Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Попытка мятежа 10 июня

Втайне от Съезда большевиками была подготовлена вооруженная демонстрация (которую они упорно называли мирной) с целью принудить Съезд встать на большевистскую точку зрения. Накануне 9 июня провокаторы были разоблачены – в президиуме Съезда появился оттиск завтрашней газеты «Правда». Большевики и целый ряд других организаций призывали на улицы Петроградский гарнизон, используя слухи о приближающихся к городу казачьих частях. Слухи были беспочвенными. В начале очередного заседания представитель Общеказачьего съезда с представительством всех 11 казачьих войск и фронтовых частей объявил о полной поддержке Съезда Советов и его решений.

Съезд упредил выпуск прокламации и газеты «Правда» с большевистским воззванием и выпустил своё воззвание с призывом не выходить на демонстрацию, не согласованную Съездом Советов. Под угрозой быть изгнанными Съездом, большевики объявили об отмене демонстрации, но в полемике ни на шаг не отступили от своих позиций.

Состоявшееся 10 июня закрытое совещание с представительством всех фракционных групп и руководства Съезда привело к ожесточенной полемике, в которой решался вопрос, какую из резолюций принимать – жесткую или мягкую. Последняя сохраняла некие возможности для примирения большевиков со Съездом, она и была рекомендована Съезду. Но большевики не собирались ни с кем мириться, продолжая делать упор на уличную активность, а не договариваться с представителями Советов, съехавшимися со всей страны.

Сторонником более жесткой позиции был Церетели, который понимал, что силы хаоса просто так не оставят попытки разрушить любой правовой порядок. На закрытом совещании он говорил: «То, что произошло, является не чем иным как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путем эта власть им никогда не достанется. Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться. Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это – уже не идейная пропаганда, это – заговор. Оружие критики сменяется критикой оружия. Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдем к другим мерам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить. Нельзя оставить в их руках те слишком большие технические средства, которые они до сих пор имели. Нельзя оставить в их руках пулеметов и оружия».

11 июня Ленин, выступая перед Петроградским комитетом РСДРП(б), высказал целый ряд инсинуаций в отношении Церетели, который был избран главной мишенью. Министр был назван явным контрреволюционером, который хочет разоружить рабочих; «Церетели говорит, что, кроме большевиков, контрреволюционеров нет». Таких слов Церетели не говорил: он говорил лишь, что контрреволюция может проникнуть в Советы только через большевиков. Ленин лгал: «Мы шли на мирную демонстрацию, чтобы оказать максимум давления на решения Съезда, – это наше право, – а нас обвиняют, что мы устроили заговор, чтобы арестовать правительство». Конечно, это была демонстрация вооруженных людей – это зафиксировали многие очевидцы, которые вступали в пререкания с вооруженными большевиками. И конечно, целью большевиков являлся арест правительства, который произошел в другой раз. Ленин заключает свою речь с полной откровенностью: «мирные манифестации, это – дело прошлого». Чем и подтверждает все опасения Церетели.

Ситуация показала, что большевики вовсе не собираются действовать заодно со Съездом, и лишь используют его трибуну. Кроме того, большевики использовали провокацию, подписывая прокламацию со своими призывами от лица тех организаций, которые никаких решений по данному поводу не принимали.

12 июня на Съезде было оглашено предложение президиума провести во всех крупных городах массовую мирную (без оружия) манифестацию с возложением венков жертвам революции и поддержкой скорейшего проведения Учредительного собрания. При этом участие большевиков, несмотря на их деструктивную позицию, не отвергалось – напротив, они приглашались в состав комиссии по подготовке манифестации.

В ответ большевики посылают на трибуну Ногина (94) с целью зачитать своё заявление о событиях 9 и 10 июня. Решение Съезда о запрете большевистской манифестации он назвал «насилием над волей петербургского пролетариата». Съезд обвинен в том, что он не может порвать с контрреволюционерами. Большевики также заявили, что они не станут впредь «налагать на себя такие антидемократические ограничения». Это означало, что любой запрет на мирные или немирные манифестации большевики будут игнорировать.

Ногин разгласил обсуждения на закрытом заседании представителей фракций, упреждая неизбежное выступление Дана и Церетели, которые подготовили свои резолюции с осуждением большевиков за попытку проведения авантюрной манифестации и c требованием расследовать попытку проведения вооруженного шествия. По словам Ногина, Церетели высказался за признание действий большевиков заговором против Временного правительства и Съезда Советов. Что касается расследования «заговора», то оно понадобилось Церетели «исключительно для того, чтобы выдвинуть программу явно контрреволюциониого характера» – «чтобы произвести обезоружение петроградского пролетариата и раскассирование петроградского гарнизона».

Выступление Ногина было прервано, поскольку он попытался обманом высказать позицию большевиков ещё до официального доклада экстренной комиссии, которая обсуждала этот вопрос. Ногин требует позволить ему огласить оставшуюся часть заявления, угрожая решением большевиков, что они в противном случае уйдут с заседания. Ногин был лишен слова, после чего часть большевиков покинула зал.

