Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Делегатам было предложено только одно средство – организовать команды-дружины, которые будут отпускаться в распоряжение Крестьянского комитета и убирать поля не у одних отпускников, а у всех нуждающихся. Да, на фронте нужны были люди, но и в тылу тоже. При этом фронт мало кого привлекал – тыловые части были переполнены, и там было большинство 40‐летних. С другой стороны, это был тот контингент, который воевал с 1914 года и, бывало, по два года не получал отпуска. Фронт перенапрягался, а тыл почти не изменил привычного образа жизни. Армия истекала кровью и испытывала перебои в поставках не только боеприпасов и пополнений, но и продовольствия. А тыл ни в чём себе не отказывал.

Крестьяне справедливо говорили: нас отпустили не гулять. На то, чтобы максимально засеять поля, был положен огромный труд, а зачастую и личные сбережения – лишь бы урожай был больше. При этом хлеб признан государственной собственностью, и подлежит сдаче в полном объеме. Следовательно, это было задание государства, а не отпуск на отдых. Крестьянство предчувствовало голод и следующую за ней анархию, которая сметет и Советы, и правительство. Так оно и вышло совсем скоро.

На Съезде дошло до немыслимого – добрым словом вспомнили Николая Второго, который в 1916 г. приостановил дополнительную мобилизацию, чтобы дать крестьянам убрать хлеб. Это решение упоминалось в выступлениях делегатов трижды.

Виленкин (169) остроумно подметил: чем же определяется союз 40‐летних? Возрастом или нежеланием служить? Возраст, разумеется, в ответе на вопрос отпадал. Другие делегаты напомнили, что в отпускных документах срок отпуска был обозначен: до первого распоряжения начальства. В ответ крестьяне шумели: дайте убрать хлеб! без хлеба не может быть победы! Дружины, которые будут убирать урожай, не сделают того, что может сделать хозяин. Взамен вполне можно призвать в армию тех, кто прячется от призыва, уклоняясь от фронта под разными предлогами.

Ошибку надо было исправлять, признав вину правительства за необдуманное решение. Отпуска были прекращены для всех без исключения. И обделенными остались не те, кто должен был вернуться из отпуска, а те, кто отпуска не получил. Промедление с исполнением решения, а не недоговоренность в этом вопросе, действовали во вред армии. Но что же Керенский? Он объявил всем, кто задержится с возвращением дольше положенного срока, что их будут считать дезертирами (а это означало не только совершение преступления, но и лишение пайка семьи солдата). Съезд также решил вопрос резолюцией: приказ военного министра должен быть выполнен немедленно. Без всяких объяснений и извинений. И это значило: заметная часть армии утратила доверие к власти. Кому не дали собрать хлеб, те вряд ли готовы были идти в наступление и совершать подвиги.

Между тем, наступление велось в условиях, когда состояние армии было близким к катастрофическому. В ротах, где при старом режиме служило 200–250 человек, порой оставалось лишь 50–60 штыков. Пополнения не поступали. Народ явно был не с армией. Армия еще могла воевать, но народ, захваченный революционным брожением, воевать явно не хотел и предавал армию до тех пор, пока она сама не прекратила вооруженное сопротивление врагу. К концу июля полный провал наступления был обусловлен тем, что целые дивизии отказывались подчиняться и не исполняли приказа о наступлении.

Большевистские провокации