Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки (сборник статей)

4. ЛГБТ-поп и статус гомосексуальности в России

Если исходить из статистических данных, пик положительного отношения к ЛГБТ-сообществу среди населения России приходится на 2005 год (20 % респондентов ответили, что однополая любовь — это «сексуальная ориентация, имеющая равное с обычной право на существование»), колеблясь между негативными полюсами как в 1998 году (18 %), так и в 2010 (15 %)[404]. При этом количество респондентов, которые резко негативно относятся к однополым парам (приравнивают гомосексуальность к «распущенности, вредной привычке»), практически не изменилось за 12 лет исследования (34–36 %). Как мне представляется, феномен «Тату» — их образ, поведение и открытая сексуальность — повлияли на отношение населения к не-гетеронормативным парам. Исходя из тех же социологических данных, можно говорить о том, что вопрос поддержки более либеральной сексуальной политики возник в России примерно в тот же момент, когда «Тату» стали главной поп-группой страны — или сразу после этого.

Однако популярность «Тату» породила в России и волну консервативных мнений, которые были многократно озвучены политиками, телеведущими и даже учеными (или как минимум повлияла на нее). В результате оживленных общественных дебатов было предпринято несколько усилий по урегулированию сексуальных норм — например, в 2003 году был повышен возраст согласия с 14 до 16 лет. Примерно в то же время депутат Госдумы Александр Чуев — сторонник «морального и религиозного возрождения России» — впервые попытался поставить на голосование законопроекты, ограничивающие права ЛГБТ-сообщества; на тот момент безрезультатно.

В 2004 году на одной из пресс-конференций девушки рассказали о беременности Юлии Волковой и таким образом сами впрямую разоблачили постановочный характер своих лесбийских отношений (раньше на то, что их сексуальная идентичность — часть игры, «Тату» указывали только намеками). Еще через некоторое время девушки заявили, что «никогда не были лесбиянками»[405]. Это заявление вписалось в новый тренд — артисты, эксплуатировавшие ЛГБТ-имидж, начали впрямую отстраняться от гомосексуальности. Например, почти одновременно с «Тату» Шура заявил, что его публичный имидж не имеет никакого отношения к личности, а его предполагаемая ориентация — только часть сценического образа[406]. Впоследствии от гомосексуальности открестился[407] даже Борис Моисеев.

Нельзя сказать, что ухудшение ситуации для российского ЛГБТ-сообщества происходило молниеносно. В первые четыре года правления Путина в Екатеринбурге ежегодно проводился гей-парад, а в 2006 году в Санкт-Петербурге он прошел в рамках городского праздника и был одобрен администрацией города[408]. Постепенно, однако, общее настроение общества по отношению к представителям ЛГБТ-сообщества становилось все более враждебным, и в 2006 году в Рязанской области был принят первый законодательный запрет на «пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних». Позже этот закон приняли еще 11 регионов, а в 2013 году он вступил в силу и на федеральном уровне. Постепенно во всех сферах жизни была неофициально реализована стратегия «Don’t ask, don’t tell»[409]. По сути, закон «о защите несовершеннолетних от пропаганды гомосексуализма» поставил под угрозу уголовного преследования любое публичное проявление любовной симпатии по отношению к своему полу, любое высказывание в защиту прав ЛГБТ и любой интернет-ресурс, занимающийся поддержкой ЛГБТ-подростков.

Улучшение экономического положения российских граждан позволило Владимиру Путину и близкой ему партии «Единая Россия» провести централизованную реструктуризацию государства и распространить административный контроль на все сферы жизни (существует, впрочем, и точка зрения, что именно контроль привел к развитию экономики). Параллельно под патронажем власти начались поиски традиционных русских ценностей. Эти ценности были найдены в православной религии, централизованной системе власти и гетеронормативности. Оппонирование так называемым западным ценностям, под которыми понимается свобода слова, федерализм, приверженность католической или протестантской этике, а также мультикультурализм и толерантность в отношении меньшинств, здесь неслучайны: пытаясь восстановить в правах развалившуюся империю, российские власти равно в области внутренней и внешней политики дифференцируют себя от другой имперской власти — западной.

«Тату» появились в тот исторический момент, когда общество особенно остро реагировало на социальные изменения в стране, которые в том числе отражались и на восприятии гендера, пола, «предназначения», женственности и мужественности.

Было бы наивным утверждать, что принятые спустя несколько лет законы, названные в народе антигейскими[410], были спровоцированы успехом «Тату», но определенная связь между творчеством группы и новой российской реакцией, мне кажется, есть. Российское государство запрещает не гомосексуальность как таковую, а говорение о ней с несовершеннолетними. А ведь это именно та возрастная аудитория, к которой изначально — и вполне успешно и в России, и на Западе — обращалась группа. Можно было бы предположить, что резкий контраст между посланиями «Тату» в 2001 году и в 2014-м — на Олимпиаде в Сочи — обусловлен тем, что группа решила сменить аудиторию, обратиться к новой публике. Однако вполне возможно, что ситуация обстоит иначе: та публика, которая в начале 2000-х росла на песнях «Тату», сегодня и составляет новую (нео)либерально-патриотическую Россию, повзрослев ровно настолько, насколько поменялись смыслы, транслируемые группой.