Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Национальный вопрос – подготовка к расчленению страны

То же касалось национального вопроса, над которым долго спорили на секции, и в итоге с длинным докладом выступил Либер (47), детально объясняя элементарное для обоснования, в общем-то, совсем простого и мало чего стоящего текста. В целом же по национальному вопросу предполагалось четыре резолюции, относящиеся к проблеме самоопределения в целом, а также отдельно – финского, украинского и еврейского вопросов.

Позиция Либера, отражавшего позицию большинства Съезда: говорил о широкой политической автономии, децентрализации и признании за всеми народами права на самоопределение вплоть до отделения – как о чём-то совершенно очевидном. Единственным более или менее конструктивным положением предложенной съезду резолюции была фраза: «Съезд высказывается против попыток разрешения национальных вопросов до Учредительного Собрания явочным порядком, путем обособления от России отдельных её частей и т. д. Все подобные шаги, разобщая силы революции, рождают бесконечные споры внутри каждой национальности и, противополагая одну национальную группу другим группам, ведут к ослаблению размаха революции, подрывая хозяйственные и военные силы России, и тем ослабляют возможность упрочения свободной России и, в частности, создают угрозу торжеству начал национального самоопределения». Всё это не касалось оккупированной немцами Польши, которая рассматривалась уже как отрезанный ломоть.

Таким образом, вопрос о территориальном делении откладывался на неопределенное время, что совершенно не устраивало большевиков, которые требовали практических шагов здесь и сейчас – вдруг Учредительное собрание будет не того состава, на который они рассчитывали! И тогда все замыслы по разделению страны на множество государств будут остановлено.

От большевиков выступила Коллонтай – с длинной речью, которую аудитория слушала с интересом не столько к содержанию, сколько к манере говорить – ей не ограничивали время выступления. Коллонтай в длинном и путаном выступлении доказывала простую мысль: с национальным определением надо торопиться, в особенности с вопросами, касающимися Финляндии и Украины. Всё сводилась к тому, что национально-культурное самоопределение вообще не является целью, потому что оно разобщает пролетариат. Другое дело – право на отделение – оно, будто бы, облегчает борьбу революционеров со своими капиталистами. Что демонстрировало: борьба большевиков ведется с государством, а не с буржуазией. Расчленение государства, как полагали большевики, упростит им уничтожение центральных органов управления. Эта антигосударственная позиция на Съезде никогда не критиковалась, ибо «революционная демократия» сама была настроена антигосударственно, лишь менее решительно, чем большевики.

Либер посмеялся над пылкой Коллонтай, сказав, что всё ещё «есть такие безумные национальности, которые не желают отделяться от России, которые предполагают в России оставаться». С его точки зрения, как раз до Учредительного собрания каждый народ сможет «изречь свою волю». Как это могло бы состояться, никто не задумывался – где может возникнуть граница самоопределившегося народа, если на той же территории живут и другие народы? В полемике ответ был таким: а они самоопределятся вместе с ведущим народом. А если нет? Детали никого не интересовали, потому что все эти вопросы перекладывались на будущее Учредительное собрание. Лишь бундовец Исув [69] заявил: «не может быть явочным порядком организовано то или иное самостоятельное государство без соглашения с другими такими же свободными национальностями».

Другой бундовец Рафаил Абрамович (46) определил задачу культурной автономии: «Пролетариат заинтересован в том, чтобы его пролетарская культура, которую он по историческим условиям не может принимать в какой-нибудь неопределенной форме, а должен воспринимать в форме своей национальной, на своём языке, согласно своим историческим традициям, согласно своему историческому происхождению».

Единственный, кто выступил против тезиса «вплоть до отделения» – провинциальный делегат Гарфин (представитель Каломыйского гарнизона (Галиция), биографических данных нет, фамилия, возможно, образована от «Гарфинкель»). Он сказал, что правительство не имеет юридических прав раздавать суверенитеты. Одно дело – федеративные начала, другое – попытка разорвать Россию на части. На это Либер ответил, что правительство следует революционной законности и может принимать любые решения. Для независимости Польши достаточно того, что правительство декларировало её право на полную независимость. В дальнейшем принцип «революционной законности» большевики широко применяли для обоснования любого беззакония. Но первенство в этом методе, видимо, всё же принадлежит «революционной демократии» – меньшевикам и эсерам.

Поправка большевиков была следующая: «Съезд осуждает, как антидемократическую, контрреволюционную политику Временного Правительства, оттягивающую до сих пор разрешение насущных и неотложных вопросов, связанных с осуществлением национальных прав угнетенных народностей России, и слагает с себя всякую ответственность за последствия этой политики, приведшей к конфликтам с Финляндией и Украиной». Её зачитал Преображенский (354), следуя тактике большевиков превращать всякое обсуждение в декларацию враждебности к действующему правительству.

