Простая милость

37

Родители, обеспокоенные моим долгим отсутствием, отправили Джейка меня разыскивать. Он застал меня сидящим на песке.

— Что ты здесь делаешь?

— Думаю.

— Ты вернешься?

— Передай, что я пойду домой пешком. Пешком вдоль реки.

— С тобой все хорошо?

— Просто передай им, Джейк.

— "Ладно, не злись.

Он отошел, а потом вернулся.

— Что случилось, Фрэнк?

— Иди и передай им, а если хочешь поговорить, возвращайся.

Спустя несколько минут Джейк вернулся, запыхавшись, и я понял, что весь путь он проделал бегом. Он сел рядом со мной.

День клонился к вечеру, и мы сидели в тени, которую отбрасывали высокие тополя, растущие возле железной дороги. Река протекала в пятидесяти ярдах перед нами, на другом берегу виднелись заливной луг и поле, засаженное зеленой стеной кукурузы. Дальше, примерно в миле от нас, высились холмы, когда-то направлявшие широкое течение реки Уоррен.

— Он убил ее, — наконец сказал я.

— Кто?

— Мистер Брандт убил Ариэль.

— Чего?

— Все время я обвинял мистера Редстоуна и не видел того, что лежало на поверхности.

— Что ты несешь?

— Мистер Брандт убил ее. Убил, приволок сюда и бросил в реку.

— Ты рехнулся? Он же слепой.

— Я закрыл глаза, Джейк, и притворился, будто я сам слепой. И спустился сюда. Это было совсем несложно. Если сумел я, сумел и он.

— Зачем ему было убивать Ариэль?

— Потому что она забеременела, и ребенок был от него.

— Нет. Он слишком старый. И лицо все в шрамах. То есть, если бы я не знал его хорошо, меня бы трясло от одного его вида.

— В том-то и дело. Ты хорошо его знаешь, и тебя это не беспокоит. Думаю, не беспокоило и Ариэль. Она была в него влюблена.

— Ну, это просто глупо.

— Подумай сам. Она всегда твердила, что хочет в Джуллиард, а потом вдруг передумала. Захотела остаться здесь. Почему? Из-за мистера Брандта.

— Может быть, из-за Карла.

— Карл уезжал в колледж, — возразил я. — Он сказал нам об этом. Когда я спросил его, любит ли он Ариэль и собирается ли жениться, он ответил: "Нет". Теперь я понимаю, в каком смысле он ее "не любил". Кто еще общался с Ариэлью? Если бы появился еще один парень, разве мы бы не узнали о нем? Единственный мужчина, с которым она была близка, — мистер Брандт. Подумай об этом, Джейк. Она бывала здесь постоянно.

— Но разве Лиза не знала?

Я вспомнил день, когда я стоял в дверях ее комнаты и наблюдал, как она утюжила нагишом, совсем не замечая меня, и сказал Джейку:

— Она глухая. И я думаю, Ариэль иногда пробиралась сюда ночью, когда Лиза спала.

— Но зачем он убил ее, Фрэнк? Разве он злился на нее? Это бессмысленно.

Я подобрал камушек, бросил в реку и сказал:

— Взрослые творят много бессмысленного.

— Почему мама и папа не подумали об этом? То есть, если ты так уверен, то почему они — нет?

— Не знаю. Может, слишком любят его, чтобы допустить подобную мысль.

Джейк подтянул колени к груди и уставился на реку.

— И что нам делать?

— Расскажем Гасу, — ответил я.

Найти его оказалось трудно. Было воскресенье, и почти ничего не работало. Мы проверили стоянку возле "У Рози", но мотоцикла там не обнаружили. Некоторое время мы блуждали по городу и почти не разговаривали. То, о чем мы думали, отбивало всякое желание вести беседу. Как только я представил себе, что мистер Брандт сделал с Ариэлью, я беспрестанно, вновь и вновь прокручивал все это у себя в голове. Я видел, как он взваливает ее на плечо, точно скатанный ковер, спотыкаясь, бредет по тропинке и бросает в реку. Я злился все сильнее и сильнее, внутри меня все переворачивалось, когда я представлял, как прихожу к Эмилю Брандту и бросаю обвинение ему в лицо. Я представлял себе, как полицейский — к примеру, Дойл — грубо хватает его, защелкивает наручники, заталкивает в машину и увозит.

