокруг капсулы — стеклоподобная или силовая стена. Она прозрачна, её можно коснуться без неприятных последствий.

На мгновения проявляются отпечатки рук, но тут же растворяются в «стекле».

А за стенками капсулы, похоже, не голо — а настоящий лес. Слишком естественная картинка для голоизображения.

Что-то выискивает в траве серенькая птичка, мошка ударяется налету о невидимую преграду. Мошка бьётся беззвучно, но посвистывание птицы слышно.

Ощупав раздвигающееся под ладонями пространство капсулы, сержант начинает разглядывать себя. На нем белое нетканое белье — комфортное, но очень тонкое и слегка просвечивающее. Лучше бы все-таки найти более подходящую одежду.

Он озирается — должна же здесь быть дверь?

И в этот момент в окружающем его пузыре появляются завихрения, пузырь растягивается, видны его растущие контуры… и… в нем возникает человек.

Пожилой, незагорелый, беловолосый. В руках у человека белый контейнер, объёмный, но, видимо, не тяжёлый.

— Доброго утра? — спрашивает он.

Сержант молчит. Он просто не знает, что делать. У него нет разрешения на посторонние контакты. И приказа действовать он тоже не получал.

Беловолосый терпеливо улыбается, достаёт из контейнера форму Бренана, а главное, его спецбраслет.

— Вы можете войти в архив своей личной сети и посмотреть сообщение, которое оставил вам командующий объединёнными силами Юга лендсгенерал Макловски. Я — доктор Арам, мы будем с вами работать.

Бренан начинает одеваться, и беловолосый Арам исчезает, видимо, из вежливости.

Потом сержант активирует браслет и выслушивает скупые наставления генерала.

Командующий даже на голозаписи не становится менее пугающим, но совесть Бренану он успокаивает, напоминая, что сержант тут для того, чтобы делать то, что ему прикажут.

Он на Земле. Ему приказано по мере возможностей сотрудничать с доктором Арамом. Не подчиняться — сотрудничать: работать головой и рассчитывать на собственные силы.

Бренан автоматически отвечает «слушаюсь», хоть и знает, что никто его не услышит.

И когда доктор возвращается, Бренан с удовольствием спрыгивает за ним с невидимого пола капсулы на настоящую живую землю. Идёт по тропинке, оглядывая привычную по многим планетам растительность.

Оказывается, нет в земных джунглях ничего особенного. Правда, Бренан не осознаёт, что дело тут как раз в модификации земных видов и распространении их на другие планеты. Это просто не приходит ему в голову.

Он даже не очень-то рад прогулке — влажная липкая жара — не самый лучший вариант.

Шагов через двадцать Арам оборачивается:

— Вы можете задавать вопросы, — говорит он.

— Куда мы идём? — тут же спрашивает Бренан.

— В информационный центр. Там вас накормят и переоденут — ваша одежда не соответствует погоде.

— Что я должен буду делать потом?

— Мы будем говорить. Мне нужно несколько часов записи вашего голоса.

— Для чего?

— Тело вашего капитана необходимо вырастить. Нам нужны звуки близкородственных голосов, которые младенец обычно слышит ещё в утробе матери. Это важно для правильной закладки структур мозга. Сначала я немного познакомлю вас с Землёй, потом вы расскажете мне о себе, этого будет достаточно.

— Тогда давайте начнём сейчас? — предлагает Брен. — Я не голоден и не собираюсь менять одежду.

Командующий коротко объяснил сержанту про Землю, страх отступил, и любопытство зудит невыносимо.

Земля — та самая материнская планета, с которой люди ушли в космос. Пусть и похожая на все другие, но первая. И никто, почти никто не знает, где она, а он — здесь!

— Здесь жарко, — не соглашается доктор. — И я вижу, что ваш организм уже нуждается в пище.

Восторг в глазах Бренана не убеждает его.

— У меня нет приказа подчиняться вам, — хмурится парень.

Ему хочется увидеть на Земле что-то такое, чего он и сам не понимает. Ноги сами тянут его в лес. А вот наступать на туман, расползающийся при каждом неловком движении, — не хочется.

— А здравому смыслу? — удивляется доктор.

Бренан пожимает плечами. Некоторое неудобство и в самом деле не повод, чтобы качать права. Такое поведение может не понравиться командующему.

Сержант с неохотой кивает.

Они выходят на полянку и неожиданно оказываются в таком же прозрачном помещении, как и пузырь, где очнулся Бренан. Фишка состоит в том, что из леса внутренностей пузыря не видно, хотя он и кажется совершенно прозрачным.

— Не пугайтесь, — предупреждает доктор. — Вы привыкнете.

— Я здесь надолго?

— Трудно сказать, скорее всего, срок будет небольшим. От двух-трёх дней до недели. Более точными данными я пока не располагаю.

— Круто, — бормочет Брен. — Прямо-таки недельный отпуск на Земле.

Он с любопытством оглядывается, но кроме десятка контейнеров и переплетения прозрачных шнуров и труб в «помещении» ничего нет.

И тут же «из ничего» формируется стол.

— Ну, хэммет та мае! — не выдерживает Бренан.

Его уже не пугает полуразумное поведение здешних предметов, но этот гриб без ножки появляется уж больно на ровном месте.

— Мы заказали для вас естественную пищу, — доктор Арам словно бы не замечает растерянности сержанта.

Тон его ровен и терпелив.

«Привычной пищей» оказываются извлечённые из контейнера разноцветные параллелепипеды — розовато-коричневые, белые, желтоватые. И фрукты с зелёными овощами. Нормальные такие фрукты.

Прежде чем пригласить Бренана «к столу», доктор каким-то образом заставляет светиться прозрачную поверхность, на которой лежит еда.

Сполохи, похожие на северное сияние, устраивают пляску над капустой, и пробовать её теперь не хочется. Хотя поначалу сержант был не против похрустеть. Или съесть яблоко.

Но пообедать якобы необходимо.

Под взглядом доктора Арама Бренан давится чем-то серым, что шевелится у него во рту и, кажется, продолжает разумную жизнь в желудке.