Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Не социализм, а неокапитализм

Дилемма «капитализм – социализм» на поверку оказалась мнимой. То, что пыталось прикинуться иной социальноэкономической формацией, где нет эксплуатации человека человеком и вся собственность является общенародной, оказалось просто одной из самых диких форм всё того же капитализма.

Большевистская пропаганда провозглашала: «У нас нет капиталистического государства, и не будет в будущем. Власть в руках пролетариата! Собственником средств производства является не буржуазия, а рабочий класс, организованный как государство. Теперь предположим, что часть фабрик или земель отдается капиталистам в качестве концессии. В этом случае перестает ли пролетариат быть собственником этих предприятий? Ничуть! Он отдает их в аренду, но остается собственником. Верховное право распоряжения принадлежит пролетариату. Конечно, при такой аренде всё предприятие будет организовано капиталистически внутри; конечно, это принесет выгоды не только пролетарскому государству, но и отдельному капиталисту. Но в то же время ясно, что такой “государственный капитализм” так же далек от того, что обычно так называют, как небо от земли» («Правда», 1921, № 197).

Характерны слова Радека-Собельсона (38) того времени: «Политика Советского правительства и Коммунистического Интернационала должна быть политикой, которая может приспособиться ко всем возможным ситуациям. Наш девиз должен быть таким: выиграть время, чтобы иметь возможность подготовиться к победе» («Правда», 1921, № 198).

Ленин пишет в «Тактике Российской коммунистической партии»: «Свобода торговли означает свободу капитализма, но вместе с тем новую его форму. Это значит, что мы, до известной степени, заново создаем капитализм. Мы делаем это совершенно открыто. Это – государственный капитализм. Но государственный капитализм в обществе, в котором власть принадлежит капиталу, и государственный капитализм в пролетарском государстве – это два различных понятия. В капиталистическом государстве государственный капитализм означает, что он признается государством и контролируется им на пользу буржуазии и против пролетариата. В пролетарском государстве то же самое делается на пользу рабочего класса, с целью устоять против всё ещё сильной буржуазии и бороться против неё» («Коммунистический Интернационал», 1921, № 18). Затем Ленин утверждает, что рудники будут переданы иностранному капиталу, но без малейшего разгосударствления.

В том же номере Зиновьев выставляет все уступки лишь как вынужденные: «Конгресс дал себе отчет, – говорит он, – что сильнейшие партии должны готовиться к прямой борьбе, что эта борьба неизбежна и необходима в ближайшем будущем, и что, в конечном счете, никакие частичные поражения не остановят окончательной победы». «Конгресс указал, что в условиях нынешнего неустойчивого равновесия в Европе каждая большая забастовка, и даже каждый большой парламентский кризис, может стать увертюрой революции, непосредственной борьбы за власть…». «Поскольку мы не пророки, никто из нас не может с уверенностью сказать, сколько месяцев или лет пройдет до новой победы пролетарской революции… Но Третий конгресс убедил нас: революция не закончена; не за горами то время, когда начнется новая борьба, которая потрясет Европу и весь мир больше, чем все предыдущие, вместе взятые…»

Большевики, обнаружив, что управлять Россией они не способны, решили воссоздать экономику чужими руками – через концессии.

Американец Вандерлип [189] получил концессии для Америки, затем для Standard Oil Company («Neue Ztg.», 1922, № 28); Deutsch-Osteuropäische Kreditbank A.-G.заключил соглашение с Советской Россией («D. Tageszeitung», 1921, № 565); кроме того, к соглашению присоединилась американская «Компания по лекарствам и химическим препаратам», которая заняла асбестовый завод в Алапаевске и выплатила Советам 50 000 долларов золотом в качестве гарантийного фонда («A.B.C.», 1921, № 581).

Вполне по-капиталистически большевики начали создавать сверх-монополии. Появились стекольно-фарфоровый трест с 19 заводами, который был полностью освобожден от советского надзора; трест Фурнье, включающий 26 заводов; цементный трест с 10 заводами; электротехнический трест Центральной России. Во главе треста «Пролетарий» Троцкий поставил себя со Склянским (326); Либерман [190], «специалист по лесам», комиссар лесного хозяйства, стал также концессионером, председателем треста и получил многомиллиардную поддержку от Высшего экономического совета.

Москва, Красная площадь, 1918 год. В центре: Каменев, Склянский, Свердлов. Вероятно, принимают парад. В левой руке Склянского сигарета. И выправка соответствующая.

Затем, в том же 1921 года сформирован новый крупный трест «Каустик». В него вошли: 2 завода «Треугольник» (в Петрограде и Москве), «Богатырь», «Каучук» и три завода «Проводник». Из них работали только три завода, остальные необходимо было запустить и обеспечить сырьем. Во главе этого нового предприятия был поставлен Ларин-Лурье [191].

Также создан трест «Центропробитал», включающий 10 заводов пробок и изоляторов, из которых 4 находились в Петрограде, 1 – в Москве, 1 – в Вышнем Волочке и 1 – в Одессе (в апреле 1921 г. работали только 3 завода); трест «Главшвеймашина» (главный трест швейных машин), объединяющий 83 различных мастерских и фабрик; «Гусевский комбинат», включающий текстильные фабрики Гусева.

В феврале 1922 года было основано первое международное акционерное общество с целью «содействия развитию сельского хозяйства». С одной стороны в нём участвовал Комиссариат внешней торговли, с другой – «европейская сторона», иностранный капиталист Штейнберг. Последний стал генеральным директором новой компании.

