Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Вот анкетные данные Феликса Дзержинского, записанные им самим:

«5) Национальность… поляк 6) Социальное положение: а) по происхождению… (из семьи)… дворянина и учителя гимназии б) по личному положению… без определенной профессии. 7) Профессия (основная специальность)… был нелегальным работником партии. (…) 10) Образовательный ценз: в) Окончил среднюю школу… Из 8‐го кл. 1 Виленской гимназии. 11) На каком языке кроме русского говорите… польский. 16) Прохождение службы до и после Февральской революции (кроме органов ГПУ(ВЧК)) в хронологическом порядке:

Бутырский централ – каторжанин

Московский Совет – депутат

ЦК РКП – член

Военн. Рев. Комитет – член

НКВД – член и замнаркома

НКПС – Нар. комис.».

Личная самоотверженность Дзержинского – также легенда. Октябрь 1918 года он с семьей провел в Швейцарии, отдыхая на берегу Женевского озера. Кроме 1919 года он не пропустил ни одного ежегодного отпуска, отправляясь летом к Черному морю – в Одессу, Сухуми, Крым, Кисловодск.

Также мифологизирована его безвременная смерть. Его всю жизнь лечили от туберкулеза, а умер он от инфаркта в 1926 году, когда дележ власти между наследниками Ленина продолжал обостряться. У его конкурентов имелись средства, чтобы устранить «железного Феликса», которому Леонид Красин (61), переживший основателя ЧК лишь на год, дал такую характеристику: «Ленин стал совсем невменяемый, и если кто-то имеет на него влияние, так это только “товарищ Феликс”. Дзержинский ещё больший фанатик, и, в сущности, хитрая бестия, запугивающая Ленина контрреволюцией и тем, что она сметет нас всех и его в первую очередь. А Ленин, в этом я окончательно убедился, самый настоящий трус, дрожащий за свою шкуру. И Дзержинский играет на этой струнке…» Свидетельство философа Николая Бердяева: «Это был фанатик. По его глазам, он производил впечатление человека одержимого. В нём было что-то жуткое…»

Дзержинский имел бандитский навык, и потому лично расстреливал своих врагов. На заседании ВЧК 26 февраля 1918 года принят следующий документ: «Слушали – о поступке т. Дзержинского. Постановили: ответственность за поступок несет сам и он один, Дзержинский. Впредь же все решения вопросов о расстрелах решаются в ВЧК, причем решения считаются положительными при половинном составе членов комиссии, а не персонально, как это имело место при поступке Дзержинского». Из текста постановления видно: Дзержинский расстреливал лично, а «поступок» – это убийство матроса, обложившего Феликса «трехэтажным» и тут же расстрелянного из револьвера.

2 августа 1921 Дзержинский наставлял начальника Всеукраинской ЧК Василия Манцева [179]: «Ввиду интервенционистских подготовлений Антанты необходимо арестованных петлюровцев-заговорщиков возможно скорее и больше уничтожить. Надо их расстрелять. Процессами не стоит увлекаться. Время уйдет, и они будут для контрреволюции спасены. Поднимутся разговоры об амнистии и так далее».

В сборнике «На чужой стороне» (1925 г., выпуск XI) есть показание бывшего следователя ЧК Валера (М. И. Болеросова) из материалов «Особой Следственной Комиссии на Юге России» с указанием национальной принадлежности (мы её опустим, поскольку в большинстве случаев она очевидна) руководства Киевского ЧК:

Блувштейн[180] – председатель.

Дехтяренко Петр – заместитель председателя и заведующий секретным отделом.

Шуб – с екретарь комиссии.

Киевское ЧК:

1. Сараичи, комиссар;

2. Сорин, комиссар;

3. Угаров, комендант ЧК;

4. Михайлов, командир ЧК;

5. Помощник командира;

6. Михайловский, начальник хозотдела;

7. Севастьянов;

8. Якомлеев, следственный судья ЧК;

9. Максимов, инспектор ЧК, студент;

10. Пайкашвили;

11. Шуб;

12. Рубинштейн, следственный судья ЧК;

13, 14, 15, 16 неизвестны;

17. Сутулин, в Главном управлении ЧК;

18, 19 неизвестны;

20. Шварцман, следственный судья ЧК, в секретной комиссии, «чистильщик» заключенных;

21. Предположительно «княгиня» Е. М. Шаховская.