— Надеюсь, это сделал не он, — сказал Джейк откуда-то из ниоткуда.

Мы шагали по Тайлер-стрит в сторону дома. Время приближалось к ужину, и я не хотел, чтобы родители беспокоились о нас, поэтому мы шли быстро, к тому же меня подстегивала сильнейшая злость.

— Это сделал он, — ответил я, — и надеюсь, теперь он отправится в ад.

Джейк ничего не сказал.

— Разве нет?

— Не уверен.

Я остановился и повернулся к нему, вскипев.

— Он убил Ариэль, Джейк. Убил нашу сестру, и если его не убьют полицейские, то я сам его убью.

Джейк отвернулся и зашагал дальше.

— Ну? — спросил я.

— Я больше не хочу убийств, Фрэнк. Я не могу больше злиться. Не могу больше грустить. Я рад, что мама вернулась домой. Я просто хочу, чтобы все было хорошо.

— Ничего не будет хорошо, пока мистер Брандт не окажется в тюрьме и не отправится на электрический стул.

— Ладно, — сказал Джейк и зашагал дальше.

Я держался позади, потому что хотел побыть наедине со своим дрянным настроением. Так мы и шли — Джейк шагал впереди, а я тащился сзади и брюзжал, пока мы не добрались до дому.

Мать поставила на стол остатки ветчины, салат из макарон и зеленого горошка, нарезанный арбуз и картофельные чипсы. Едва мы сели ужинать, я услышал рычание мотоцикла, привстал и увидел, что на церковной стоянке припарковался Гас.

— Я поел, — сказал я.

— Но ты только начал, — удивилась мать.

Джейк взглянул в окно.

— Я тоже поел.

Отец посмотрел на нас обоих.

— Вы двое вели себя чересчур смирно. Что вы задумали?

— Ничего.

Мать улыбнулась нам и сказала:

— Идите, погуляйте. Увидите Гаса, — скажите ему, что если он голоден, пусть заходит подкрепиться.

Мы спустились в церковный подвал, услышали, что в душе течет вода, и я позвал:

— Гас!

— Минуточку! — крикнул он в ответ.

Вскоре он вышел с мокрыми волосами и белым полотенцем, обернутым вокруг бедер. Он усмехнулся и спросил:

— Что такое, ребята?

— Мы тебя искали, — ответил я.

— Прокатился на мотоцикле. Когда ветер дует мне в лицо, я лучше чувствую свободу. Наверное, пытаюсь выветрить воспоминания об этой чертовой кутузке, в которую меня засадили. — Он пристально взглянул на нас. — Что-то серьезное, да?

Я изложил ему все.

— Господи. — Гас почесал голую грудь и повторил: — Господи. Отцу рассказали?

— Нет.

— А надо бы.

— Думаешь, я прав?

— Надеюсь, нет, Фрэнк, но проверить не мешает.

— Ты можешь побыть рядом, когда мы будем рассказывать? — спросил я.

— Разумеется. Только погодите, пока я оденусь.

Мы ждали наверху, в церкви. Джейк сидел в первом ряду, сложив руки на коленях — совсем так же он сидел, когда слушал отцовские проповеди. Я ходил перед алтарем, и внутри у меня все переворачивалось. Солнце стояло низко, и витражное окно в западной стене позади алтаря играло цветными бликами.

— Фрэнк?

— Чего?

— А если не рассказывать папе?

— Почему это?

— Разве важно, кто убил Ариэль?

— Конечно, важно. Очень важно. Что с тобой?

— Я просто думаю…

— О чем?

— Происходят чудеса, Фрэнк. Но не такие чудеса, как я представлял себе раньше. Ну знаешь, как с Лазарем. Мама снова счастлива — ну, почти — и это чудо. А я вчера не заикался, и знаешь, что? Думаю, я больше не буду заикаться.

— Отлично, я очень рад.

Это была правда, хотя мою радость омрачала жуткая ненависть, которую я испытывал к Эмилю Брандту.

— Я просто думаю: может быть, оставить все, как есть, может быть, поручить все Божьей воле и надеяться на еще какое-нибудь чудо?

Я остановился и посмотрел Джейку в лицо. В нем было что-то бесхитростное и — не подберу другого слова — прекрасное. Я сел рядом.

— Как оно произошло? — спросил я. — Твое чудо?

Он задумался.

