Клоака. Станция потери

Слова, сказанные мной при первой встрече, так сильно тебя задели, Мамочка? Это меня даже развеселило.

Как только я остаюсь одна, голова начинает работать яснее, страх уходит на второй план. Я начинаю думать. Что там Белла мне в прошлый раз говорила о распорядке дня в «Рае»? Они гуляют, словно заключенные, на заднем дворе ровно час. Да, есть охрана. Да, вооруженная охрана, но… Это не значит, что сбежать нельзя. Нужно просто найти лазейку. Большую такую, чтобы я через нее пролезла. Как только завтра я увижу место прогулки…

— Завтра…

Мне нужно было сегодня!

Я прислоняюсь лбом к стене. Кафель на ней холоднее, чем вода. Неужели удача, благодаря которой я все это время умудрялась оставаться невредимой, покинула меня? Если да, то почему именно сейчас? Ей нужно было сделать это еще в том вагоне, где друзья Сергея и женщина с ребенком потерпели свою последнюю неудачу.

Во всяком случае, если бы та тварь утащила меня, то сейчас бы я уже не мучилась.

Завинчиваю краны, вода перестает капать и душевая начинает быстро остывать. Кожа моментально покрывается мелкими пупырышками. Если мне придется делать то, что делают остальные девушки, то уж лучше я войду в туннель и больше никогда из него не выйду.

Эта мысль отличается от тех, которые были в моей голове при первом визите в этот Дом утех, но… Когда что-то начинает касаться непосредственно тебя, прежнее отношение к этому почему-то меняется.

Так эгоистично.

В дверь постучали.

— Закончила?

— Да, — отвечаю я, осторожно ступая по мокрому кафелю.

Не хватало еще поскользнуться и сломать себе что-нибудь.

Смотрю на свою одежду. Рядом с ней лежит оставленное Госпожой полотенце. Маленькое, давно нестиранное, но пропитанное приторно-сладкими духами. Прикрываться таким можно лишь дома, когда живешь один. Но делать нечего. Я достаю из парки свои сокровища, крепко сжимаю их в руках, и выхожу в коридор.

Снаружи, присев на корточки, меня ждет оставленная Госпожой девушка. Ей оказывается Белла. Встретившись со мной взглядом, она, опираясь о стену, поднимается на ноги и, вздыхая, понимающе поджимает губы.

— Значит, наш побег отменяется? — спрашивает она, а я не нахожу нужных слов для ответа.

Белла отводит меня в небольшую комнатку, находившуюся на том же этаже, что и душевая. Все пространство в ней занимают металлические стеллажи, на которых висят всевозможные платья, костюмы, нижнее белье и прочие аксессуары, так необходимые для создания «нужной атмосферы». Пока я стою в дверном проеме, не решаясь сделать последний шаг навстречу моей участи, Белла ловко выуживает из гор однообразных тряпок необходимую мне одежду.

— Что будет с моими вещами? — спрашиваю я у нее, шагнув в комнату и закрыв за собой верь.

— Захочешь — выстираешь. Не захочешь — выкинешь, — произносит Белла, кинув мне темно-зеленого оттенка кружевное белье. — Оно чистое, так что не переживай.

— Бывшие в употреблении трусы меньшее из того, о чем я сейчас могу переживать.

Хотя тот факт, что они были стиранными, меня определенно радует.

Я скидываю на пол мокрое полотенце и натягиваю на себя трусы. Вдеваю руки в бретельки лифа и застегиваю его на спине годами отработанным движением. Вроде бы такая мелочь — нижнее белье — а сколько уверенности благодаря ему сразу же появляется?

— Госпожа сказала, что я…

— Я знаю, что она тебе сказала, — перебивает меня Белла. — Поверь, вряд ли она утруждает себя придумыванием для каждой новой девушки индивидуальной приветственной речи. Примерь это.

Она протягивает мне зеленое платье.

— Почему ты выбираешь мне такой цвет? — спрашиваю я, забрав выбранный для меня наряд.

Чем больше на мне будет одежды, тем лучше.

