Мыс альбатросов

Глава 57 — Регулус

Каждый раз, когда он пытался что-то вспомнить, виски простреливало жгучей болью — цветные пятна расплывались уродливой картинкой, и всё желание копаться в себе пропадало. Но бывало, что разум невольно подбрасывал обрывки из прошлого, отдельные фразы, жесты, голоса или имена.

Впрочем, особо поразмыслить над всем этим было некогда. Рудольфус накинулся на Регулуса с тренировками, заставляя по три часа кряду отрабатывать боевые заклинания. В перерывах они говорили о политике или обсуждали, что будут разучивать завтра.

Регулус не боялся погружаться в мир магии, обычно сокрытой от посторонних, способной напугать рядового чародея. Он вообще ничего не боялся. Страх умер. Страх довлеет лишь над теми, кому есть что терять. Регулус же потерял самого себя — что ему до прочего...

Иногда к ним с Рудольфусом присоединялся Долохов.

— Следуй инстинктам, — поощрял он во время отработки нового заклятия. — Двигайся и бей, не стой на месте.

Дуэли с этим русским изматывали Регулуса больше всего, но Антонин был доволен результатом.

— Когда я показывал тебе это заклинание в прошлый раз, ты не смог его отбить. Твоя реакция стала лучше.

Лестрейндж, пристально наблюдавший за поединком со стороны, рассмеялся:

— Или твоя с годами — хуже, Тони.

— Всё равно! Схватываешь на лету, Реджи! Молодец! Ах ты... дьявол! Снова попал.

«Реджи здесь нет!» — хотел выкрикнуть Регулус, но вместо этого услышал собственный смех. Реджи был мальчиком, который цеплялся за брата пухлыми ручонками, запускал бумажных журавликов кружить по комнате, любил слушать голос отца, читающего сказки на ночь... Реджи был размазнёй. Он убегал наверх и плакал, когда мать и Сириус кричали, он просиживал в школьной библиотеке, окна которой выходили на стадион, надеясь когда-нибудь самому взлететь над трибунами и поймать снитч на глазах у толпы. Реджи был рохлей, слабаком, простофилей. Неудивительно, что он потерял всё. Ему ничего нельзя было доверить.

Когда Регулус впервые очнулся, открыл глаза после многих-многих лет пустоты, рядом с ним у кровати сидела женщина. Красивая. И имя у неё было красивое. Нарцисса. Точно так же звали кузину Реджи. Нарцисса рассказывала Регулусу о нём — об этом мальчике из прошлого. Поначалу он слушал, пока не понял, что ему всё равно. Безразлично, какие блюда ему нравились раньше, какие занятия увлекали в десять лет, за какой девчонкой он ухаживал в тринадцать. Он и так это вроде бы помнил, как помнят давно прочитанную книжку — книжку о маленьком Реджи Блэке, который хотел стать пиратом, охотником на чудовищ, героем... Между ним и Регулусом зиял провал, пропасть, несколько страниц, выдранных из книги жизни. Они отличались и внешне. Пятнадцатилетний Реджи был худым, как тростинка, и Эван, выросший за лето на целую голову, смотрел на него с превосходством. Но Регулус, глядя на себя в зеркало в одной из спален Малфой-мэнора, видел взрослого молодого человека, подтянутого, высокого. Его волосы не торчали в разные стороны, как перья у только что вылупившегося воронёнка. Его тело испещряли мелкие царапины, кое-где виднелись шрамы. У Реджи всегда была чистая кожа, чистая и бледная, ведь он большую часть времени сидел дома. Реджи долго переучивали, говорили, что держать палочку надо в правой руке. Регулус, взяв её в левую, решил ничего не менять. Реджи пришёл бы в восторг от похвалы Антонина — ему любой взрослый представлялся сильнее и круче. Регулусу, наоборот, было наплевать на лесть Долохова — он видел результат: он попал. Рукав противника дымился. Дыхание срывалось.

