Мыс альбатросов

Глава 66 — Том Риддл

Иногда Том спрашивал себя, в чём разница между чистокровными волшебниками и охотничьими собаками, выезжать с которыми когда-то обожали Риддлы. В их особняке была шикарная псарня.

В тот день, когда Том появился в Литтл-Хэнглтоне впервые, он ещё издали услышал звонкий лай, а приблизившись, увидел на выгуле не менее двух десятков гончих за толстой решёткой вольера. Риддлы любили парфорсную охоту и отмечали своих питомцев, выстригая вензель «R» у них на боку.

Что стало с собаками после смерти хозяев, Том понятия не имел: подохли, осели в приютах, пошли по рукам сердобольной прислуги… Их метки на боках наверняка исчезли через пару лет, чего не скажешь о людях, которых Том клеймил своим знаком. От Чёрной метки невозможно избавиться, как и нельзя скрыться от того, кто её оставил. Многие Пожиратели смерти расценивали её как награду, но были и те, кто принимал её с неохотой. С такими волшебниками приходилось поработать, понатаскать их, как породистых щенков…

Трэверс и Джагсон были похожи на немецких легавых: исполнительные, быстрые, послушные. Подобно псам-добытчикам, они доставляли в руки Тома богатый улов, подвергая проклятью Империус самых неуступчивых волшебников. Хороший пёс обязуется поймать добычу, а что с ней делать дальше, решает его хозяин. Так было и здесь.

Абраксас и Люциус всегда напоминали Тому английских сеттеров. С ними приходилось проводить больше времени, чтобы они считали себя исключительными и полезными. Впрочем, польза от них была весьма и весьма ощутимой. Малфои обладали чутьём на продажных чиновников и водили знакомство со многими волшебными семьями, представители которых заседали в Визенгамоте. Но, как и сеттер, Люциус оказался привязан не только к хозяину. Заделав блэковской девке ребёнка, он стал осторожнее и ленивее. Абраксас, получив внука, вовсе отошёл от дел. Семья превыше всего.

Они были нужны, их надо было выделить, задобрить, впечатлить. Том оставил им на хранение великую ценность — свой дневник, хранивший на страницах осколок души его самого. Самый первый и любимый крестраж. Самый сильный. Зря. Как оказалось — зря.

Загнав лисицу или зайца, некоторые собаки мгновенно разрывают их на мелкие части. Так вёл себя Макнейр со своими жертвами, частенько лишнего позволял себе и Селвин. Спускать их с поводка всегда следовало с осторожностью. Кинь таким шмат мяса, за которым можно побегать, — и они будут лизать тебе пальцы. Том даже удивился, когда ему сообщили об участи Селвина. Он-то думал, что у того вовсе нет души, а всё же дементор нашёл, чем полакомиться.

Больше всего Том любил своих «гончих»: Антонина и Лестрейнджей. Преданные, выносливые, по-хорошему злые, если дело касалось врага. Грациозные в бою, отличные тактики, им можно было поручить любое задание, не опасаясь возможного провала — его не будет. Отца Рудольфуса Том знал ещё со школы, его сыновья отличались той же верностью делу. Их стоило поощрить, и Том доверил им чашу Хельги Хаффлпафф, которую семья Лестрейнджей берегла как бесценную реликвию своего благодетеля.

Крэбб и Гойл — вылитые английские бульдоги: чтобы вытащить их из конуры, надо показать им кость. Никакой пустой суетливости. За тёпленькие места в Отделе магических игр оба были бесконечно благодарны, а ведь Том едва ли шевельнул пальцем, чтобы их ими обеспечить. Всё сделал Эйвери-старший. Вот уж незаурядный экземпляр. Помесь шарпея и мастифа. Великанья кровь, слава Мерлину, не отразилась на его мозгах — только на телосложении.

Был ещё Нотт. Сэмвелл выпустился из Хогвартса вместе с Томом и уже тогда усвоил правила игры, как ротвейлер, прошедший жёсткую дрессуру. Вспышки ярости выливались в настоящее бедствие для его противников во время схватки. Том никогда не сомневался в его тупой беззаветной преданности их «высшему делу». Однако болезнь превратила Сэмвелла в колченогого болванчика, а его сын не унаследовал от отца и толики нужной для дела хватки. Размазня.