Огласить подготовленную резолюцию поручено Либеру (47). Резолюция неявно обвиняла большевиков в контрреволюционности: не называя их, текст гласил, что сложностью ситуации пытаются воспользоваться контрреволюционные силы, выступающие под чужими (большевистскими) знаменами. Поэтому Съезд «решительно осуждает предпринятую 9 и 10 июня попытку устроить в Петрограде демонстрацию втайне от Совета, без принятия сколько-нибудь действительных мер для того, чтобы эта демонстрация не оказалась вооруженной и не привела бы к гибельным для революции кровавым столкновениям». Поэтому: «всякие вооруженные выступления, не исключая и манифестации с участием вооруженных людей, могут устраиваться лишь по постановлению Советов, как единственных органов, представляющих волю всей революционной демократии». «Всякое нарушение этого постановления играет в руку контрреволюции и грозит положить начало гражданской войне». С целью расследования обстоятельств тайной подготовки провокационной манифестации, резолюция постановляла учредить комиссию с представительством всех партий.

Если фронтовик Агранович (биографических данных нет), представлявший 800 000 солдат высказался полностью в поддержку резолюции и возмутился попытками дезорганизации армии со стороны большевиков, то объединенный демократ Старостин (122) вновь оказался на стороне большевиков, предупреждая и угрожая: «Я глубоко убежден, что если мы будем надевать намордники на рабочие массы, если будем ставить им всевозможные границы и делать ряд за рядом проволочные заграждения в отношении проявления народных выступлений, то эта позиция будет неправильна». Отчасти признавая гибельность большевистских лозунгов, оратор предупредил: «Если теперь те или иные лозунги встречают сочувствие, значит, есть почва для них, что массы так бросаются на них», «если мы в этом отношении не сумеем отвести массы от пропасти, куда они идут, и не найдем дороги более правильной, и я скажу: той дороги, которую вы, товарищи, вообще не нашли». Он предложил не сводить партийных счетов и не праздновать победы: «организация Центрального Комитета и большевиков здесь и в других местах сильна, с ней надо считаться. Надо, я скажу, с ней считаться и массам. Как бывший петроградец и большевик, я скажу прямо, что петроградский пролетариат идет за некоторыми лозунгами, необдуманно бросается на них, потому что разбавлен деревней и в рабочей среде много женского труда, а женский элемент не так развит, как развит был раньше петроградский пролетариат, который в огромном количестве ушел на фронт».

Представитель ещё одной микрофракции с.-д. интернационалистов Моисеев (138) также высказался в пользу большевиков, объявив, что подобная резолюция будет воспринята большинством петроградского пролетариата как разрыв – между демократией и её передовым отрядом. А дальше эта позиция будет поддержана московским пролетариатом и пролетариатом больших промышленных районов. И тогда «авангард повернет влево, – армия повернет вправо, и, товарищи, дело кончится именно тем, чего вы хотите избежать: мы будем всё ближе и ближе к кровопролитию, всё ближе к тому, чтобы на улицах Петрограда произошло кровопролитное столкновение между пролетариатом и нашими войсками».

Моисеев сообщил, что в провинции крайне трудно примирять солдат и рабочих, а также о раздражении против петроградского пролетариата. О резолюции: «крестьянская армия может в этом увидать некоторую поддержку своему враждебному настроению к рабочему классу». «Если, действительно, у армии явится такое настроение, если это поведет к кровавому столкновению на улицах Петрограда, то после этого, товарищи, на революции будет поставлена точка». Таким образом, оратор отчетливо проговорил противоречие между интересами армии (фронта) и промышленных рабочих (тыла), а также противоречие между провинцией и петроградскими революционерами. Он предложил заняться расследованием причин широкого недовольства демократических масс столицы, а не ловлей агитаторов.

Либер (докладчик) сообщил, что оглашенная им мягкая резолюция была принята большинством в один голос – и этого добивались большевики и союзные им микрофракции, чтобы не была внесена более жесткая резолюция. А теперь большевики пошли дальше – им не по нраву уже и мягкая резолюция. Меньшевик Вомпе (50), который был сторонником более жесткой резолюции, на этот раз выступил в защиту оппонентов: «Наше большинство виновато в том, что все бесконечные нападки, которые ведутся на большевиков, в конце концов, и нас, настоящее меньшинство, которое всё-таки желает найти соглашение, часто выводят из себя», «мы видим угрожающую опасность в этой отчаянной борьбе, которая всё время ведется в отношении большевиков», «две фракции единой партии ведут ожесточеннейшую борьбу, не желая найти общей пользы». На этом прения прекращаются. Либер произносит длинную речь, бесконечно повторяясь. По мотивам голосования Анатолий Канторович (127) от объединенных с.-д. интернационалистов предлагает дополнение в резолюцию: «Вместе с тем Съезд категорически отмежевывает себя от тех контрреволюционных и безответственных кругов, которые, злорадствуя по поводу совершения частью демократии ошибок, пытаются под видом вражды к большевикам разжечь ненависть ко всему петроградскому революционному пролетариату. Съезд выражает надежду, что правительство впредь проявит большую энергию для борьбы с контрреволюцией». Меньшевики, эсеры и бундовцы объявляют, что будут голосовать за резолюцию. Луначарский (93) от своей фракции объединенных с.-д. требует исключения из резолюции прямого осуждения большевиков за события 9–10 июня. Ибо целью является примирение и восстановление единства. Украинская группа заявляет о поддержке резолюции, но представители Полтавского Совета сообщают, что воздержатся от голосования, потому что резолюция может быть воспринята как направленная против значительной части армии и пролетариата Петрограда. По поводу поправки Канторовича Либер высказывается презрительно – мол, нечего и комментировать. Резолюция принимается при 8 голосах против. Остальные голоса (в том числе и «воздержавшиеся») не подсчитываются. Вероятно, в зале уже не осталось в тот момент ни одного большевика.