Цвибак Самуил[181] – заведующий юридическим отделом.

Цвибак Михаил – заместитель заведующего оперативным отделом (заведующим был Яков Лифшиц[182]).

Фаерман-Михайлов – к омендант.

Кац – заведующий тюремным подотделом.

Каган – заведующий хозяйством.

Ганиотский – з аведующий общей канцелярией.

Финкельштейн— командир Особого Отряда при Че-Ка.

Мотя Гринштейн – з аведующий спекулятивным подотд.

Рабичев – бухгалтер.

Савчук.

Шварцман – заместитель заведующего секретным отд.

Манькин[183] – заместитель заведующего юридическим отд.

Яковлев – и нспектор секретного отдела.

Ковалев – и нспектор секретного отдела.

Лошкевич – и нспектор секретного отдела.

Рубинштейн Наум[184] – секретарь юридического отдела.

Мантейфель – член коллегии юридического отдела.

Относительно национального состава Валер сообщал: «В этот период происходило комплектование ЧК, и по национальности можно смело говорить о преимуществе над всеми другими евреев. Ввиду того, что число сотрудников ЧК колебалось от 150 до 300, то и точные цифры привести здесь нельзя. Я не ошибусь, если скажу, что процентное отношение евреев к остальным сотрудникам ЧК равнялось 75 к 25, а командные должности находились почти исключительно в их руках. Наиболее впечатлительные и крикливые по своей природе, они своей суетней по помещению ЧК создавали впечатление безраздельного господства. Правда, этот период я всё же называю “еврейским” по двум соображениям: 1. Громадное большинство (7 к 3) членов комиссии были евреями. 2. За этот период не было ни одной казни еврея (исключая сотрудника ЧК Каца). Этот период богат особым оттенком работы (Союз русского народа, составление списков для проведения в жизнь красного террора) и благодушным по отношению к делам евреев, по мнению большинства членов Комиссии, по недоразумению не понимающих революции и её задач». Но эта особенность Киевского ЧК была пресечена из центра: пришла директива на «показательное включение таких лиц в число подвергающихся репрессивным мерам». «1 мая 1919 года раздается по ЧК клич: в целях агитационных требуются расстрелы евреев. Немедленно представить соответствующие дела. Кроме того, на видные должности в “ЧК” не назначать евреев, и вот, в результате этого, идет переформирование…».

Также бывший чекист дает характеристики своим сослуживцам: «Блувштейн (он же Сорин)… играл роль большого вельможи, знающего свой высокий удельный вес у большевиков…» «Его участие в убийстве низложенного Императора Николая II и Его семьи создавало особый революционный ореол…»; «Побуждая младших сотрудников закреплять своё революционное сознание собственноручным расстрелом жертв Че-Ка, Сорин сам лично участвовал в расстрелах…» «Цвибак Самуил, родом из Симферополя. Студент-юрист второго курса. Упрям и зол… груб до рукоприкладства, участвовал сам в расстрелах…». «Цвибак Михаил… юмор и незлобивость создали ему среди служащих Че-Ка общую любовь. При всём том этот человек, вероятно, из подражания, участвовал в расстрелах жертв Че-Ка…». «Лифшиц Яков – сильный оратор среди рабочих кругов… Не будучи членом комиссии, он обладал колоссальным влиянием на дела Че-Ка. Жестокий до беспредельности… В расстрелах жертв Че-Ка участвовал не как гастролер, а как профессионал…». «Фаерман-Михайлов, комендант Че-Ка… жесток, труслив, нахален, самоуверен, сластолюбив, и в результате оставленный всеми был расстрелян одесской Че-Ка (по слухам)… был долго палачом жертв киевской Че-Ка…». «Шварцман Яков, член Комиссии… крупный политический работник и деятель. Жесток. Самолично расстреливал. Избивал и пытал арестованных…». «Рубинштейн – дипломат, коварен, сластолюбив, по-своему добр, жесток с заключенными. Участвуя в расстрелах из любопытства, он смаковал агонии жертв, в одну из которых выпустил последовательно около 30 пуль…»[185].