Но оставалось что-то ещё, нечто общее — то, что поднимало в Регулусе тоску. Родители. Брат. Он часто думал о Сириусе. Знал ли он то или иное заклинание? Конечно, знал. Он был правой рукой Тёмного Лорда, его шпионом в Ордене Феникса. Даже Дамблдор не смог его разоблачить. И всё-таки…

Почему?

Почему Сириус предал Поттеров? Казалось, он обожал общество Джеймса. Он всегда заступался за грязнокровок и никогда не восхищался Тёмным Лордом. Сириус не мог притворяться столько лет. Он был искренен в чувствах. Тогда от чего всё изменилось? Белла сказала, после болезни отца Сириус пожалел, что бросил семью, разочаровался в идеях магглолюбца Дамблдора и увидел картину в истинном свете. Он выдал тайну Фиделиуса, убил друга и нескольких магглов у всех на глазах. Он был осуждён на пожизненное заключение в Азкабане и сбежал оттуда, чтобы помочь Повелителю возродиться, а теперь Тёмный Лорд отплатил Блэкам той же монетой — вернул к жизни Регулуса.

Двенадцать лет в Азкабане. Что это стоило Сириусу, для которого мир существовал, чтобы его покорили?

И всё-таки… Почему?

Чушь! Какая-то безумная чушь! Или нет? В чём сомнения? Всё естественно. Регулус видел доказательства, помнил, как мечтатель Реджи этого горячо желал: чтобы брат одумался и вернулся домой, чтобы поддержал его стремление служить Лорду, чтобы бросил компанию гриффиндорцев. Как наивно, наивно и глупо это выглядело сейчас.

В доме Малфоев Регулус чувствовал себя не в своей тарелке, но попытка вернуться на Гриммо не увенчалось успехом. Там его ждали лишь скособоченные люстры, пустые шкафы да поцарапанный паркет. Обои выцвели или сошли вместе со штукатуркой. Пахло пылью, хотя раньше Регулус не знал, что пыль имеет запах. Запах затхлости, горя и тлена.

Когда даже верный Кричер не отозвался на зов, Регулус окончательно понял, что остался один в большом доме. Портрет Финеаса Найджелуса пустовал, Блэки на других полотнах крепко спали — не добудишься. И мама… Мерлин, его мама! Лучше бы ему не видеть её никогда, чем видеть такой.

Беллатриса заявилась на Гриммо вместе с ним, едва пришедшим в сознание, и тщательно осмотрела все комнаты, будто вынюхивала что-то — ищейка.

Регулус же попросту застыл в гостиной напротив гобелена, изувеченного Вальбургой годы и годы тому назад. Отец скончался в семьдесят девятом. Мама ненамного его пережила. Дед, Арктурус Блэк, ушёл из жизни недавно.

— Я не нашёл в доме портрет отца, — произнёс Регулус.

— Под конец Орион совсем сдал, так что отказался от личного портрета, — сказала Беллатриса, взяв статуэтку с каминной полки и небрежно завертев её в руках.

— Поставь.

Кузина оскалилась.

— Твой характер не изменился. Ты и раньше не любил, когда кто-то брал твои вещи.

— Верно, а теперь все вещи в этом доме — мои. Поставь на место.

Особняк на площади Гриммо принадлежал ему, но жить в нём представлялось Регулусу пыткой. Может, когда-нибудь он захочет вернуться сюда. Может быть… когда будет не так больно. Может, случится чудо, и он окончательно отделит себя от впечатлительного «Реджи».

Нарцисса приняла его в мэноре, заполняя вечера рассказами о людях и событиях, которых он не знал или не помнил, надеясь разжечь в его глазах хотя бы слабый огонёк интереса. Частенько он откровенно скучал, но старался не обижать эту женщину — его кузину — безразличием. Она самый близкий человек, что у него остался — о чём он должен был постоянно себе напоминать.

Нарцисса любила говорить о сыне. Ещё в первый день Регулус понял, что Драко — избалованный ребёнок. До встречи с ним он представлял второго Люциуса. Каково же было его удивление, когда он увидел бросившегося обнимать мать парня. Нарцисса поцеловала сына в лоб и что-то шепнула ему на ухо. Драко повернул голову и только тогда заметил Регулуса. Он отодвинулся от матери, выпрямился в струнку и нацепил то самое выражение лица, которое Люциус носил, не снимая.