— Меня охватило нечто такое, как будто я видел свет, или слышал голос, или что-то еще. Я просто…

— Что?

— Я просто перестал бояться. То есть, может быть, никто больше не сочтет это чудом, но для меня это было чудо. И вот что я скажу, Фрэнк. Если мы поручим все воле Божьей, может быть, никто из нас больше не будет бояться.

— Я думал, ты не верил в Бога.

— Я тоже так думал. Наверное, ошибался.

В церковь вошел Гас.

— Ладно, — сказал он. — Думаю, лучше обсудить все это здесь, вашей матери пока не надо ничего знать. Кто сбегает за отцом?

Я знал, что Джейк не пойдет, поэтому развернулся и вышел из церкви. Солнце только начинало садиться, но облака над холмами уже пылали грозным оранжевым светом. Я вошел в дом и услышал, как моя мать играет на фортепиано "Лунную сонату". После исчезновения Ариэли она не подходила к инструменту, и я только сейчас понял, каким пустым был дом без музыки. Отец сидел на диване и читал газету — так бывало воскресными вечерами, когда его дневные заботы наконец заканчивались. Я ощутил желание развернуться и уйти — как ни хотелось мне, чтобы убийцу Ариэли нашли, еще больше мне хотелось, чтобы жизнь снова стала нормальной. Но предположение о виновности Эмиля Брандта было слишком чудовищным, чтобы держать его при себе, поэтому я подошел к отцу и сказал:

— Гас хочет тебя видеть.

— Зачем?

— По важному делу. Он в церкви.

— А Джейк где?

— Тоже там.

Отец озадаченно взглянул на меня, свернул газету и отложил в сторону.

— Рут, — сказал он, — мне надо поговорить с Гасом. Я ненадолго уйду. Фрэнк и Джейк со мной.

Она продолжала играть и ответила, не поднимая взгляда от клавиш:

— Не вляпайтесь в неприятности.

Когда мы подошли к церкви, отец приобнял меня за плечо:

— Красивый будет закат, Фрэнк.

Я не ответил, потому что на закат мне было плевать. Через минуту мы стояли рядом с Гасом и Джейком.

— Сам расскажешь, Фрэнк, или мне рассказать? — спросил Гас.

Я все рассказал отцу.

Когда я закончил, Гас сказал:

— В этом есть смысл, капитан.

Отец прислонился к алтарной решетке и глубоко задумался.

— Мне нужно поговорить с Эмилем, — сказал он наконец.

— Я тоже хочу быть там, — выпалил я.

— Фрэнк, я не думаю…

— Я хочу быть там. Я имею право быть там.

Отец медленно покачал головой.

— Это не тот разговор, при котором стоит присутствовать тринадцатилетнему ребенку.

— Прошу прощения, Капитан, но я думаю, Фрэнк дело говорит. Он постоянно участвовал во всей этой кутерьме. Именно он указал тебе на Брандта. Мне кажется, он имеет право быть там, если хочет. Конечно, я человек посторонний, но думаю, тебе может понадобиться другая точка зрения.

Отец задумался, потом взглянул на моего брата.

— Ну а ты, Джейк? Ты тоже хочешь быть там?

— Мне все равно, — ответил Джейк.

— Тогда я бы предпочел, чтобы ты не ходил. И ты тоже, Гас. Не хочу, чтобы Эмиль почувствовал, будто мы на него ополчились.

Я не верил своим ушам. Мой отец говорил без всякой злости. Он выглядел слишком спокойным.

— Он сделал это, папа, — сказал я.

— Фрэнк, никогда не обвиняй человека, пока не узнаешь всех фактов.

— Но он это сделал! Я знаю, он это сделал.

— Нет. Твое предположение имеет определенный смысл, но оно не учитывает, что за человек Эмиль Брандт. Я никогда не чувствовал в нем такого закоренелого злодейства, о котором ты говоришь. Поэтому я считаю, что сейчас нам известна лишь часть всей этой истории. Если Эмиль будет с нами искренен, мы все узнаем и поймем.

Сквозь витражное окно позади алтаря заходящее солнце метнуло огонь, алтарь и крест вспыхнули, алтарная решетка, скамьи и пол вокруг моего отца запылали, и я не понимал, как он может спокойно стоять посреди всего этого пламени. В другое время я бы восхитился его рассудительностью, но сейчас она меня бесила. Я же просто хотел, чтобы Эмиля Брандта вздернули.