Саквояжники [англ. и рус. параллельные тексты]

2.

She awoke to the sight of white linen floating in the wind on the clothesline outside the window.

Она проснулась, и в глаза ей сразу бросилось белое белье, висевшее на веревке за окном и развевавшееся на ветру.

The rich aroma of corned beef and cabbage, wafting into her room on the heavy summer breeze from the kitchen next door, told her it was Sunday.

Сильный запах жареного мяса и капусты проникал в ее комнату с соседней кухни вместе с летним ветерком. Этот запах напомнил ей, что сегодня воскресенье.

It was always like that on Sundays, only when you were a little girl it had been more fun.

Так всегда бывало по воскресеньям, когда она была маленькой девочкой, и воспоминание об этом доставило ей удовольствие.

On Sundays, when she'd returned from church with her mother, her father would be awake and smiling, his mustache neatly trimmed and waxed, his face smooth and smelling of bay rum.

По воскресеньям, когда она возвращалась с мамой из церкви, папа уже ждал их. Его усы были подстрижены и набриолинены, лицо гладко выбрито, и от него пахло лавровишневой водой.

He tossed her into the air and caught her as she came down, hugging her close to him and growling,

Он подбрасывал ее в воздух, ловил и крепко прижимал к себе, спрашивая:

"How is my little Jennie Bear this morning?

- Ну как себя сегодня чувствует моя Дженни-медвежонок?

Is she sweet and filled with God's holiness fresh from the fount in the back of the church?"

Попробовала ли она крови Христовой из цистерны за церковью?

He laughed and she laughed and sometimes even her mother laughed, saying,

Он смеялся, она смеялась, иногда смеялась даже мама, но при этом говорила:

"Now, Thomas Denton, is that the proper way for a father to talk to his own daughter, sowing in her the seeds of his own disobedience to God's will?"

- Послушай, Томас Дентон, отцу не пристало так разговаривать с дочерью, сея в ее душе зерна непослушания воле Божьей.

Her father and mother were both young and filled with laughter and happiness and God's own good sunshine that shone down on San Francisco Bay.

Папа и мама были молодыми и счастливыми.

And after the big dinner, he dressed himself carefully in his good blue suit and took her by the hand and they went out of the house to seek adventure.

После обеда папа надевал свой лучший костюм, брал Дженни за руку, и они выходили на улицу в поисках приключений.

They first met adventure on the cable car that ran past their door.

Первое приключение ожидало их сразу возле дома в виде канатной дороги.

Holding her in his arms, her father leaped aboard the moving car, and waving his blue-and-white conductor's pass, which entitled him to ride free on any of the company's cars, pushed forward to the front of the car, next to the motorman.

Держа ее на руках, папа запрыгивал в движущийся вагончик, предъявлял бело-голубой пропуск кондуктора, который давал ему право бесплатно ездить на любых видах транспорта компании, и проходил в голову вагона к кабине вагоновожатого.

There he held her face up to the rushing wind until the breath caught in her throat and she thought she'd burst with the joy of the fresh, sweet wind in her lungs.

Там он подставлял Дженни свежему ветру, и хотя у нее перехватывало дыхание, ей очень нравилось, как свежий, ласковый ветер наполняет ее легкие.

"This is my daughter, my Jennie Bear," he shouted to all who would listen, holding her proudly so that all who cared to look could see.

- Это моя дочь, моя Дженни-медвежонок, - кричал папа всем, кто слушал его, гордо держа перед собой девочку, чтобы все, кто желает, могли видеть ее.

And the passengers, who up to now had been engrossed in their own private thoughts, smiled at her, sharing somehow in the joy that glowed like a beacon in her round and shining face.

И пассажиры, которые до этого момента были погружены в собственные мысли, улыбались Дженни, разделяя удовольствие, написанное на ее сияющем лице.

Then they went to the park, or sometimes to the wharf, where they ate hot shrimp or crabs, swimming in garlic, and her father drank beer, great foaming glasses of it, bought from the bootlegger who operated quite openly near the stands. But only to wash away the smell of the garlic, of course.

Потом они шли в парк, а иногда на пристань, где ели горячих креветок или крабов с чесночной подливкой. Отец пил пиво, которое покупал у бутлегера, почти открыто продававшего свой товар возле столиков - конечно же, исключительно для того, чтобы посетители могли перебить запах чеснока.