Следующее акционерное общество – «Кожа», затем Юго-восточное акционерное общество сельского хозяйства и промышленности, в марте 1922 года создано акционерное общество «Двинолес» по продаже экспортных российских лесоматериалов. Эта компания была основана на английские деньги с базовым капиталом в 500 000 фунтов стерлингов (1000 акций по 500 фунтов). Советское правительство выделило для себя 510 акций. Продажа акций была объявлена свободной.

Схема присвоения собственности большевиками проста: сначала они вытеснили российских владельцев (ограбили, изгнали, убили), затем «национализировали» предприятия и на паях, не забыв о своих интересах, передали в руки международных спекулянтов.

В финансовой сфере произошло то же самое, что и в промышленности: ограбление российской собственности («обобществление»), её объединение в руках политической диктатуры, а затем распределение награбленного среди друзей и родственников внутри страны и за рубежом.

Финансовые учреждения страны были объединены в государственный банк, во главе которого был поставлен цюрихский приятель Ленина Арон Шейнман [192] – тот самый Шейнман, который с «русской» стороны подписал в 1921 г. торговый договор с Германией. Частная банковская деятельность была запрещена, но вместо прежних кредитных учреждений по всей стране открылись отделения Государственного банка. К февралю 1922 года банки уже были открыты почти в 35 городах, помимо двух столиц, – в Харькове, Казани, Тамбове, Киеве и т. д. Верным сторонникам в стране и за рубежом были выданы лицензии на открытие новых кредитных учреждений. По инициативе Наркомата внешней торговли был создан Среднеазиатский коммерческий банк для финансирования операций между Советской Россией и юго-восточными государствами. Также был основан Юго-Восточный коммерческий банк (с 2 миллионами золотых рублей), в котором правительство имело 50 % акций[193].

Советское правительство назначило банки «Макс Варбург», «Дойче банк», «Дисконт-гезельшафт» и др. своими корреспондентами в Германии. В марте 1922 года оно приступило к созданию банка для внешней торговли, оставив за собой 51 % акций и предоставив 49 % частным инвесторам. Учредительный капитал составил 25 миллионов золотых рублей.

Торговля драгоценными металлами была объявлена монополией советского правительства, а затем частным лицам были предоставлены концессии на торговлю платиной, золотом и драгоценными камнями…

Все социальные иллюзии, которые с очевидностью опровергнуты жизнью, продолжили своё существование в головах людей, которые не замечали, что Советская власть ничуть не отличается от «капитализма», только куда циничнее и подлее. Что все отличия – мнимы и составляют только лозунги для отвода глаз. СССР был включен в мировую систему порабощения народов – нет, не капиталистами, а олигархами, сосредоточившими в своих руках все финансовые инструменты и превратившими политическую власть в своих марионеток.

Характерным примером того, что советское правительство совершенно не было заинтересовано в облегчении страданий населения России, может служить рассказ Сергея Семенова в «Красной газете» за апрель 1922 года, представляющей ситуацию с шокирующей ясностью. Он описывает Казань, город в центре голодающего региона: «Внешне это такой же город, как и любой другой, где правит НЭП (новая экономическая политика). В зеркальных витринах кофеен мерцают кондитерские изделия… Автомобили, элегантные лихачи (роскошные такси) и на тротуарах люди с ухоженными толстыми собаками… Театры переполнены. Лучший из них носит странное название «Замок Красной Армии». Стоимость места составляет 750 000 рублей. Казанский рынок не напоминает зону голода… Тем временем продовольственный кризис достиг своего пика. В начале марта половина продовольственных магазинов, оказывающих помощь голодающим, была закрыта! Смертность в деревнях растет угрожающими темпами. Исполнительный комитет Татарской Республики, столицей которой является Казань, зарегистрировал 20 220 случаев голода и 1234 случая голодного тифа в своём административном округе в период с 15 февраля по 1 марта. Болезни бушуют. В Чистопольском районе за этот период из 289 842 голодающих заболели 73 947 человек… По состоянию на 1 февраля 25 % татарских детей умерли от голода. За этим последуют ещё шесть месяцев голода. Есть опасения, что до нового урожая доживут только 30 % всего населения. И в то же время, когда ведутся разговоры о вымирании целого народа, половина столовых будет закрыта… Временно, – говорят они. Временно?»

Далее Семенов подробно описывает все страдания нищих детей, которые уже не могут говорить от голода, и с горечью добавляет: «Я сказал, что Казань не похожа на голодающий город. Это правда, потому что этих детей никто не замечает… В моём присутствии одна женщина кормила своего щенка бутербродами с ветчиной, но ничего не дала девочке, безмолвно попрошайничающей у двери. И никто из присутствующих не возмущался по этому поводу».

Разгадка истории ХХ века состоит в разоблачении фантастической лжи, навеянной пропагандой, утверждавшей противостояние двух общественных систем, которого на самом деле не было. Война идеологов и журналистов – это театральная постановка. Советская Россия появилась совсем не усилиями народных масс, а их организованным подавлением и истреблением. И целью всего этого варварского спектакля было не «освобождение труда», а многократное увеличение эксплуатации. Причём таким образом, чтобы всячески затормозить переход к новым экономическим укладам, которые облегчают труд. Европейские державы предали Российскую Империю как своего союзника и поддержали не силы реставрации, а комиссаров-людоедов, интернационалавантюристов и бандитов. Именно их, а не голодающее население России спасали страны Запада, уже договорившись обо всём за кулисами. И в постсоветские десятилетия Запад как политическое сообщество был врагом России и русских, но другом и деловым партнером постсоветской олигархии, грабящей тех и других. Все конфликты между ними – способ скрыть существование этого интернационального, антинационального альянса.