Простая милость

33

"Индиан-чиф" стоял перед аптекой. Поскольку Гас сидел в участке, я решил, что он застал Дойла у Хальдерсона. Мы с Джейком двинулись дальше и подошли к полицейскому участку на другой стороне площади. Я направился внутрь, но Джейк остановился.

— Что мы мо-мо-мо-можем с-с-с-сказать?

— Не волнуйся, говорить буду я.

— Может, не на-наадо?

— Ладно, подожди снаружи. Я сам разберусь.

— Нет, я по-по-по-пойду.

Я совсем не чувствовал волнения, только злость и отчаяние. Иное дело Джейк. Он идет, потому что я иду, а когда он заходил в участок, было ясно — он делает это с неохотой, но все-таки делает. Я подумал, как много в нем такого, чего не видят люди, замечающие только его заикание.

Внутри были двое. Один из них, офицер Блейк, говорил по телефону. Другим был Дойл. Одет он был не в униформу, а в джинсы и гавайскую рубаху, красную с желтыми цветами. Вокруг правого глаза лиловел огромный синяк, заползавший на щеку, губа с той же стороны выглядела распухшей. Потягивая кока-колу из бутылки, Дойл молча оглядел нас.

— Пришли поговорить с Гасом, ребята? — спросил Блейк.

Когда мы вошли, он пришпиливал какие-то бумаги к доске объявлений позади главного стола. Несколько листов он еще держал в руках, и я разглядел, что это вполне богоугодные объявления о розыске.

— Не совсем, сэр, — сказал я, приблизившись к столу. — Есть одно важно дело, которое Гас должен сделать.

— Придется повременить до понедельника, сынок.

— Невозможно. Это нужно сделать сейчас.

Офицер Блейк положил оставшиеся объявления на стол.

— Тебя зовут Фрэнк, верно? Что за важное дело, Фрэнк?

— Гас копал могилу для нашей сестры. И не закончил.

— Это важно, — согласился офицер Блейк. — Вот что, ребята. Я позвоню Ллойду Арвину. Он заведует кладбищем. Уверен, он найдет кого-нибудь другого, чтобы закончить работу.

— Мне не нужен кто-нибудь другой. Мне нужен Гас.

Стул, на котором сидел Дойл, скрипнул, я взглянул в его сторону и увидел, что он по-прежнему лениво потягивает колу. Наверное, все происходившее доставляло ему удовольствие.

— Ничем не могу помочь, ребята, — сказал офицер Блэйк. — Извините.

— Но, сэр, это очень-очень важно.

— Таков закон, сынок. Говорю тебе, Ллойд Арвин подыщет кого-нибудь другого, и уверен, этот другой отлично справится.

— Нет, пожалуйста, — сказал я. — Это должен быть Гас.

Дойл отставил свою колу в сторону.

— Почему Гас?

Мне хотелось, чтобы Дойла там не было, или чтобы я был постарше и покрепче и мог избить его, как Гас — нет, еще сильнее. Я не хотел даже поворачивать голову в его сторону, не то что разговаривать. Но положение было безвыходное.

— Потому что он происходит из семьи потомственных могильщиков, и не просто копает яму, — ответил я.

— Но, сынок, что же такое могила? — сказал офицер Блейк. — Просто яма.

— Нет, сэр. Когда все сделано правильно, то это ларец, вырезанный в земле, который примет в себя нечто драгоценное. Не хочу, чтобы кто-нибудь другой вырезал ларец для Ариэли.

— Я сочувствую, Фрэнк, искренне сочувствую. Но отпустить задержанного не могу.

Дойл снова взял бутылку с колой и сказал:

— Почему нет, Клив?

Офицер Блейк сжал кулаки, костяшками пальцев уперся в стол с лежавшими на нем объявлениями и наклонился в сторону Дойла.

— Потому что я уже подготовил документы. И не имею для этого полномочий. Как объяснить начальству?

— Что объяснять? — сказал Дойл. — Просто отпускаешь его, он докапывает могилу для девочки, а потом возвращается.

— Ты уверен, что он вернется?

— Спроси его.

— Послушай, Дойл…

— Просто приведи его сюда и спроси, Клив.

— Привести сюда?

— Боишься его, что ли?

