Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Также в выступлении безымянного казака отразилось реальное положение дел на Дону: «слово “большевик” на Дону до последнего времени было страшным словом, и за принадлежность к этой партии старики-казаки секли своих детей».

Последний день съезда – принятие резолюций без прений и без подсчета голосов. В том числе без прений было принято решение о предоставлении государственной независимости Финляндии, которая до этого государством никогда не была. 22 декабря СНК принял решение вынести вопрос о государственной независимости Финляндии на заседание ЦИК, а 27 декабря сразу две финские делегации оказались в Смольном («буржуазная» и социалистическая). Они не ожидали, что большевики так легко согласятся предоставить финнам независимость. Это объяснялось тем, что Финляндия была для Ленина, Троцкого и других местом, куда они могли сбежать в случае неудачи своей авантюры с захватом власти. Путь был недалек и давно накатан «пломбированными вагонами».

До сих пор считается, что признание независимости Финляндии имело под собой какую-то правовую основу. Акт о признании независимости Финляндии был вручен финским делегатам 31 декабря в Смольном – почетная обязанность сделать это от имени ЦИК была возложена на Бонч-Бруевича (342). При этом акт был утвержден только 4 января, причём ненадлежащим для этого органом – Петроградским Советом Рабочих и Солдатских депутатов. Тем не менее отсчет официальной независимости Финляндии всё равно ведется с 31 декабря – согласно выданной большевиками «филькиной грамоте».

Уже 27 января 1918 г. в Гельсингфорсе началось восстание «левых» – гражданская война после Петрограда впервые была развязана именно в Финляндии. Очень скоро при поддержке германских войск произошла массовая расправа с «левыми»: 7370 человек было казнено, в лагеря было помещено более 75 000, из которых от нечеловеческих условий умерло 13 500 человек (15 %). Это была жестокая расправа, но куда менее кровавая, чем та, которую учинили в России большевики.

С тех пор решения о раздаче суверенитетов большевиками было поставлено под сомнение, ибо мировая революция требовала единения трудящихся вопреки государственным границам. Что предопределило походы Красной Армии в Закавказье, Туркестан и в Польшу. Но пытаться вернуть Финляндию большевики не рискнули – она так и осталась потенциальным местом их отступления. Ведь большевики управлять Россией не умели, да так и не научились. Принцип «берите суверенитета, сколько хотите» через семь десятилетий превратил оставшуюся в рамках СССР бывшую периферию Российской Империи в цепь враждебных к прошлому России режимов, где государственная русофобия продолжала русофобию постбольшевиков в РФ.

Россия по своей природе – унитарное государство, сомнений нет. Но рассуждения о «жестком централизме» русской государственности являются неким штампом, которым ХХ век снабдил память о самодержавной монархии. В действительности централизм Российской Империи сочетался с широкой автономией. Присоединенные территории не предполагали колониального гнета, который всегда сопровождал заморские завоевания европейских держав. Напротив, Империя вкладывалась в инородческие провинции, а также предоставляла им возможность, опираясь на высокую русскую культуру, подняться до высот, которые провинциальным народам ранее были неведомы. Местная знать неизменно получала привилегии российского дворянства.

Отдаленные и слабозаселенные территории управлялись генерал-губернаторами, что соответствовало не столько централизму, сколько административной автономии: генералгубернатор был для своей губернии или края то же, что Государь для Империи. Этот централизм был обусловлен слабостью местных общин, а также опасностью захвата слабозаселенных территорий соседствующими странами. В землях Центральной России имелось широкое самоуправление, которое становилось всё более прочным и деятельным в течение всего периода Империи. Польша, Финляндия, Грузия имели широчайшую национальную автономию. Разделение Польши на губернии Западного края было обусловлено исключительно задачами усмирения антирусских восстаний, память о которых не могла быть забыта.

Ротация кадров, которые обеспечивали имперское управление, не может считаться слабостью. Напротив, Империя обучала свои управленческие кадры работе по одному закону всюду – как и положено суверенному государству. При этом местные обычаи и самоуправление не затрагивались, если они не входили в противоречие с интересами Империи. Так или иначе, инородческая крамола должна была подавляться, а дикие обычаи изживаться. Большевики, использовав против Империи крамолу и дикость, потом всё равно перешли к подавлению того и другого – любая власть, если она не хочет покончить самоубийством, занимается этим.