Обстановка в Киевском ЧК такова: «Вызвав к себе в камеру Алиева, Манькин сразу как безумный накинулся с шомполом в руках на свою жертву. Из соседней комнаты… были слышны лишь удары и возгласы: “Скажи!.. скажешь!”… Затем все стихло. Через некоторое время к окровавленному Алиеву входит друг Манькина Наум Рубинштейн и спрашивает: “Голубчик, кто же тебя так избил? Почему у тебя везде кровь?” На это Алиев дипломатично отвечал: “Я сам расшибся”. Тогда Рубинштейн выхватил из-за спины спрятанный там шомпол и стал также избивать арестанта Алиева с возгласами: “А, ты врать? ты врать…” Туда же влетал и Манькин, и все смешалось в крики “следователей” и стоны истязаемого. Алиев во всем “сознался” и был расстрелян)».

В докладе для Красного Креста в Женеве киевские сестры милосердия писали: «Всеукраинская Чрезвычайная Комиссия… заняла на углу Елизаветинской и Екатерининской большой особняк Попова. В нём был подвал, где происходили убийства… Крики и стоны убиваемых были слышны не только в местах заключения, но и в зале, где заседали следователи, разносились по всему дому Попова. Вокруг ВУЧК целый квартал был занят разными отделами советской инквизиции. Через дорогу, в Липском переулке, жили наиболее важные комиссары. В этом доме происходили оргии, сплетавшиеся с убийством и кровью. По другую сторону улицы помещалась комендатура, во дворе которой один дом был отведен под заключенных. Против этого дома во дворе иногда производились расстрелы. Туда приводили и заключенных с Елизаветинской улицы, где в так называемом особом отделе сидели, главным образом, арестованные за политические преступления».

Иногда говорят, что в ВЧК правили не евреи, а латыши. Но это не так. Хотя латыши имели аномально большой процент в руководящем аппарате ВЧК. В 1921 году в ВЧК их было всего 186 человек. Из 42 следователей 12 латышей, 10 русских, 10 евреев, 8 поляков и литовцев.

В целом характеристику чекистов дал писатель русского зарубежья Роман Гуль: «Дзержинский взломал общественную преисподню, выпустив в ВЧК армию патологических и уголовных субъектов. Он прекрасно понимал жуткую силу своей армии. Но желая расстрелами в затылок создавать немедленный коммунизм, Дзержинский уже в 1918 году стремительно раскинул по необъятной России кровавую сеть чрезвычаек: губернские, уездные, городские, волостные, сельские, транспортные, фронтовые, железнодорожные, фабричные, прибавив к ним “военно-революционные трибуналы”, “особые отделы”, “чрезвычайные штабы”, “карательные отряды”». И далее: «Из взломанного “вооруженным сумасшедшим” социального подпола в эту сеть хлынула армия чудовищ садизма, кунсткамера, годная для криминалиста и психопатолога. С их помощью Дзержинский превратил Россию в подвал чеки и, развивая идеологию террора в журналах своего ведомства “Еженедельник ВЧК”, “Красный Меч”, “Красный Террор”, Дзержинский руками этой жуткой сволочи стал защищать коммунистическую революцию» (журнал «Москва», 1991 г., № 5, с. 50).

Другая не менее яркая характеристика от ротмистра Юрия Дмитриевича Бессонова (1891–1959), из его книги «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков»: «Некоторые похожи на рабочих, несколько интеллигентных лиц, но большей частью типичные чекистские физиономии. Трудно определить этот тип. Тут отбросы всего: наций – еврейской, латышской, русской; рабочего класса – неспособные подняться, но хвастливые и завистливые ученики и подмастерья; интеллигенции – неудачные адвокаты, чиновники. Уголовные преступники и т. д. По внешнему виду они приближаются к одному типу: маленькая голова, очень скошенный и без выпуклостей лоб, маленькие, острые, углубленные и близко друг к другу поставленные, немного косящие во внутрь глаза. Вид кретина. Никогда нельзя сказать, чем чекист был до революции. Сами они об этом не говорят, а если и говорят, то врут, а догадаться трудно. И кажется, что он так и родился чекистом».