Простая милость

12

Эмиль Брандт вернулся домой только в следующую субботу, когда до Четвертого июля оставалось три дня. Аксель привез его на ферму из Городов-Близнецов, из частной больницы, в которую Эмиля перевели для отдыха и лечения. Отец отправился повидать его, я увязался за ним. Глаза у Эмиля были ввалившиеся, лицо изможденное, но он улыбался. Лиза хлопотала вокруг него, и, хотя она терпеть не могла, когда до нее дотрагивались, сама она несколько раз легко коснулась брата — ее ладони, словно бабочки, опускались ему на руки и на плечи. Ариэль прильнула к Эмилю, крепко обняла и заплакала.

— Все хорошо, — сказал он ей. И повторил всем нам: — Все хорошо.

Аксель не стал задерживаться, поблагодарил Ариэль и Джейка за помощь и уехал на своем большом черном «кадиллаке». Я подумал, что он с большим облегчением завершил свою роль в этой драме. Мой отец и Ариэль уговаривали Эмиля отдохнуть, но тот утверждал, что жизнь вошла в нормальное русло, велел Лизе принести шахматы, и они с отцом собрались сыграть партию.

— Интересная получится глава для мемуаров, как ты думаешь? — спросил Брандт у Ариэли.

— Не шути так, пожалуйста, Эмиль, — ответила Ариэль.

Он потянулся к ней, она взяла его за руку, и он ласково промолвил:

— Это была случайность. Роковая случайность, и больше ничего. Все позади. Теперь ступай домой. Ты уже достаточно для меня сделала.

— Нет, — сказала Ариэль. — Я хочу остаться.

Он кивнул, и его незрячие глаза остановились на лице Ариэли, как будто он прекрасно ее видел.

— Хорошо, — ответил он. — Нужно кое-что перепечатать.

Ариэль ушла, и через несколько минут из окна кабинета донесся стук клавиш пишущей машинки.

Приступая к партии, отец попросил меня зайти в дом и посмотреть, не нужно ли чем-нибудь помочь Лизе.

— Ей Джейк помогает, — сказал я.

— Уверен, и для тебя найдется работа, — заявил отец, и я понял, что мое присутствие нежелательно.

Зайдя в дом, я встал в дверях кухни. Джейк и Лиза разбирали полки. Я предложил помочь, но Джейк сказал, что они сами справятся, а Лиза, увидев меня, бешено замахала руками. Я пошел слоняться, забрел в гостиную и стал разглядывать висевшую на стене табличку. Это был памятный знак с музыкального фестиваля в Вене, в центре серебром было выведено: «Эмиль Брандт».

Сквозь окно гостиной, выходившее на переднее крыльцо, послышался голос Брандта. Они с отцом обменялись ходами, а потом папа спросил:

— Недавно ты говорил мне, что ты счастлив, Эмиль. Что произошло?

— Что произошло? Сначала я перебрал виски, а потом перебрал снотворного. Чистая случайность, клянусь.

— Не верю. Никто не верит, Эмиль.

— А если ты в другой раз случайно переберешь снотворного?

Брандт замолчал, и я слышал только, как смеется на кухне Джейк, стучат по клавиатуре пальцы Ариэли, а по железной дороге вдоль реки с нарастающим гулом несется поезд. Когда состав прошел мимо, дом слегка тряхнуло. А потом Брандт ответил:

— В другой раз у меня не хватит храбрости, Натан.

— Но зачем? Зачем вообще пытаться?

Брандт горько усмехнулся.

— Твоя жизнь слишком насыщена. Куда тебе понять?

— Твоя жизнь по-своему насыщена, Эмиль. Например, музыка. Разве не в ней твое великое блаженство?

— Если разобраться, она значит довольно мало.

— А что тогда перевешивает?

Брандт уклонился от ответа.

— На сегодня мне хватит шахмат. Я хочу отдохнуть.

— Эмиль, поговори со мной.

— На сегодня хватит, я сказал.

Было слышно, как Брандт поднялся и направился к двери.

Я поскорее переместился на кухню. Джейк был весь обсыпан мукой, Лиза на большой доске раскатывала тесто. Из гостиной донесся голос отца:

— Ребята, пора домой.

Джейк помахал Лизе, она заметно расстроилась, однако понимающе кивнула. Он стряхнул муку с одежды и подошел ко мне.

