Простая милость

27

В маленьком городке ничего не утаишь. Новости распространяются непостижимо, словно магия, и неотвратимо, словно чума. Вскоре почти весь Нью-Бремен знал о беременности Ариэли и подозрениях шерифа против Карла Брандта.

Допросили товарищей Карла, и все они подтвердили — судя по тому, что Карл говорил в последнее время, он действительно спал с Ариэлью.

Подруги Ариэли подтвердили, что она выглядела огорченной, но упорно держала при себе все, что ее беспокоило. Все подозревали, что тут замешан Карл, двое из подруг заявили, что подозревали о возможной беременности.

Родители Карла Брандта, Аксель и Джулия, затаились и не выпускали сына из своего особняка на Высотах. Мой отец изо всех сил пытался устроить встречу, которую считал совершенно необходимой для того, чтобы все разобрались в ситуации, но ему так и не удалось пробиться через Саймона Гейгера, который работал у Брандтов и отфильтровывал все звонки, поступавшие на их домашний телефон. Он попробовал действовать напрямую и вместе с матерью приехал в особняк к Брандтам, но его не пустили. Отец безоговорочно верил в Божье водительство, но он огорчился из-за таких непредвиденных препятствий.

Шериф был больше настроен на сотрудничество. Он делился с моими родителями всем, что узнавал во время допросов Карла Брандта, но поскольку они всегда проходили в присутствии адвоката, результаты были более чем скромными. Молодой человек не подтверждал, но и не опровергал свою причастность к беременности Ариэли, и твердил, что ни он, ни Ариэль в брак вступать не собирались. Карл повторил свой прежний рассказ, что в ту ночь, когда она исчезла, он слишком много выпил и потерял ее из виду во время посиделок у реки. Шериф поделился с моими родителями своими опасениями, что Карл словно бы повторяет затверженный сценарий.

Эмиль Брандт, похоже, совсем выпал из нашей жизни. После исчезновения Ариэли он постоянно находился при моей матери, но, когда раскрылась беременность Ариэли, фамилия Брандт оказалось в самой гуще событий, а их семья отгородилась от мира, матери сделалось противным все, связанное с Брандтами. Это отчасти поставило ее в тупик. Она постоянно злилась. Злилась на отца. Злилась на Брандтов. Злилась на нас с Джейком, если мы путались у нее под ногами. Но больше всего злилась на Бога. Мы старались держаться от нее подальше.

В среду днем отец отправился в контору Ван дер Вааля, чтобы отдать распоряжения насчет похорон Ариэли, назначенных на субботу. Джейк и я остались дома с матерью, которая сидела в кресле-качалке на веранде, курила сигарету на виду у всех, кому случалось пройти мимо, и суровым взглядом смотрела на церковь. Она не причесалась и была одета в тапочки и домашний халат и тапочки. Отец перед уходом пытался поговорить с ней по поводу одежды, но быстро сдался.

Когда Гас подъехал и припарковал мотоцикл возле церкви, я возился в гараже со своим велосипедом, заменяя спущенную шину. Гас перешел через дорогу, настолько сосредоточившись на моей матери, что не заметил меня. Окна гаража затянула паутина, и стекла нуждались в помывке, однако вид на веранду открывался отличный, и я слышал все, что там происходило.

Гас встал на нижнюю ступеньку.

— Натан дома, Рут?

— Ушел, — ответила мать и выпустила облачко дыма.

— Знаешь, когда вернется?

— Понятия не имею. Он занимается похоронами Ариэли. Какие-то новости от твоего дружка Дойла? Для этого ты ищешь Натана?

— Я бы лучше поговорил с ним самим.

— Если тебе что-нибудь известно, лучше поговори со мной.

Гас взглянул на женщину, которая медленно раскачивалась в кресле в тени веранды.

— Хорошо, — сказал он наконец. Поднялся по оставшимся ступенькам и посмотрел ей в прямо в глаза.

— По словам Дойла, — продолжил он, — шериф рассчитывал найти орудие, которым оглушили Ариэль, прежде чем бросили в воду. Он предположил, что это, скорее всего, монтировка, и, вероятно, она по-прежнему находится где-то у Карла. Но окружной атторней отказался ходатайствовать перед судьей. Якобы недостаточно доказательств. Шериф считает, что окружной атторней — просто бесхребетник.

Дым заструился у матери из ноздрей, и она сказала:

— Артур Мендельсон всегда был гадиной. Он был гадиной в детстве и остался гадиной до сих пор. Он никогда не выступит против Акселя Брандта.

Она приложила сигарету к губам, и ее взгляд задержался на лице Гаса.

— Что ты думаешь по поводу монтировки?

Гас задумался над ответом — вернее, над целесообразностью ответа как такового.

— Насколько я представляю, она удобная и эффективная.

— Ты когда-нибудь использовал монтировку в качестве оружия?

— Нет, — ответил он. — Но, думаю, она наносит большой урон.

— Ты убивал людей, Гас. На войне.

Он не ответил, но пристально наблюдал за ней.

— Это сложно?

— Я убивал людей на расстоянии. Я видел только их фигуры, но не лица. Насколько я представляю, совсем иное дело — убить человека, которому смотришь в лицо.

— Для этого нужно хладнокровие, не так ли?

— Да, мэм, насколько я представляю, это так.

— Люди могут обманывать, не так ли, Гас?

— Наверное, могут.

— Ты хочешь рассказать Натану что-нибудь еще?

— Нет, это почти все.

— Я ему передам.

Друг моего отца вышел с веранды, направился к церкви, в свою каморку. Мать докурила сигарету и закурила еще одну.

Вскоре отец вернулся от Ван дер Вааля. Близилось время ланча, и отец отправился прямиком на кухню, чтобы приготовить еду. Мать последовала за ним, я тоже. Отец излагал окончательный распорядок похорон, в которых мать отказалась участвовать. Я видел — да и все мы видели, — что она погрузилась в себя, и что ее мир с каждым днем становится все меньше и меньше. Она сидела, облокотившись о стол, с сигаретой в руке и слушала, как отец, вытаскивая продукты из холодильника, вводит ее в курс дела. Отец кивнул мне, когда я вошел, но мать не удостоила меня ни малейшим вниманием.

Наслушавшись вдоволь, она резко произнесла:

— Шериф пытался получить ордер на обыск у Брандтов, чтобы найти орудие, которым Карл оглушил Ариэль. Окружной атторней отказался ему помочь.

Отец повернулся к ней, стоя у холодильника с полу-галлонной бутылкой молока в руке.

— Откуда ты знаешь?

— Гас приходил, пока тебя не было.

Отец поставил молоко на стол.

— Рут, мы не знаем, причастен ли Карл к смерти Ариэли.

Мать выпустила перед собой дымовую завесу.

— А я знаю.

— Позвоню-ка я шерифу.

— Позвони.

Когда отец вышел из кухни, мать наконец взглянула на меня. Она вскинула бровь и спросила:

— Помнишь Ветхий Завет, Фрэнки?

Я посмотрел на нее, но не ответил.

— "Шум брани на земле и великое разрушение!" — промолвила она, затянулась и выпустила дым.