— Ты сам будешь говорить, — ответил офицер Блейк.

Дойл приложил пальцы к синяку.

— Этот придурок меня ударил, — сказал он. — Приведи его сюда, Клив.

— Господи, — сказал офицер Блейк. Посмотрел на Дойла, потом на меня, потом на Джейка, наконец покачал головой и сдался. Достал из стола связку ключей, отпер металлическую дверь в задней стене и направился в помещение, где содержались задержанные.

Когда он ушел, Дойл ничего нам не говорил, а просто лениво попивал колу, как будто синяк на лице, приятель за решеткой и пара наивных мальчуганов, пришедших с безнадежной миссией, — самые привычные для него явления.

А я думал: плюнуть ему в глаза за то, что натворил столько бед, или поблагодарить за то, что помогает нам сейчас?

Гас, одетый все в ту же перепачканную футболку, тоже с синяком под глазом, явился в сопровождении офицера Дойла.

— Привет, ребята, — сказал Гас.

— Они пришли тебя вызволять, — Дойл произнес это без всякой насмешки, серьезно и основательно.

— Я объяснил ситуацию, — сказал Блейк.

— Ну что, Гас? — сказал Дойл. — Если Клив отпустит тебя выкопать могилу для дочери Драмов, ты вернешься?

— Вернусь, — ответил Гас.

Офицера Блейка это явно не убедило. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но Дойл его опередил.

— Если Гас говорит, что вернется, — значит, вернется. Отпусти его, Клив.

— Начальство…

— К черту начальство. Так будет правильно, и ты это знаешь. — Дойл взглянул на Гаса. — Тебе помочь?

— Нет, сам справлюсь.

— Хорошо. — Дойл запустил руку в карман джинсов, что-то извлек оттуда и бросил Гасу. — Ключ от твоего мотоцикла, — сказал он.

— Спасибо.

Дойл метнул взгляд на Джейка и на меня, и я не мог разобрать, что у него на уме. Ждал благодарности? Думал, что мы теперь квиты?

— Ваш папаша знает, что вы здесь? — спросил он.

— Нет, сэр.

Дойл поднял свою здоровенную ручищу и взглянул на часы.

— Если не ошибаюсь, скоро прощание с вашей сестрой. На вашем месте, ребята, я бы тащил задницы домой.

— Спасибо, сэр, — сказал я офицеру Блейку.

— Идите. — Полицейский повернулся к Гасу. — Гас, если не вернешься через два часа, пеняй на себя.

Гас последовал за мной и Джейком.

— Я подбросил бы вас на мотоцикле, — сказал он, — но мне нужно на кладбище.

— Пешком дойдем, — ответил я.

— Клянусь, у Ариэли будет прекрасная могила, — пообещал он. Размашистыми шагами он пересек площадь, вскочил на мотоцикл и умчался.

Мы с Джейком уже сворачивали на Тайлер-стрит в направлении Равнин, когда рядом с нами остановился "паккард". Из окошка высунулся отец.

— Влезайте, — сказал он. Металл в голосе ясно давал понять, что отец недоволен. Я подумал, что виной тому наше таинственное исчезновение, но понимал, что причиной может быть и происходившее в доме Брандтов.

На этот раз Джейк не застолбил переднее сидение, и я устроился радом с отцом.

— Я разыскивал вас по всему городу. — Он переключил коробку передач и тронулся с места.

Я объяснил, что случилось. Отец выслушал, не перебивая. Потом взглянул на меня с каким-то удивлением и сказал:

— Ну и дела.

И как бы он ни сердился на своих сыновей, на этом все закончилось.

— Ты говорил с Карлом? — спросил я.

— Меня не пропустили в ворота.

— Думаешь, они знают?

— Уверен, кто-то им рассказал. Мне бы только поговорить с пареньком.

— Может быть, когда все утихнет?

— Может быть, Фрэнк, — сказал он, но без всякой надежды.

Дома мы закончили приготовления к прощанию, отец позвонил дедушке и сказал, что мы нашлись. Потом мы снова забились в "паккард" и поехали к Ван дер Ваалю.

