Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки (сборник статей)

1. Новая поэтическая волна: попытка определения

Мультимедийный проект Ильи Мазо «ШХД: ЗИМА» начался в конце ноября и завершился через четыре месяца. 30 ноября на сайт[516] был выложен первый из серии анимированных клипов, за которым последовательно загружались остальные элементы проекта: сборник стихотворений Ильи Мазо; короткометражный фильм, в котором ряд российских музыкантов исполняют стихи Мазо в театрализированном пространстве квартиры; минималистичные клипы на песни по мотивам текстов Мазо в узнаваемо московских локациях; компьютерная игра-бродилка по типично российскому панельному дому. Закончился проект спектаклем, собравшим музыкантов-участников примерно тогда же, когда заканчивается некалендарная зима в России — в последних числах марта.

Как представляется, «Зима» четко зафиксировала формирование нового направления в современной российской музыке — направления, которое сам Мазо в интервью Strelka.mag определяет как новую поэтическую волну[517]. Среди ее героев, по версии музыканта, люди, принимавшие участие в одной или нескольких частях его проекта: Савва Розанов («Синекдоха Монток»), Юлия Накарякова («Юлия Накарякова и гуру лоу-фая», ранее — «Лемондэй»), Григорий Полухутенко, Варвара Краминова («Хадн дадн»), Михаил Свистунов («Синее синее небо»). Эти музыканты, которые еще несколько лет назад были лишь косвенно знакомы с творчеством друг друга, в последнее время все чаще собирают совместные проекты и встречаются на концертах, объединенных одной эстетикой. Помимо собственно стилистики и звука музыкантов новой поэтической волны (НПВ) сближают некоторые особенности отношения к музыкальным процессам в российской музыке и своему позиционированию в этих процессах. В своей статье я попытаюсь определить и описать феномен новой поэтической волны, который занимает своего рода теневое положение в российской музыке и любопытно контрастирует с направлениями, очевидно более популярными и зафиксированными в известных российскому слушателю терминах.

Это не первая попытка сложить упомянутых музыкантов — по крайней мере некоторых из них — в общность. Так, например, в 2011 году Александр Горбачев обозначил[518] музыку Григория Полухутенко, Никиты Прокопьева и Сергия Черепихо термином «новые тихие», который, по версии автора, описывал возникавшую тогда в независимой российской музыке новую итерацию авторской песни с ее принципиальной обращенностью «внутрь», а не вовне. Дело, однако, было больше восьми лет назад — и кажется, что критерии описания и выделения этой условной сцены с тех пор существенно изменились. Новая поэтическая волна — это тоже «песни маленьких людей и одновременно — песни сокровенного человека»[519], но ее стилистические рамки сильно расширились от городского фолка, который являлся условным преемником авторской песни. Термин, который я предлагаю, может быть применен в том числе к таким мультижанровым работам, как, например, последние альбомы «Синекдохи Монток». Если сквозь музыку «новых тихих» звучала тишина, то в музыке новой поэтической волны тишина осмысляет себя как пространство и делает своей характеристикой локальность, понятую в обоих смыслах.

Смыслы эти следующие. Во-первых, под словом «локальность» я подразумеваю локальную, точечную известность музыкантов НПВ и взаимосвязи между кругами их слушателей. По моим наблюдениям, чаще всего пересекаются круги слушателей «Синекдохи Монток» и Ильи Мазо (создатель «Синекдохи» Розанов помогал коллеге с выпуском первого альбома). Нынешний культурный статус групп, в которых играет Варвара Краминова, — «Хадн дадн» и «Созвездие отрезок» — несколько противоречит тезису о точечной известности, однако совместные проекты певицы с Ильей Мазо или Юлией Накаряковой позволяют говорить о наличии общего небольшого круга слушателей.

Второй смысл термина «локальность» подразумевает влияние пространства на сюжеты и музыку НПВ, их пространственную обусловленность. С одной стороны, музыканты, которых я объединяю в НПВ, «вдохновляются» реальными и выдуманными пространствами, российской постсоветской эстетикой и событиями, происходящими в городских пространствах их повседневной жизни; с другой — звуки окружающей локальной среды проникают в их песни и приобретают более или менее определенное значение.

Итак, локальность усиливается — превращается в «суперлокальность»[520], по выражению Саввы Розанова, — и становится не только внешней характеристикой записей (локально «питерская» музыка Полухутенко, локально «московская» — «Синекдохи Монток», локально «челябинская» — «Монти Механика»), но внутренней, конституирующей их предпосылкой. Эти песни пространством опосредованы, пространством вдохновлены и поэтому локальны: такой мне представляется внутренняя логика новой поэтической волны. Эта внутренняя логика проявляется еще и в том, как музыканты относятся к продвижению собственного творчества, осмысляют собственное место в социуме. Например, Савва Розанов в интервью Lenta.ru говорил [521]об этом так: «Я пытаюсь воспринимать себя как художника. <…> У меня есть определенные подходы к дизайну своих обложек, к ведению своих, прости господи, социальных сетей. Я, к сожалению, превратил все свои социальные медиа в музей. Это плохо, мне кажется, но я по-другому почему-то не могу».

Еще один пример превращения собственной локальности в фирменный стиль — выбор, который создатель группы «Монти Механик» Георгий Мишнев делает между домашней и студийной записью, размышляя о подходах к новому альбому. Как показывает переписка в ВК-паблике между автором и его слушателями[522], все они считают «самодельность» музыки группы важной составляющей ее вкрадчиво-личного звучания.

Другая объединяющая характеристика музыкантов новой поэтической волны — их последовательный отказ вводить в свои проекты «популярные»/конъюнктурные социальные и политические сюжеты. Условно это можно назвать антихайповым подходом — в прямом смысле и без отсылки к петербургскому хип-хоп-объединению. Это песни, в которых рефлексия на социальные темы присутствует (отсылаю к тому же интервью Саввы Розанова[523]), но не становится центральным мотивом. Социальные темы поэтизируются, остраняются, мифологизируются — как именно, я покажу дальше, подробнее разбирая творчество представителей НПВ. Сами музыканты также отдают себе отчет в сложной позиции по отношению к социальной повестке — так, Юлия Накарякова («Юлия Накарякова и гуру лоу-фая») в одном из недавних интервью задается вопросом «Интересно, если сейчас пойдет волна гражданских высказываний через музыку, не станет ли презираемой та музыка, которая не высказывается?»[524].

Привнесение элемента мифа через культурные отсылки (библейские сюжеты, британский эпос, сказочные и научно-популярные сюжеты и тому подобное) и мифологизация современности рождают особый стиль иронии, который я также выделяю как важную особенность НПВ.

Никита Сивушкин, бывший басист Юлии Накаряковой, много лет занимается тем, что собирает на улицах Петербурга «невидимки» — парикмахерские приспособления для сохранения формы прически[525]. Новую поэтическую волну тоже можно определить как своего рода собрание невидимок (теперь уже «реальных»), сознательно уходящих под радары. Некоторые из этих невидимок заслуживают того, чтобы попытаться их рассмотреть подробнее.