По финляндскому вопросу доклад сделал меньшевик Рафаил Абрамович (46). Представляя позицию большинства, оратор сделал вид, что речь идет о сущем пустяке. Потому что «Финляндия была всегда обособленным, фактически самостоятельным государством, у которого с Россией были определенные договорные отношения». Чтобы эта самостоятельность стала всеобъемлющей, как предлагалось, достаточно прекратить контроль за созывом и роспуском Сейма, отменить утверждение принятых Сеймом законов и дать финнам свободно избирать своих руководителей без согласования с Петроградом. В условиях войны всё это – больше декларации, и самоопределение не может быть в полной мере реализовано. Но достаточно будет и декларации, чтобы после войны независимость Финляндии была гарантирована.

Позицию большевиков многословно изложила Коллонтай, заявив, что мотивировочная часть их не устраивает, но всё же большевики поддержат декларацию. Имея в виду, что необходимо поддержать финский пролетариат в борьбе с мелкой буржуазией, от которой исходит стремление к сепаратизму.

Предложенное половинчатое решение было поддержано в столь же многословном выступлении делегата Финляндской социал-демократической партии Хуттунена [70]. В своём слове финский политик упомянул об обвинении «левых» в том, что они получили от «центральных держав» (Германии и союзников) гарантии независимости, и сравнил это обвинение с обвинением «некоторых русских социалистов» в работе на Германию в целях немедленного прекращения войны. Также он опроверг подозрение в том, что «осуществление независимости Финляндии подвергает опасности не только город Петроград, но и всю северную часть России», заявив, что финляндские социал-демократы не требуют вывода русских войск. Аргументы в пользу независимости Финляндии свелись к одному тезису: «финский народ достиг политического совершеннолетия».

Резолюция по украинскому вопросу была короткой и мягкой – фактически откладывала решение вопроса об автономии Украины до Учредительного собрания. Позицию большевиков высказал Преображенский (354) – Временное правительство должно немедленно признать право украинцев на автономию и образование самостоятельного государства. Тот факт, что текст большевистской резолюции не был нигде опубликован и не сохранился, говорит о том, что лидеры большевиков оставили на Съезде Преображенского для того, чтобы по любому вопросу отчаянно ругать Временное правительство, а сами занялись подготовкой вооруженного восстания и пропагандой своих идей, прежде всего, в армии.

Прозвучавшая резолюция по Украине была прямым следствием более общей декларации о правах национальностей и содержала тезис о полной поддержке «в деле осуществления демократической автономии Украины». В пику большинству от имени большевиков свою резолюцию внёс всё тот же Преображенский, предполагая, что такая резолюция даст «возможность украинскому пролетариату развить свою классовую борьбу внутри украинского народа против всякого шовинизма, против всякой националистической демагогии, для которых в настоящий момент и здесь слишком много места, до тех пор, пока привилегия великороссов, охраняемая Временным Правительством, продолжает существовать и продолжает узаконяться под предлогом, что этот национальный вопрос не может быть решен до Учредительного Собрания». За резолюцию, выработанную на секции и оглашенную Либером, высказались: от имени фракции объединенных еврейских социалистических фракций – Хараш (203), от меньшевиковинтернационалистов – Бер (206), представитель съезда Подольской губернии – Эпштейн (биографических данных нет). В поддержку одного из тезисов большевиков выступил представитель сложившейся на съезде микрофракции украинских социалистов – С. М. Зиновьев (биографических данных нет): «мы полагаем, что осуществление всех демократических принципов возможно и до Учредительного Собрания революционным путем». При этом оратор предложил не действовать «явочным путем» (то есть стараться согласовывать свои действия). Он заявил, что до сих пор Временное правительство не боролось с анархией и сепаратизмом в то время, когда требуется «единение всех демократий всех народов».

Тот же Преображенский от имени секции огласил проект резолюции по борьбе с антисемитизмом, что означало полное единодушие всех фракций. В обоснование резолюции было сказано: «царизм использовал антисемитическую травлю, натравливание остальных народностей на евреев, как метод в борьбе за собственное существование. Он этим мстил народу, рабочий класс которого первым стал под знамя социал-демократии и в массовом масштабе начал борьбу против царизма». «Еврейский народ пережил ужасы погромов при первой революции; он пережил эти ужасы погромов, и масса еврейской крови пролита в первые дни свободы, в первые дни революции. Когда наступил период реакции, травля евреев продолжалась: всевозможные издевательства, всевозможные административные и прочие меры против них с каждым днем всё усиливались и усиливались. Когда же настала война, эта травля приняла особенно дикий и возмутительный характер. Евреев обвиняли в шпионстве, в том, что они на фронте продают русскую армию немцам и в прочих мерзостях, которые мог только придумать реакционный ум».

Сама резолюция гласила: «антиеврейская агитация, маскирующаяся часто под радикальными лозунгами, представляет огромную опасность и для еврейского народа, и для всего революционного движения в стране, ибо грозит потопить в братской крови всё дело освобождения народа и покрыть революционное народное движение несмываемым позором». Резолюция требовала «подавления в зародыше всяких антиеврейских выступлений» и была принята единодушно, без обсуждений и поправок.