Мы прибыли к четырем, моя мать была уже там вместе с дедом и Лиз. Но это была совсем не та женщина, которая вихрем вылетела из дома из-за того, что отец слишком часто упоминал Бога в ее присутствии. Ее непреклонность исчезла, гнев — я надеялся — тоже. Мать выглядела слабой, какой-то хрупкой — как пустая яичная скорлупа, из которой выдули содержимое, а потом затейливо раскрасили. В нашей семье она всегда была главной движущей силой, и видеть ее в таком состоянии было тяжело.

Она нежно улыбнулась и поправила мне галстук.

— Отлично выглядишь, Фрэнки.

— Спасибо.

— С вами все хорошо, ребята?

— Да, — сказал я. — Разумеется.

— Я вернусь, — сказала она. — Мне просто было нужно… на некоторое время. — Она посмотрела в сторону, в дальний конец траурной залы, где стоял закрытый гроб, украшенный цветами. — Ладно, пойдемте.

Неожиданно она взяла меня за руку и направилась к гробу. Я шел с ней, думая, что вместо меня она должна была держать за руку отца. И я понял, что между ними что-то исчезло, что-то, привязывавшее мать ко всем нам, и теперь она отдаляется от нас. Понял, что мы не просто потеряли Ариэль, мы теряем друг друга. Теряем все.

Я уже неоднократно бывал на прощаниях, и понимал, что у этого ритуала, сопутствующем смерти, есть особое значение. Трудно сказать "прощай", и почти невозможно в одиночку. Ритуал — это как ограда, о которую все мы опираемся, и это позволяет нам держаться прямо и вместе, пока все худшее не останется позади.

Многие жители округа Сиу пришли, чтобы выразить свое почтение. Пришли, потому что знали Ариэль, или наших родителей, или всю нашу семью. Мы с Джейком большей частью стояли в углу и наблюдали, как мать с отцом принимают соболезнования и выслушивают самые теплые слова о своей дочери. Отец, как обычно, был сама почтительность. Мать по-прежнему напоминала пустую скорлупу, и смотреть на нее было мучительно — как будто она вот-вот рассыплется. Лиз стояла рядом со мной и Джейком, и я был признателен ей за поддержку. Мне казалось, что мы стоим уже долго, я сказал Лиз:

— Мне надо подышать свежим воздухом.

— Мне тоже, — подхватил Джейк.

— Ну хорошо, — сказала Лиз.

— Ты скажешь маме и папе?

— Конечно. Далеко не отходите.

Мы выскользнули из траурной залы через главный вход навстречу вечернему персиковому свету, заливавшему Нью-Бремен. Похоронное бюро находилось в красивом старом здании, когда-то принадлежавшем человеку по фамилии Фарригут, который давным-давно построил консервный завод в долине реки Миннесоты и разбогател. Мы отошли подальше от крыльца, чтобы приходившие и уходившие не увидели нас и не чувствовали себя обязанными что-нибудь нам сказать. Не хотелось ни с кем говорить.

Джейк наклонился и сорвал четырехлистный клевер. У него было какое-то сверхъестественное умение их находить.

— Думаешь, сегодня мама вернется домой? — спросил он.

Я смотрел, как пожилая пара нетвердыми шагами прошла по аллее и медленно поднялась по ступенькам похоронного бюро, и подумал, что, возможно, скоро кто-нибудь из них или оба будут лежать в гробу в этой траурной зале, и ответил:

— Кто знает.

Джейк бросил клевер.

— Все изменилось.

— Я знаю.

— Иногда я боюсь.

— Чего?

— Что мама не вернется. То есть, что придет домой, но не вернется.

Я понял, что он имеет в виду.

— Пойдем, — сказал я. — Прогуляемся.

Мы покинули участок Ван дер Вааля, направились вдоль по улице, на ближайшем перекрестке свернули влево и прошли еще квартал, пока не оказались в Глизон-парке, где дюжина детей играли в бейсбол. Мы с Джейком встали у левой стороны поля и какое-то время наблюдали за игрой. Мне были знакомы некоторые игроки — ребята младше меня, в основном ровесники Джейка. Наверное, он тоже знал этих ребят, и, возможно, именно они дразнили его за заикание, потому что он не обращал особого внимания на игру. Один из ребят, Марти Шонфельдт, нанес удачный удар и, подняв облако пыли, кинулся во вторую базу, а Джейк сказал: