Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Террористы ссорятся

Считается, что V съезд Советов был посвящен принятию Конституции РФСФР. Но это не так. Принятие Конституции было второстепенным вопросом, который решился автоматически и без обсуждений. Делегаты получили объемный документ лишь накануне открытия Съезда и в подавляющем большинстве не обладали квалификацией, чтобы осмыслить включенные в проект нормы. Настоящей целью Съезда для большевиков был разгром левых эсеров, которые оставались последними попутчиками и конкурентами в борьбе за тотальную власть.

Одним из вопросов, поднятых лидером эсеров Спиридоновой (326), был вопрос о смертной казни, которая была отменена 8 ноября 1917 года (отменено решение Керенского о восстановлении смертной казни на фронте от 8 июля 1917 года – после подавления большевистского мятежа). Ленин писал: «Террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять».

Москва, 17 янв. Ввиду полной победы Советской власти над врагами рабоче-крестьянской революции, ВЦИК и Совнарком постановили отменить применение высшей меры наказания (расстрелов) как по приговорам ВЧК и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и верховного при ВЦИК трибунала.

Постановление провести в действие по телеграфу.

Зампредседателя ВЦИК Каменев.

Председатель Совнаркома В. Ульянов (Ленин).

Председатель ВЧК Дзержинский.

Секретарь ВЦИК Енукидзе.

Но 21 февраля 1918 года ленинский декрет «Социалистическое Отечество в опасности!» предписывал органам ВЧК «расстреливать на месте преступления» контрреволюционеров. Но не это обстоятельство, одобрившее бессудные расправы, взволновало Спиридонову (326) и её однопартийцев. Спиридонова была вовсе не против террора, а как раз обеими руками «за». Эсеры состояли в органах ВКЧ и участвовали в умерщвлении людей по обвинениям в контрреволюционной деятельности. Что казни носили именно бессудный характер, следует из интервью Дзержинского газете «Новая Жизнь» от 8 июня 1918 года: «Напрасно нас обвиняют в анонимных убийствах – комиссия состоит из 18 испытанных революционеров… Казнь возможна лишь по единогласному постановлению всех членов комиссии в полном составе». Данная коллегия, разумеется, не имела никаких судебных полномочий и не предусматривала судебного процесса. По официальным данным, за первую половину 1918 года в таком порядке было казнено 22 человека. Но при этом нет данных ни о произвольных казнях, которые не расследовались, ни о казнях, проведенных местными коллегиями ВЧК.

На Съезде лидер левых эсеров Спиридонова была возмущена не этим, а как раз вынесением смертного приговора по судебному решению. Впервые такое решение вынес Революционный трибунал в отношении командующего Балтийским флотом Алексея Щастного, после чего эсеры отказались от дальнейшего участия в этом органе революционного террора. Скорее всего, не потому что приговор был несправедлив, а потому, что авторитет командующего (потомственного офицера, но при этом революционера и соучастника всех революционных событий 1917 года) мог быть использован ими против большевиков, которые вместе с находящимся под их полным контролем правительством переехали подальше от буйства балтийских моряков – в Москву.

Народные трибуналы как органы революционного террора были созданы не Советской властью, а решением наркома юстиции 19 декабря 1917 года, выпустившего Инструкцию «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях, и о порядке ведения его заседаний». Трибуналы формировались губернскими и городскими Советами и действовали, «руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести» – в точности как в сегодняшней Российской Федерации. Понятно, что при выборе между обстоятельствами и велениями побеждает всегда последнее.

16 июня 1918 года Наркомюст РСФСР выпустил постановление, предоставляющее трибуналам полную свободу в выборе методов борьбы с контрреволюцией. Только в 1922 году судоустройство стало унифицироваться, трибуналы отменялись, сохранившись только у военных. Но в 1934 г. после убийства Кирова дела по 58 УК РСФСР стали рассматриваться в закрытых судебных заседаниях по особой процедуре, где, как правило, не было прокурора и адвоката, а решения выносились в течение нескольких минут. Следствие считалось непогрешимым – в точности как в современных делах об «экстремистской деятельности».

Капитан 1‐го ранга Алексей Щастный был осужден 21 июня 1918 года. Показания против него дал единственный свидетель – Троцкий, который таким образом устранял непокорного конкурента. А конкурент был сильный – профессиональный военный, фактический лидер Центробалта, ставший инициатором поднятия на кораблях красных флагов 3 сентября 1917 годп – в честь провозглашения республики, сторонник большевиков, отказавший в помощи Временному правительству, спаситель Балтфлота, сумевший в феврале 1918 года перевести корабли из Ревеля в Гельсингфорс, не дав немцам их захватить. Вина Щастного была в том, что в мае он разгласил телеграмму Троцкого и Беренса[132] о денежном вознаграждении для тех, кто будут взрывать и топить корабли в случае необходимости. Чем, между прочим, подтверждается готовность большевиков сдать Петроград немцам. Щастный был вызван к Троцкому и арестован в его кабинете. В суде Троцкий сказал: «Щастный настойчиво и неуклонно углублял пропасть между флотом и Советской властью. Сея панику, он неизменно выдвигал свою кандидатуру на роль спасителя. Авангард заговора – офицерство минной дивизии – открыто выдвинуло лозунг “диктатура флота”». В приговоре суда утверждалось, что подсудимый: «сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота, стремясь своею деятельностью восстановить матросов флота и их организации против постановлений и распоряжений, утверждённых Советом Народных Комиссаров и Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. (…) …вёл контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов: то предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, об якобы имеющемся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам, каковые подложные документы отобраны у него при обыске; то лживо внушал, что Советская власть безучастно относится к спасению флота и жертвам контрреволюционного террора; то разглашая секретные документы относительно подготовки на случай необходимости взрыва Кронштадта и флота…»

На следующий день Щастный (на Съезде Советов его, порой без упоминания имени, называли «адмиралом» или же называли фамилию без должности и звания) был расстрелян латышскими стрелками.

После очередной отмены смертной казни в 1920 году Ленин говорил: «Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приёмами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, ещё до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали… Само собой понятно, что всякая попытка Антанты возобновить приёмы войны заставит нас возобновить прежний террор; мы знаем, что мы живём во время хищничества, когда не действуют добрым словом». Здесь – всё ложь от начала до конца. Только за 1920 год по имеющимся данным было расстреляно 6541 человек.

В другом случае Ленин указывал: «Смертная казнь – временная, исключительная мера наказания, применение которой зависит от внутренней обстановки в стране и международного положения. Хотя смертная казнь и была отменена, восстановление расстрелов вполне возможно».

Уже в 1922 году норма о смертной казни в виде расстрела была включена в УК РСФСР. В следующий раз смертную казнь отменили в 1947 году, но секретный Указ предоставлял МГБ право в специальных судах по делам о контрреволюционной деятельности её применять. В 1950 г. смертная казнь в отношении изменников Родины, шпионов, подрывниковдиверсантов восстановлена уже открыто. Конечно, смертная казнь для большевиков была исключительной мерой – она применялась чаще к политическим противникам, чем к уголовникам. Последние считались «социально близкими».

Русское мировоззрение не может отрицать необходимости смертной казни. Ни одно христианское государство за многие века не отменяло смертную казнь надолго. На Руси смертная казнь всегда была публичной: вместе с палачом казнил изувера народ. Именно поэтому данная мера применялась крайне редко (например, в период царствования Александра I было казнено 84 человека). В царствование Елизаветы Петровны смертная казнь была фактически отменена:

все дела, предусматривающие смертную казнь, рассматривала лично императрица. И ни одного смертного приговора вынесено не было. Тем не менее публичная смертная казнь, в особенности применительно к преступлениям против государства, признавалась необходимой. Публичность – это казнь с согласия народа. Если народ не в состоянии лицезреть эту казнь или не желает её, то смертный приговор следует отменить – вот и все правила, которые ограничивают даже чрезвычайно редкое применение такой меры расправы с преступником.

Но вернемся на Съезд, где по запланированному сценарию в самом начале вне всякой повестки было дано слово Троцкому. И он бросает в зал, уже наэлектризованный обсуждением повестки дня, «дохлую кошку» – вопрос о дисциплине в армии и жестоких мерах по противодействию анархии. Оказывается, что на Курском участке фронта некие группы призывают к наступлению на немцев, вопреки решениям центральной Советской власти. И отдельная рота даже самовольно перешла в наступление. При этом во время беспорядков убит комиссар и ранен начальник бригады. Начальник бригады – эсер, военный комиссар, приславший телеграмму – также эсер. Из Невеля ещё один комиссар сообщает «о том, что там ведется бесчестная демагогическая агитация, смысл которой сводится к тому, что Советская власть предает украинских братьев». Ещё в одном месте правительственной делегации грозили бомбой. Троцкий говорит о неких «силах», которые надо бы задержать и расстрелять.

Поскольку большевики только что большинством голосов отказались обсуждать на Съезде восстановление смертной казни, эти слова вызывают взрыв возмущения. Но Троцкий продолжает выдавать факты сомнительного свойства, смущая аудиторию вопросами, ответы на которые он знает: «пьяные банды спасаются войсками Льговского Совета, и когда мы посылаем 5–6 человек, а их обстреливают, то я не знаю, будем ли мы рекомендовать политику беспощадности или мы поспешим призвать их к порядку?» Наконец, после бесконечных экивоков он переходит к делу: «Я предложу Съезду беспощадную расправу с провокаторами, хулиганами и шкурниками». Возможно, подобные слова особенно раздражают тех, кто на I Съезде слышал, как большевики, напротив, выступали за анархию, и получали те же самые характеристики, которыми теперь бросался Троцкий. Вопрос о «докладе» Троцкого большевики впихивают в повестку дня.