Or sometimes, they went out to the zoo and he bought her a bag of peanuts to feed the elephant or the monkeys in their cages.

Иногда они ходили в зоопарк, и папа покупал Дженни пакетик арахиса, которым она кормила слона или обезьянок.

And they returned in the evening, and she was tired and sometimes asleep in her father's arms.

Когда они вечером возвращались домой, она иногда от усталости засыпала на руках у отца.

And the next day was Monday and she couldn't wait until it would be Sunday again.

Назавтра был понедельник, и она не могла дождаться, когда снова наступит воскресенье.

No, nothing passed as quickly as the Sundays of your childhood.

Ничто, однако, не пролетает так быстро, как детские воскресенья.

And then she went to school, frightened at first of the sisters, who were stern and forbidding in their black habits. Her small round face was serious above her white middy blouse and navy-blue guimpe.

Потом она пошла в школу, где очень испугалась сестер, выглядевших строгими и неумолимыми в своих черных одеяниях.

But they taught you the catechism and you made your confirmation and lost your fear as bit by bit you accepted them as your teachers, leading you into a richer Christian life, and the happy Sundays of your childhood fled deeper and deeper into the dim recesses of your mind, until you hardly remembered them any more.

Сестры преподавали катехизис. Ко времени конфирмации страх постепенно исчез, и сестры воспринимались как учителя, ведущие к христианской жизни и счастью. Воскресенья детства все глубже и глубже скрывались в уголках памяти, пока почти совсем не исчезали там.

Jennie lay quietly on her sixteen-year-old bed, her ears sharpening to the sounds of the Sunday morning.

Шестнадцатилетняя Дженни лежала на кровати и прислушивалась к звукам воскресного утра.

For a moment, there was only silence, then she heard her mother's shrill voice.

Какое-то время было тихо, потом она услышала пронзительный голос матери:

"Mr. Denton, for the last time, it's time to get up and go to Mass."

- Мистер Дентон, я тебе последний раз говорю, что пора вставать и идти к мессе.

Her father's voice was husky, the words indistinguishable.

Голос отца звучал хрипло, разобрать слова было невозможно.

She could see him in her mind's eyes, lying unshaven and bloated with Saturday-night beer in his long woolen underwear, on the soft, wide bed, burying his face in the big pillow.

Она представила себе отца, небритого и опухшего от субботнего пива, в длинном шерстяном нижнем белье, лежащего на широкой мягкой кровати и уткнувшего лицо в большую подушку.

She heard her mother again.

Снова раздался голос матери:

"But I promised Father Hadley ye'd come this Sunday for sure.

- Но я ведь обещала отцу Хадли, что в это воскресенье ты обязательно придешь.

If ye have no concern for your own soul, at least have some for your wife's and daughter's."

Если уж ты не заботишься о собственной душе, то хотя бы позаботился о наших с дочерью.

She heard no reply, then the door slammed as her mother retreated to the kitchen.

Ответа не последовало. Потом раздался стук двери - это мать ушла в кухню.

Jennie swung her bare feet onto the floor, searching for her slippers.

Дженни опустила босые ноги на пол и стала нашаривать тапочки.

She found them and stood up, the long white cotton nightgown trailing down to her ankles as she crossed the room.

Найдя их, она встала и направилась в ванную. Длинная белая хлопчатобумажная ночная рубашка оборачивалась вокруг щиколоток.

She came out into the kitchen on her way to the bathroom and her mother turned from the stove.

По пути в ванную она зашла на кухню.

"Ye can wear the new blue bonnet I made for ye to Mass, Jennie darlin'."

- Дженни, дорогая, ты можешь надеть к мессе новый голубой берет, который я тебе сшила, -сказала мать, повернувшись от плиты.

"Yes, Mother," she said.

- Хорошо, мама, - ответила Дженни.

She brushed her teeth carefully, remembering what Sister Philomena had told the class in Hygiene. Circular strokes with the brush, reaching up onto the gums, then down, would remove all the food particles that might cause decay.

Она тщательно почистила зубы, памятуя о том, чему их учила сестра Филомена на занятиях по гигиене: сначала круговые движения щеткой, потом вверх и вниз - только так можно удалить остатки пищи, которые могут вызывать неприятный запах во рту.

She examined her teeth carefully in the mirror.

Дженни внимательно рассмотрела зубы в зеркале.

She had nice teeth. Clean and white and even.

У нее были хорошие зубы - белые и ровные.