Вообще это было забавно. Нотт, умник Розье, Мальсибер и Абраксас Малфой — да никто не понимал, что «высшим делом» для Тома всегда был сам Том. Ни чистота волшебной нации, ни восстановление прав и преференций старых семей, ни борьба за места у кормушки министра никогда не являлись для него приоритетом. Только Том — Волдеморт.

В какой-то момент азарт заводчика заставил его обратить внимание на Блэков. Эта семья обладала большим влиянием в нужных ему кругах. Втереться к ним в доверие было вызовом, ведь действовать против них силой свора Тома никогда бы не решилась. Он дёргал за нужные ниточки, играя на гордыне Блэков, но Альфард был слишком беспечен, Орион — ленив, а столетний Арктурус — упрям. Иметь с ними дело представлялось невыносимым. Том кое-как наладил связи с Поллуксом — тот из вредности всё делал наперекор брату. У них с Арктурусом шла давняя вражда.

Пришло время закрепить результат. Том отправился к Блэку с подарком — брошью Годрика Гриффиндора. Найти её стоило Тому немалого труда, но так или иначе в его власти оказались артефакты всех четырёх Основателей Хогвартса, как он когда-то и мечтал. Четыре крестража из семи задуманных.

И что же он увидел, явившись с великолепным даром в поместье Блэков в Бери? Привыкший к «гончим» и «борзым» Том внезапно столкнулся с вальяжным «котом». Поллукс Блэк рассматривал брошь, как дешёвую безделушку, попутно почёсывая пузо и усмехаясь в усы.

— Занятная вещица, — сказал он, вернув её Риддлу без всякого сожаления. — Но от неё так и веет Тёмной магией.

Том поморщился.

— Мне казалось, ваша семья…

— А что с ней? Продолжай, — грозно проговорил старик, и Лорд Волдеморт впервые с момента выпуска ощутил себя школьником, запутавшимся в ответе на экзамене. Нет. Вообще впервые. — Что с моей семьёй?

— Она не имеет предубеждения против артефактов такого рода, — с располагающей улыбкой закончил Том. — Вы гораздо мудрее многих несведущих.

— Зачем мне артефакт, который не приносит владельцу пользы, только вред? От него нет выгоды. Да, он дорого стоит, и на него всегда найдутся желающие, но мы, Блэки, не испытываем затруднений ни в деньгах, ни в авторитете.

— Это любезность, — настаивал Риддл. — В честь вашего юбилея, мой друг. И людей, и богов подкупает хороший подарок.(78)

— Хороший? Я не уверен, не знаю, какая гадость в нём сидит, но я достаточно сведущ в таких вещах, чтобы оценить риск владения ими. Твоё внимание мне приятно, Том, но с подарком ты явно прогадал. Я не приму его.

Риддл был готов заавадить строптивца на месте. Да как он смел?!

— Если подарок понравился, значит, ты отдал часть своей души,(79) — сказал Том. — Мне жаль, что с вами вышло иначе. Моя оплошность. Впредь я буду тщательнее подходить к выбору в отношении вашей семьи.

Отказ был непредвиденным. Том ощущал вскипающую злость, покидая особняк Блэков, как вдруг перед ним появилась ведьмочка, порвавшая бусы. В ней было всё то, что Том так ценил в своих подчинённых: охотничья хватка, пренебрежение к заведённым порядкам, острый ум и дерзость, над которой можно было поработать, чтобы воспитать из юной мисс Блэк королевскую гончую. Впечатлить её ничего не стоило — незамысловатый трюк с цветком и присмиревший кролик. Детский восторг был не чужд даже внучкам Поллукса.

— Это будет нашим секретом, — обронил Том, передавая ей своё сокровище.

И Беллатриса приколола брошь к платью.

