Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Террористы истребляют террористов

Во время V Съезда Советов препирательства между двумя группами террористов – левыми эсерами и большевиками – дошли до взаимных оскорблений, до отождествления позиции оппонентов с контрреволюцией, до обвинений в пособничестве политике германского грабежа России, с одной стороны, и до преследования интересов буржуазии, с другой. Считается, что ещё до этой словесной перепалки левые эсеры, хорошо разбираясь в общественных настроениях и зная о массовом недовольстве – как крестьян, так и рабочих – политикой Советской власти (большевиков), заранее запланировали мятеж, который и состоялся в дни Съезда. Но они не могли не оценить в таком случае своих собственных сил и готовности населения Москвы поддержать их с оружием в руках. Либо они не оценили, либо это было что-то иное – не мятеж.

Согласно официальной большевистской версии, решение о проведении ряда террористических актов против германских «представителей империализма» было принято эсерами накануне Съезда – 24 июня. Если следовать этой версии, то, организовав 6 июля убийство посла Вильгельма фон Мирбаха, которого они проклинали в своих речах на Съезде, левые эсеры рассчитывали на то, чтобы спровоцировать срыв Брестского мира и возобновление войны, к которой они тщетно призывали.

Яков Блюмкин. Около 1918 года и во время ареста

Вполне возможно, в теракте участвовал кто-то другой – по показаниям свидетеля убийства, немецкого офицерапереводчика Леонгарта Мюллера, Блюмкиным представился человек лет 30–35. Якову Блюмкину было в тогда 18 лет. На фотографии Блюмкина 1918 года – явно не юноша. Сопровождавший Блюмкина Андреев был оценен тем же лицом вполне адекватно своему возрасту – «лет 30» (ему было 28 лет). Также вызывает сомнение способность Блюмкина, не имевшего образования, быстро освоить сразу несколько восточных языков во время обучения в Академии Генштаба. Также он был слишком юн (20 лет) для того, чтобы его всерьез воспринимали в восточных странах, где его миссии были весьма масштабны.

Большинство историков считает, что Мирбаха убил его спутник эсер Николай Андреев. По свидетельству того же немецкого офицера, Блюмкин стрелял в посла и других присутствующих лиц, но промахнулся. Существует также анекдотическая история, поведанная родственником Блюмкина, о том, что после неудачных выстрелов террорист выпрыгнул в окно и, перелезая ограду, зацепился за нее штанами. Стрелявший более метко Андреев бросил две бомбы (одна не взорвалась), освободил Блюмкина из постыдного положения, и оба уехали на ожидавшем их автомобиле. В открытом заочном суде оба террориста были приговорены к трем годам лишения свободы. Андреев, якобы, умер от тифа на Украине в 1919 году, а судьба Блюмкина была цепью предательств и авантюр в статусе доверенного лица высших чинов большевистских карательных органов.

В этой истории много странностей. Не стыкуется с другими обстоятельствами факт наличия у Блюмкина штатного оружия сотрудника ВЧК и свидетельство Троцкого (в речи на Съезде), что револьверы и бомбы они вместе с Андреевым получили в ЦК левых эсеров. Потом (в 1919 г.) получение оружия в ЦК эсеров подтвердил и сам Блюмкин. Исполнителей убийства Мирбаха невозможно было не найти – остались в живых свидетели нападения, на месте преступления был брошен портфель с документами на имена Блюмкина и Андреева, охраной посольства был зафиксирован номер автомашины, на которой они скрылись, и это была автомашина из парка ВЧК. По показаниям Блюмкина, в машине был штатный шофер ВЧК, а также ещё один шофер – из эсеров. Оба подчинились его инструкциям – не глушить мотор и не удивляться выстрелам и взрывам. В отряд Попова [136] (боевой отряд ВЧК) Блюмкин с Андреевым попали не по заранее согласованному плану, а по выбору шофера-эсера, который оказался за рулем. Раненный в ногу, Блюмкин тогда же был объявлен убийцей Мирбаха, а Андреев скрылся, в неизвестный момент, покинув участников покушения.

В показаниях Блюмкина есть ссылка на беседу с неназванным членом ЦК партии, от которого он, будто бы, получил разрешение на осуществление теракта. Имя этого персонажа в ЧК выяснять не сочли нужным, видимо, зная, кто был провокатором. Впрочем, при низкой дисциплине в «левых» партиях, вполне возможно, что сам Блюмкин был спровоцирован каким-то радикально настроенным эсером или же провокатором, действовавшим по заданию большевиков. Детали убийства посла указывают на провокацию со стороны чекистов с целью покончить с эсерами. Ни одного документа, указывающего на то, что ЦК эсеров планировал убийство Мирбаха и вооруженное выступление, не существует.

Эту интерпретацию событий опровергают зафиксированные показания Спиридоновой (326) от 10 июля: «ЦК партии выделил для приведения в исполнение решения ЦК “тройку”, фактически же из этой тройки этим делом ведала я одна. Блюмкин действовал по поручению моему. Во всей инсценировке приёма у Мирбаха я принимала участие, совместно обсуждая весь план покушения с т. т. террористами и принимая решения, обязательные для всех». Всё это вполне могло быть самооговором, чтобы отвести репрессии от эсеровского ЦК. В тех же показаниях Спиридонова категорически отрицала наличие у эсеров плана свержения большевистского правительства.