Эмиль Брандт стоял в гостиной, скрестив руки на груди, ему явно не терпелось поскорее от всех нас отделаться. Отец придерживал входную дверь.

— Я буду молиться о тебе, Эмиль, — сказал он.

— С таким же успехом можешь бросить монетку в колодец желаний, Натан.

Мы дошли до «паккарда», и я спросил:

— Папа, можно мы с Джейком пойдем пешком?

Джейк метнул на меня вопросительный взгляд, но промолчал.

— Ладно, — рассеянно ответил отец. Он пристально смотрел на дом Брандта и наверняка размышлял о тяжелом разговоре, который только что произошел между ним и его добрым приятелем.

— Не задерживайтесь, — сказал он, сел в машину и уехал.

— Почему мы идем пешком? — жалобно спросил Джейк.

— Я хочу кое на что взглянуть возле реки. Идем.

Было уже знойно и душно, и когда мы пробирались сквозь бурьян к железной дороге, кузнечики скакали перед нами, натужно стрекоча. Джейк продолжал канючить.

— Ну куда мы идем, Фрэнк?

— Скоро увидишь.

Мы перешли через пути, миновали тополя, спустились к самой реке и двинулись в сторону Равнин. Когда перед нами показалась песчаная отмель, поросшая камышом, Джейк взял вбок, поближе к высокому берегу. Я продолжал идти вперед.

— Куда ты идешь? — спросил Джейк.

— Говорю тебе, сейчас увидишь.

Джейк внезапно понял, куда я направляюсь, и отчаянно замотал головой.

— Фрэнк, мы туда не пойдем.

Я приложил палец к губам и принялся как можно тише пробираться сквозь камыши. Джейк замешкался, бросился было к берегу, но снова остановился, и наконец последовал за мной. Вблизи прогалины я опустился на четвереньки и двинулся ползком, будто животное, выслеживающее добычу, Джейк последовал моему примеру. Ни на прогалине, ни в шалаше никого не было. Целую минуту я высматривал и выжидал.

Вокруг в тяжелом знойном воздухе носились стрекозы. Наконец я встал.

— Не нужно нам этого делать, — умоляюще прошептал Джейк.

— Тихо, — ответил я.

Возле шалаша я встал на четвереньки и заполз вовнутрь. Я не особо представлял, что пытаюсь найти, и поначалу ничего не заметил. Потом я увидел в углу бугорок на песке, принялся копать и вскоре обнаружил большую жестяную банку, примерно в фут высотой и дюймов восемь в диаметре. Она была завернута в белую парусину и перетянута резинкой. Я вытащил банку из песка и вынес на свет, Джейк с несчастным видом наблюдал за моими действиями. Я стянул резинку, снял парусину и заглянул внутрь. В банке было много всего. Первым делом я вытащил свернутый в трубочку журнал «Плейбой». Я слышал про это издание, но ни разу не видел ни одного номера. Несколько минут я перелистывал его, разинув рот, а Джейк смотрел мне через плечо. Наконец я отложил журнал в сторону и снова занялся банкой. В ней обнаружились наручные часы с Микки-Маусом, у которого была отломана одна рука, керамическая лягушка размером примерно с мой кулак, маленькая индейская кукла, одетая в оленью шкуру, резной гребень из слоновой кости и военная медаль «Пурпурное сердце». Среди всего прочего были очки Бобби Коула и фотография, принадлежавшая покойнику. Мне была непонятна ценность большинства этих вещей, но дедушке Дэнни они явно были дороги. Я задумался, чем содержимое банки заинтересовало Дойла.

— Что это за барахло? — спросил Джейк.

— Не знаю.

— Думаешь, он все это нашел?

— Или украл. Нарви мне тростника, — сказал я, кивнув в сторону зарослей.

— Зачем?

— Просто нарви.

Пока Джейк выполнял мою просьбу, я сложил все обратно в банку, весьма неохотно расставшись с «Плейбоем», обернул жестянку парусиной, перетянул резинкой, поставил обратно в ямку в углу шалаша и присыпал песком. Джейк принес мне полдюжины тростинок, которые я сложил метелкой, как Дойл несколько дней назад.

— Ступай точно по нашим следам, — сказал я Джейку.

Он пошел. Я следовал за ним, стараясь смести с песка любые признаки того, что мы здесь побывали.