She liked being clean. Not like many of the girls at Mercy High School, who came from the same poor neighborhood and bathed only once a week, on Saturdays.

Она любила чистоту, не то что большинство девочек из Школы Милосердия, которые тоже были из бедных семей и мылись только один раз в неделю, по субботам.

She took a bath every night - even if she had to heat the water in the kitchen of the old tenement in which they lived.

Дженни принимала ванну каждый вечер, хотя для этого приходилось нагревать воду на кухне старого дома, в котором они жили.

She looked at her face out of her clear gray eyes and tried to imagine herself in the white cap and uniform of a nurse.

Ясными серым глазами она взглянула в зеркало и попыталась представить себя в белой шапочке и в форме медсестры.

She'd have to make up her mind soon.

Пора уже готовиться к этому.

Graduation was next month and it wasn't every student who could get a scholarship to St. Mary's College of Nursing.

В следующем месяце она закончит школу, но не каждая выпускница сможет получить направление в колледж Святой Марии, где учатся на медицинских сестер.

The sisters liked her and she'd always received high marks throughout her attendance at Mercy.

Сестры в школе любили ее, и во время обучения она всегда получала высокие оценки.

Besides, Father Hadley had written Mother M. Ernest, commending her for her devout attendance and service to the church, not like so many of the young ladies today, who spent more time in front of a mirror over their make-up than on their knees in church in front of their God.

А кроме того, отец Хадли написал матери Эрнест, что Дженни уделяет много времени церкви, не то что большинство современных молодых девушек, которые проводят больше времени перед зеркалом, накладывая макияж, чем в церкви на коленях перед Распятием.

Father Hadley had expressed the hope that the Good Mother would find a way to reward this poor deserving child for her devotion.

Он выразил надежду, что мать-настоятельница не оставит своим вниманием столь достойное дитя.

The scholarship to St. Mary's was given each year to the one student whose record for religious and scholastic achievements was deemed the most worthy by a committee headed by the Archbishop.

Направление в колледж Святой Марии давалось каждый год лишь одной ученице, чьи успехи в религии и учебе признавались комиссией, возглавляемой архиепископом, наиболее значительными.

This year, it was to be hers, if she decided to become a nurse.

Если Дженни решит стать медсестрой, то в этом году такое направление получит она.

This morning, after church, she'd have to present herself to Mother M. Ernest, at the Sister House, to give her answer.

Сегодня утром, после службы в церкви, она должна предстать перед матерью Эрнест и дать окончательный ответ.

"It is God's mercy you'll be dispensing," Sister Cyril had said, after informing her of the committee's choice. "But you will have to make the decision.

- Благодаря Господу выбор пал на тебя, - сказала ей сестра Сирил, сообщив о решении комиссии. -Но ты должна самостоятельно принять решение.

It may be that attending the sick and helpless is not your true vocation."

Может быть, уход за больными п немощными вовсе не твое призвание.

Sister Cyril had looked up at the girl standing quietly in front of her desk.

Сестра Сирил посмотрела на девушку, молча стоящую перед ее столом.

Already, Jennie was tall and slim, with the full body of a woman, and yet there was a quiet innocence in the calm gray eyes that looked back at her.

Дженни была высокой, стройной, с оформившейся фигурой и спокойными, целомудренными серыми глазами.

Jennie did not speak. Sister Cyril smiled at her.

Дженни ничего не ответила, и сестра Сирил улыбнулась.

"You have a week to make up your mind," she said gently. "Go to the Sister House next Sunday after Mass. Mother Mary Ernest will be there to receive your answer."

- У тебя еще есть неделя, чтобы принять окончательное решение, - ласково сказала она. -Приходи в следующее воскресенье после мессы в сестринскую общину, мать Мария Эрнест будет там, и ты скажешь ей свой ответ.

Her father had cursed angrily when he heard of the scholarship.

Отец рассердился, когда услышал о направлении.

"What kind of life is that for a child?

- Да разве это жизнь для ребенка?

Cleaning out the bedpans of dirty old men?

Выносить судна из-под грязных стариков?

The next thing you know, they'll talk her into becoming a nun." He turned violently to her mother. "It's all your doing," he shouted. "You and those priests you listen to.

А потом они вдобавок уговорят ее стать монахиней? - Он резко повернулся к жене и закричал: - Это все твои штучки, твои и священников, которых ты слушаешь.