Блюмкин был полностью под контролем руководства ВЧК (Дзержинский, Лацис[137], Уншлихт[138], Карахан (65) – все большевики: поляк, латыш, еврей, армянин). Его полностью освободили от всей прочей работы, поручив заниматься делом мнимого племянника германского посланника – однофамильца, пленного австрийского офицера Роберта Мирбаха. Никаких свидетельств о его шпионской деятельности найти не удалось, зато сформировался повод для посещения посольства. Этот повод целиком организован ВЧК, и никакого отношения к левым эсерам не имеет. Для скрытия связи Блюмкина с большевистским руководством задним числом было оформлено решение о расформировании его отдела и оставлении Блюмкина пока без определенных обязанностей. Среди документов, опубликованных в «Красной книге ВЧК», протокол об этом опубликован не был. Само оставление в штате ВЧК после решения о роспуске отдела по имеющимся жалобам сотрудников (за несколько дней до убийства Мирбаха), выглядит более чем странным. При этом в его работе ничего не изменилось – он получает документы по делу Роберта Мирбаха, с которыми и отправляется в посольство.

Более того, информаторы, работавшие на германское посольство, сначала через сотрудников посольства, а потом и лично, за два дня до события подтвердили Дзержинскому, что на Мирбаха готовится покушение. Никаких действий в связи с этим Дзержинский не предпринял. Зато ещё до того, как были установлены исполнители теракта, он сказал Лацису, что подозревает Блюмкина (данные из показаний Лациса). Отключение телефонов посольства сразу после теракта уж точно не могли произвести ни Блюмкин, ни эсеры. Зато аресты начались практически сразу после поступления информации, что теракт состоялся – когда ещё никто не знал имен исполнителей.

Об участии Ленина в затеянной большевистской ЧК провокации свидетельствуют воспоминания сотрудника берлинского полпредства Соломона[139]. Он передает рассказ Красина (61), к которому тот возвращался несколько раз. Красина глубоко поразил цинизм Ленина, который предвкушал расправу над своими противниками. Слова в пересказе были таковы: «Я хорошо знаю Ленина, но такого глубокого и жестокого цинизма я в нём не подозревал… Рассказывая мне об этом предполагаемом выходе из положения, он с улыбочкой, заметьте, с улыбочкой, прибавил: “словом, мы произведем среди товарищей эсеров внутренний заем… и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем…”»

Мятеж левых эсеров был с большой тщательностью описан Троцким в его выступлении на Съезде уже через день. И он характеризовал действия сил мятежников как нерешительные, состояние духа мятежников как очень низкое, а сам мятеж назвал «жалкой пародией». Из чего прямо следует, что действия левых эсеров были спровоцированы – они выступили совершенно не готовыми к сопротивлению, которое им будет оказано. Вероятно, этой провокацией было убийство Мирбаха, состоявшееся совсем не в тот момент, когда по плану провокаторов необходимо было имитировать вооруженное выступление эсеров. Если не признавать провокации, то придется говорить о грубой ошибке и невероятной наивности, чего трудно ожидать от прошедших тюрьмы и каторги террористов, которые в деле революционной борьбы совсем не уступали большевикам. О том, что действия отряда Попова были ответными, следует из того, что аресты левых эсеров начались уже в тот момент, когда Дзержинский ехал к Попову для ареста Блюмкина. Отряд Попова в это время бездействовал.

Еще одно указание на причастность большевиков к провокации – слова Троцкого на съезде: «Но если бы мы сейчас оказались вовлеченными в войну с Германией тем фактом, что убит германский посол, если бы пришлось сдавать Петроград, Москву, – русский рабочий и крестьянин знал бы, что этим мы обязаны провокации лев. с.-р.». Провокация (не эсеров, а большевиков) убивала двух зайцев – давала повод для нового германского наступления, что оправдывало бы при демобилизованной армии сдачу Петрограда, и позволяла расправиться с эсерами, ликвидировав их партию как единственную организованную силу крестьянства. Не говоря уже о том, что Съезд превращался в однопартийный, и без дискуссий стал принимать всё, что ему предлагали большевики – в том числе и никем не изученный проект Конституции. Второй «заяц» был убит наповал, а первый покончил с собой – о треагировав на убийство Мирбаха лишь требованием ввести для охраны посольства германский батальон. Германия показала, что ослабела – ей нечем вести наступление, нечем пугать большевиков, чья власть в одночасье укрепилась. Большевики отклонили требование немцев. Более того, они начали переговоры о новом вступлении в войну на стороне Франции и Англии. Получается, что Брестский мир вовсе не был яблоком раздора. Большевики искали и нашли средство истребления своих конкурентов и установления однопартийной диктатуры.

Был ли вообще эсеровский мятеж? Камков (325), Спиридонова (326), Карелин (328) и другие были не менее искушены в оценке своих сил и средств, чем Ленин, Троцкий и Зиновьев. Они прекрасно понимали, что одним отрядом в 1000 человек свалить власть большевиков совершенно невозможно. Даже при успехе в Москве вопрос о власти не был бы решен в Петрограде и в провинции. Очень странным выглядит жертва своей фракцией на Съезде Советов. Делегаты партии, съехавшиеся с мест, практически сразу при поступлении тревожной информации, были заперты чекистами в здании Большого театра, где проходили пленарные заседания; остальные делегаты были выпущены. Лишь члены ЦК партии эсеров смогли заблаговременно покинуть Съезд. Аресту подверглись и представители других фракций – общим числом около 450 человек. Никто из них ни сном, ни духом не знал ни о каком восстании. При этом подавляющее большинство делегатов имели при себе оружие – так же, как и большевистские делегаты. Они даже не подумали пойти на прорыв и присоединиться к «восстанию». Почему? Потому что никакого восстания не было.