Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки (сборник статей)

1. Разные модерны: попытка определения

Попытки выявить в рэп-культуре модерн и постмодерн делались и до нас. Например, высказывалась точка зрения[453], что рэп в своем развитии повторяет путь мировой литературы: от романтизма (самые первые годы рэпа, «вечериночный» рэп, построенный на идее надежды, «выживания вопреки» в гетто) к модернизму «классического» периода с его борьбой за права афроамериканцев и проактивным гангста-рэпом — и к современному постмодернизму, который сопровождается рефлексией над жанром и поиском новых тем и форм. Метамодерна в этой концепции нет.

Впрочем, наш подход — не хронологический. Мы будем использовать концепты модерна, постмодерна и метамодерна как сокращенные имена некоторых комплексов идей, реализовавшихся в том числе в сфере искусства. Как показывает практика (и как неоднократно отмечали сами теоретики постмодерна и метамодерна), эти комплексы прекрасно сосуществуют. Мы будем говорить о модерне не как о наборе конкретных художественных приемов, характерных для литературного или художественного модернизма (символизм, футуризм, сюрреализм и так далее), а как о рамке «большого модерна». «Большой модерн» в том смысле, в котором его критикуют теоретики постмодерна, характеризуется скорее определенным набором целей и ценностей, которым могут служить самые разные художественные приемы и техники[454]. Литературный теоретик Ихаб Хассан в «Постмодернистском повороте»[455] составил небесспорную, но удобную таблицу-сопоставление основных черт модерна и постмодерна, которые можно разделить на два основных блока: идеологемы (цели, задачи, ценности) и инструменты (художественные и риторические приемы). К ценностям модерна Хассан относит авторство, замысел, оригинальность, искренность, цель (прогресс, развитие), универсальные ценности (метафизика), мужское (фаллоцентризм) и некоторые другие. Среди инструментов модерна — закрытая (целостная) форма, иерархия, большие нарративы, отбор и классификация, типизация.

Это различие между ценностями и художественными приемами важно, потому что рэп часто называют в целом постмодернистским жанром[456]. Такая точка зрения обоснована тем, что хип-хоп возник уже в эпоху постмодерна после 1960-х, активно использует приемы пастиша, семплирования, цитирования, построен на радикализации локального опыта и бэкграунда (принципиально не универсализируемого), в своих речевых стратегиях опирается на сленг и заимствования, активно размывает границы между искусством и повседневной жизнью. Однако если взглянуть на внутреннюю идеологию хип-хопа, а не только на художественные приемы, мы увидим вполне модернистский посыл. Во-первых, это стремление к социальной справедливости; во-вторых — выстраивание национальной, расовой и религиозной идентичности. Хип-хоп «отличается гипертрофированным морализмом, интенсивным религиозным поиском и мимикрией под народную мудрость» — а все это «отсылает к универсальным человеческим ценностям или к „большим трансценденциям“»[457]. Кроме того, семплирование и цитирование, лежащие в основе хип-хопа, весьма далеки от произвольности, декларируемой постмодерном: как пишет Максвелл, «в руках рэперов [семплирование] служит утверждению претензии черного сообщества на художественную оригинальность и принадлежность [произведения автору]»[458].

Творческий метод рэпа может быть постмодернистским, но идеалы там фундаментально модернистские: индивидуальное авторство, оригинальность (свидетельство тому — декларируемая ненависть к «байтингу», некорректному заимствованию), мастерство, в котором соревнуются в баттлах, маскулинность (фаллоцентризм). Главный же из этих идеалов — верность своей сути, аутентичность, «трушность», которая растет еще из изначальной культурно-социальной функции хип-хопа как культуры ущемленного и маргинализированного афроамериканского меньшинства. Концепт «трушности» — типичный пример того, что Теодор Адорно называет «жаргоном подлинности»[459]. Анализируя экономическую и социальную ситуацию в Германии 1930-х, он приходит к выводу, что, когда традиционные религиозные институты утратили силу, а потребность в прикосновении к «возвышенному» осталась, в новом индустриальном городском обществе возникла целая серия квазиритуалов, дублирующих переживание от молитвы: например, любование «нетронутой» природой, обостренное переживание жизни перед лицом собственной смертности и ничем не опосредованная коммуникация-близость с другим субъектом («встреча»). «Трушность» — явно слово из этого модернистского жаргона.