Это всё для меня…

Пётр и Василиса

Вся наша семья — коренные ивановцы, осевшие в основном в Воробьёве. Именно в этот кусочек малой родины глубоко проникли наши родовые корни.

В Ильинской церкви венчали, крестили и отпевали моих предков. По тихим зелёным улочкам Воробьёва бегала малолетняя будущая моя родня. В Воробьёвских школах и начальном Ильинском училище постигали науку юные деды и прадеды моего сына. И ему, родившемуся далеко отсюда, теперь уже взрослому человеку, так же дорог этот уголок земли, как и всем нам.

Мне хотелось бы рассказать о своих прадеде и прабабушке по линии матери, которые ещё совсем молодыми перебрались сюда из Гаврилово-Посадского района и для потомков которых город Иваново стал дорогой сердцу родиной.

Мой прадед Пётр большую половину жизни прожил в деревне, крестьянствовал, имел семерых детей, но, устав бороться с нуждой, решил где-то в начале 1900-х перебраться в Иваново. Прадед привык всё делать основательно, поэтому, прибыв в Иваново заблаговременно, устроился работать дворником в усадьбу бывшего ивановского фабриканта Бакулина, возможно по чьей-то рекомендации.

Бакулин, разглядев в Петре человека неглупого, старательного, исключительно честного и глубоко верующего, приблизил его к себе. Как рассказывала впоследствии моя бабушка, барина даже в бане мыть удостаивался чести только Петруша.

Бакулин же и помог Петру со строительством дома. Прадеду выделили участок в Воробьёве, почти напротив усадьбы хозяина. Сюда, отстроившись, Пётр и перевёз всё своё многочисленное семейство во главе с женой Василисой.

Трое старших детей пошли работать на фабрику. Владевший грамотой Пётр устроился в фабричной конторе, моя пятнадцатилетняя бабушка и её старшая сестра стали ткачихами.

Надо сказать, что мою прабабушку Василису прадед сосватал из соседнего с деревней села Ярышева, взяв её в жёны из очень бедной крестьянской семьи за красоту. Была Василиса белолицей да статной, с большими серыми глазами.

Прадед мой никогда в жизни не курил, не сквернословил, не брал в рот спиртного, а уж Василису свою любил… Моя тётя рассказывала: «Кормит барин своих слуг обедом — щи, каша гречневая, булка, так отец мякиш в булке из середины выберет, а туда каши гречневой наложит, Васёне своей отнесёт — гостинец». Прабабушка моя кашу гречневую очень уважала.

Жили Пётр и Василиса в полном согласии. Я впоследствии сама неоднократно слышала из уст моей девяностолетней прабабки запомнившуюся фразу: «Пётр-то меня жалел», что, несомненно, являлось высшим проявлением любви у мудрых наших предков. Семья не бедствовала — старшие работали, прадед управлялся с делами на господском дворе, а ночью ходил вокруг барского дома с колотушкой, показывая, что хозяйское добро находится под бдительной охраной.

В новом доме подарила Василиса Петру восьмого ребёнка — дочку Агнессу.

Но беда приходит нежданно-негаданно. Как-то по весне решил Пётр скинуть снег с крыши каретника. Снег отяжелел, набряк, на дороге наледь. Забравшись на крышу, Пётр оступился неловко и свалился, сильно ударившись обо что-то головой… Когда хоронили отца, Агнессе, младшей из детей, было шесть месяцев.

Василиса, потерявшая свою красоту от безутешного горя, поднимала детей одна, пройдя с ними через войны, голод, тиф, потеряв на Гражданской своего старшего любимого сына, названного именем отца.

Дети с малолетства, приученные к труду и свято почитавшие родителей, не отбились от рук, все вышли в люди. Росли весёлыми, дружелюбными, с интересом принимали все жизненные преобразования, которые принесло с собой новое время. Дом Василисы всегда был гостеприимно открыт для друзей и подруг её детей. Её младшие дочери и сын были членами молодёжного клуба в Воробьёве. Хорошенькие тётушки моей мамы являлись непременными участницами всех самодеятельных спектаклей, которые ставились в то время на сцене клуба. У меня до сих пор хранятся фотографии всей их театральной труппы.

Кирпичное здание бывшего молодёжного клуба и сейчас украшает тихую Кольцовскую улочку в Воробьёве, через дорогу стоит и дом моей прабабушки Василисы, со временем утративший свой первоначальный облик и потерявший прежних хозяев.

Сохранился и бывший барский дом на той же улице. Ещё в конце восьмидесятых отличавшийся красотой и ухоженностью, сейчас он, увы, в довольно неприглядном состоянии. Добротные хозяйственные постройки и забор красивой кирпичной кладки тоже пока ещё удерживают свои позиции. Жаль, если всё это придёт в упадок. Двор усадьбы Бакулина был так сродни «Московскому дворику» Поленова — такой же зелёный, с возвышающимися вдали церковными куполами.

Оставшись вдвоём с младшей дочерью, которая тогда училась на зубного врача, моя прабабушка пустила в дом квартирантов. Квартировал у бабки Василисы в тридцатые годы и никому в ту пору не известный молодой человек, будущий деятель искусств РСФСР, народный художник России Марк Малютин, приехавший в наш город со своей матушкой из Смоленской губернии. В доме запахло красками. Всюду валялись холсты, стояли мольберты. Молодой художник учился здесь писать акварелью, маслом. И позировала ему порой не кто иная, как моя прабабушка Василиса Парфёновна.

Позднее, уже в доме моей бабушки, дочери Василисы, хранились небольшие его картинки на фанере, написанные акварелью, ещё далёкие от совершенства — видимо, первые пробные работы: бабушка Василиса, вынимающая ухватом чугунок из печки, автопортрет молодого художника, краснокирпичное здание молодёжного клуба с возвышающейся над ним белой Ильинской церковью. К великому сожалению, ни одна из этих дорогих нашему сердцу работ не сохранилась.

Моя мама, которую маленькой девочкой приводили в гости к бабушке Василисе, хорошо помнит, как дядя Марк работал над эскизами и набросками. Они ей казались некрасивыми. Зато готовые картины она всегда подолгу рассматривала. Подходила тётя Феня, мать художника, гладила маленькую сероглазую девочку по головке, разговаривала с ней.

В бывшем барском саду, засаженном липами, в глубине усадьбы Бакулина в тридцатые годы прошлого столетия был открыт парк, который обнесли зелёной деревянной оградой. Вековые липы в бывшем старом парке частично сохранились и доныне. По выходным и в праздничные дни играл здесь духовой оркестр. Вечерами со всей округи собиралась сюда воробьёвская молодёжь: одетые по моде того времени девушки в светлых шляпках, низко надвинутых на лоб, принаряженные юноши.

И смотрела из-под руки на новое молодое поколение, стоя у ворот своего дома, моя прабабушка Василиса.