Офисная война

Я пожимаю плечами и поворачиваюсь к диджею.

— «Apologize», пожалуйста.

— OneRepublic?

— Да, — киваю я.

Маска довольства на лице Эдоардо начинает трескаться.

— Я не знаю эту песню, она хорошая?

— Через несколько секунд узнаешь.

Я стою у консоли, когда смесь битов и фортепиано вторгается в изысканную гостиную. Пробирающий до мурашек голос солиста ведёт нас через куплет в эмоциональном крещендо до припева, и в этот момент я перевожу полный гордости взгляд на него.

It’s too late to apologize.

Слишком поздно извиняться.

Слишком поздно.

Слишком поздно.

Фраза так часто гремит между стенами, что не оставляет места для сомнений.

Это самый чёткий ответ, который я могу ему дать.

Единственный, который получит.

Женщина рядом с Эдоардо — суперэлегантная блондинка — хмурится, будто не может переварить происходящее. А мужчина — псевдоброкер, — спрашивает у неё подтверждения, придвинувшись ближе к её уху, прежде чем снова уставиться на меня.

Эдоардо поджимает губы, воздерживаясь от комментариев. Но теперь я научилась распознавать его чувства. Под нейтральным выражением лица он изо всех сил старается сдержать раздражение.

Я чокаюсь своим бокалом с его, произнося поэтический тост.

— Будь благодарен, что я не выбрала «Иди на х…» Мазини. Это был мой первый вариант.

Я отворачиваюсь, гордясь своей стойкостью, но Эдоардо хватает меня за запястье, заставляя снова посмотреть на него.

Я оказываюсь на расстоянии вдоха от его смокинга, у него немного взъерошились волосы, ещё эта изумительно продуманная линия бороды вокруг рта — всё слишком близко. И то, что я слышу, является полным противоречием в терминах.

— Не так быстро, — шипит он, корректируя свою стратегию и улыбаясь. — Давай не будем вести себя как родители на грани развода, которые постоянно ссорятся при детях. — Кивком он указывает на наши команды, которые делают вид, что их не интересует происходящее между нами. — Это вечер веселья. Давай покажем хороший пример.

— Чт…

Его рука приземляется на моё бедро, притягивая меня к нему. Потеряв дар речи, я стою прижатая лифом платья к ткани его рубашки.

— Drops of Jupiter, — обращается он к диджею, плотнее прижимая меня.

— На подходе.

Эдоардо морщит лоб. На секунду мне кажется, что Зорци сожалеет, но затем под нежные ноты фортепиано, которые вырывают из реальности, он тянет меня в центр зала, крепко обхватив за талию.

Он кружит меня на месте, обнимая за бёдра.

Моё длинное платье вращается, скользя по полу в сказочной обстановке, и наши коллеги присоединяются к нам на танцполе. Задумываюсь о побеге, но не понимаю, как я могу это сделать, когда ребята танцуют вокруг нас.

Чувствую, как его рука поднимается и удерживает меня на спине, между лопаток. Другой рукой Эдоардо ловит мою руку и подносит к своему плечу.

— Комплимент за сценографию. Десять баллов за помещение, — бормочу я.

— Спасибо.

— Пожалуйста. И мои поздравления за постановку. С твоим талантом ты мог бы обмануть самого параноидального скептика.

Он опускает глаза к моим. У него они тёмные и пылают непроницаемыми эмоциями.

— Приму это как комплимент.

Я перевожу взгляд на мягкий, чувственный рот. С трудом сглатываю. Кажется, я снова ощущаю неописуемый вкус его губ между своими. Было бы так легко попробовать ещё раз… мне достаточно просто сдаться, устранив несколько болезненных сантиметров, разделяющих нас.

Но нет. Я не причиню себе вреда.

Ни за что.

Эдоардо крепче обхватывает мою талию.

— Подари мне эту песню. Только эту, — умоляет он. — Потом, если ты на самом деле ничего не можешь с собой поделать, возвращайся меня ненавидеть. Но эту оставь мне.

Неохотно я опускаю голову на его плечо. Я следую ритму его тела, дыхания, поднимающему грудную клетку вверх и вниз. Я теряюсь в учащённом биении его сердца, которое преследует моё.

Оказавшись в его объятиях на момент, который кажется вечностью, я закрываю глаза и позволяю фантазии ненадолго вытеснить реальность.

Я сдаюсь.

И отдаю ему частичку себя, которую вряд ли когда-нибудь верну.