Поздно. Регулус уже знал, что там, под начищенной до блеска скорлупой, живой человек с обычными чувствами, стремлениями и мотивами.

Так проходили дни, и Регулус стал замечать, что трескотня Нарциссы, занятость её мужа, нервозность Драко усиливались, когда Повелитель возвращался из своих путешествий. Почему? Разве они не были счастливы, что он с ними? Тёмный Лорд подолгу отсутствовал, но, появившись в мэноре, вёл себя как хозяин. Ему принадлежало левое крыло дома Малфоев, и даже Люциус не смел пересекать незримую черту и лишний раз сунуть нос в кабинет, оставшийся на «половине дома» Повелителя. Они будто его боялись.

Нарцисса редко принимала гостей. В основном её навещала Сирена. Волшебница, которую Регулус не знал, потому что настоящая Си, его маленькая хрупкая Си сгинула в песках времени следом за «Реджи».

Она всегда приходила ближе к вечеру в шикарной мантии от «Твилфитт и Таттинг», в великолепной чародейской шляпе, окружённая сладким дурманящим запахом духов. В её ушах покачивались длинные серьги, время от времени задевавшие лебединую шею, к которой любой мужчина хотел бы прижаться губами. Волосы спадали каскадами. Эта волшебница была безумно красивой и совершенно чужой.

Правда, однажды сквозь блистательную личину проступила девочка, которую Регулус когда-то знал и любил. Лишь однажды, когда мадам Забини нанесла визит после Рождества и, засмущавшись, проговорила:

— Благодарю за книгу.

Её лицо было безмятежно и счастливо. Она, Си, пряталась там — за искусственной улыбкой, броскими шелками, позолотой и бархатом. Девочка с тёплыми карими глазами. Его Си, с которой они засиживались в библиотеке замка и спорили о рунах. Си, талдычащая ему о правилах поведения в школе, пока он собирался на ночную вылазку по Хогвартсу, а потом идущая следом за ним по заполненным загадочной темнотой коридорам. Си, отговаривающая его следить за Сириусом в Лютном и всё же стоящая рядом с ним в доме старухи Трелони несколько минут спустя.

Они были вдвоём в зимнем саду Нарциссы, уединившись среди зелени гибискуса с поникшими алыми головками. Декоративный фонтанчик успокаивающе щебетал, а за стеклянными стенами сада мерно падал снег.

Регулуса влекло к ней, к восхитительной женщине, сидящей напротив. Он взрослый, это естественно. Он впервые говорил без умолку, а она смеялась над его шутками, называя его Рипом ван Винклем.(69) Регулус понятия не имел — почему, да это и неважно. Она могла называть его как угодно, лишь бы находилась рядом.

Сирена поблагодарила за подаренную книгу и вручила Регулусу тёмно-синий кашемировый шарф, от которого пахло так же сладко, как от её ладоней: чем-то тонким, немного пряным, возможно, итальянским. Она сама повязала его ему на шею. Её руки задержались на плечах чуть дольше положенного — или ему почудилось.

— Тебе нравится? — спросила она, улыбаясь.

— Да, но где же обещанный мне странный рождественский свитер?

Сирена рассмеялась.

— Странный рождественский свитер? Вот уж не думала, что у тебя так поменялись вкусы! Какой свитер ты хочешь? Со снеговиками или оленями? С красноносым Рудольфом?(70)

Регулус сидел молча и бессознательно вертел конец шарфа в руке. Возбуждение схлынуло. Ему нечего было сказать. До конца дня он оставался замкнутым, и все попытки Нарциссы расшевелить его закончились провалом.

Той же ночью ему приснилась девушка, но не его Си, а другая. У неё были совершенно изумительные глаза — манящие, колдовские.

«Гермиона».

Её имя Регулус вскоре увидел в принесённой Долоховым в числе прочих ориентировке, когда понял, что уже знает это лицо. Она снилась ему. Он узнал эти глаза, вьющиеся волосы, чуть покрытую веснушками кожу.