Он не пожалел о своём выборе. На протяжении многих лет Белла была его любимицей. Она трепетала от восторга, находясь рядом с ним, выполняла любую его прихоть, и ей всегда было плевать на обмусоленное старикашками вроде Нотта то самое «высшее дело». У неё и Тома был общий интерес, одна цель — благо Волдеморта.

Белла. Красавица Белла. Азкабан сделал её ещё прекраснее, ещё свирепее. Она так любила огонь. Тьму и пламя.

И вот, спустя годы, войдя во двор Хогвартса в качестве самого могущественного волшебника в мире, лицом к лицу встретившись с Гарри Поттером, Том вдруг почувствовал, что лишился чего-то важного — части себя. Беллатриса, что было немыслимо, подвела его! Брошь была потеряна, крестраж уничтожен. Том знал наверняка, он ощутил эту боль — боль утраты. Получается, все семь… семь крестражей, созданных им, теперь разрушены. Не осталось ни одного, кроме… Он вновь обратил взгляд на мальчишку, вышедшего к нему из замка.

Гарри Поттер. Ненавистный Избранный. Дитя из пророчества.

Последний крестраж!

Его следовало беречь. Том не мог позволить ему умереть. Он разберётся с ним позже, он вытянет из него осколок и создаст новый крестраж, надёжный и вечный, но пока… Том заключил мальчишку в защитную сферу и обездвижил.

Боль от утраты броши ещё терзала его, когда он столкнулся с Минервой. Эта сука хотела отправиться за Дамблдором на тот свет? Он поможет исполнить её желание!

Том боролся, но противников становилось всё больше. Призраки школы будто взбесились, налетая на него, хватая ледяными пальцами и шепча:

«Идём с нами. Тебе пора».

— Никогда! — взревел он, раскидав волшебников, посмевших поднять на него палочку — детей, сражавшихся с ним на равных. Пивз удостоился отдельного проклятья и вылетел в окно.

Он не понимал, почему так быстро устаёт, почему магия оставляла его тело, ведь он являлся хозяином Жезла Судьбы. Однако несчастный обломок бузины в его костлявых пальцах был холоден. Бесполезен. Том убил Снейпа, он творил магию, достойную Мерлина и Морганы, он был потомком Салазара Слизерина, чёрт возьми! И он мог в любой момент лишиться бренного, чахнущего на глазах тела и стать бесплотным духом, вернуться на семнадцать лет назад и снова скитаться в лесах, ожидая волшебника, жаждущего власти и знаний.

И то лишь пока Поттер оставался жив.

Магическая волна сбила с ног всех, кто стоял рядом с Риддлом, и никто больше не решался подойти к нему: ни стерва МакГонагалл, ни Слизнорт, от которого следовало избавиться раньше, ни выскочка Шеклболт, ни глупые школьники.

Он взглянул на мальчика, запертого в сфере, и понял, что это конец. Гарри Поттер сделает всё, чтобы покончить с ним, даже если для этого ему придётся покончить с самим собой.

У Тома оставался один путь — сбежать, но не было сил, чтобы это сделать. Он ослаб. Даже магия, которую он смог отнять у ближайших к нему магов, была лишь каплей в море. И тогда Том решился.

Он протянул руку в направлении Поттера и зашептал слова, которые когда-то узнал из жуткой книги в Запретной секции Хогвартса годы и годы тому назад.

Поттер закричал. Потусторонний зелёный свет окутал его тело, вытягивая то, что никогда не должно было ему принадлежать. Том купался в этом сиянии. В груди приятно заныло, словно существо в ней, голодное нечто, наконец-то получило пищу. Ещё один осколок встал на место. Мышцы Риддла крепли, к рукам возвращалась былая сила.

Поттер недостоин быть его крестражем.

«Этого должно хватить».

Мальчишка упал. В защитной сфере больше не было нужды, и Том снял её.

— Пора исполнить пророчество, — произнёс он торжественным тоном и улыбнулся, как вдруг...

— Авада Кедавра! — последнее, что услышал Волдеморт, — голос юноши, раздавшийся за его спиной, голос ребёнка, который родился на исходе седьмого месяца в семье Лонгботтомов.