— Потому что у тебя глаза зеленые и ты блондинка. Хоть и крашеная. И вообще, просто доверяй моему вкусу.

Платье оказывается как раз по размеру. Тютелька в тютельку. Длина юбки доходит до колен, руки полностью открыты. В таком бы на выпускной вечер пойти в самый раз, а я надеваю его для того, чтобы с меня его снял какой-то душегуб.

— Это слишком противно?.. — задаю я очередной вопрос, когда Белла начинает наносить на мое лицо макияж.

— Зависит от того, как ты себя настроишь, — отвечает она мне, жесткой кисточкой размазывая по моим щекам тоналку. — Но… В какой-то момент это в любом случае станет противно.

Спасибо за откровенность.

— Я все равно собираюсь сбежать отсюда. Из лагеря. В город.

— Если бы это было так легко, все бы уже сбежали. Закрой глаза.

Она рисует мне стрелки.

Если забыть обо всем, что с нами произошло, и представить себя сидящей в своей комнате, то можно было поверить в сладостную ложь о том, что меня готовила к походу на первое в жизни свидание подруга или сестра.

— Не улыбайся, — говорит Белла, обводя контур моих губ коричневым карандашом. — Что тебя вообще веселит во всей этой ситуации?

Я рассказываю.

— К счастью, я единственный ребенок в семье, — признается она. — И подруг, не умеющих краситься, у меня нет.

— Ты даже не представляешь, как мы с тобой похожи.

Закончив с наведением марафета, Белла рассказывает о том, что меня ждет в течение следующих часов. Разумеется, она не описывает в подробностях то, что я должна буду делать, оставшись наедине с пришедшим утолить свои печали душегубом. Но она объясняет, как нужно их встречать, что нужно говорить, как смеяться, как вздыхать, чтобы никто из них не пожаловался Госпоже на немилую особу. Так же Белла «успокоила» меня тем, что на ночь в «Рае» мужчинам оставаться было нельзя.

Этому строгому правилу все следовали и из-за ограничения по времени никто не бунтовал.

После этого небольшого экскурса в основы древнейшей профессии женщин, Белла отводит меня в одну из комнат и, пожелав держаться, оставляет одну.

Как только дверь за ней закрывается, я начинаю осматриваться.

Большая круглая кровать, застеленная атласом, свечки, палочки с благовониями. Фруктов только с шампанским или вином не хватает, да расслабляющей музыки. Подхожу к окну и дергаю раму за металлическую ручку. Створка легко поддается, и комната наполняется свежим воздухом.

Я могу сбежать. Нужно просто спрыгнуть.

Выглядываю на улицу. Никого нет ни под окнами, ни на территории. Всего лишь второй этаж. Я вдыхаю и выдыхаю через рот. Снимаю туфли на шпильке, оставаясь босиком. Мой телефон и жетоны со мной. На все остальное плевать. Придется бежать в одном платье. Без обуви, без любого подобия на оружие.

Мне есть куда бежать, пытаюсь успокоить себя этой мыслью.

У меня есть человек, который приютит меня в этом аду.

— Ха-ха-ха!

— После такого тяжелого дня, я выложусь по полной!

По коридору разносятся грубые, мужские голоса. Их несколько.

Вечер для них уже наступил.

Плевать на все. Всего лишь шесть метров. Это немного. Невысоко. А если я буду не прыгать, а попытаюсь сползти, то как минимум уменьшу это расстояние до пяти. Я забираюсь на подоконник, подол платья чуть приподнимается из-за задувшего под юбку ветра.

Я слышу, как скрипит ручка на двери.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я крепко сжимаю пальцами оконную раму. Выглядываю вниз, примериваюсь и заношу ногу для шага вперед. Еще чуть-чуть, и я почувствую небывалую легкость. Главное приземлиться на ноги, а не на голову.

— Эй!

Дверь позади меня хлопнула, но я успеваю опустить ногу в пустоту.

Время, казалось, стало течь намного медленней. Я чувствую, как твердая опора в виде подоконника исчезла. Внутри меня что-то ухнуло, словно я оступилась на лестнице. Что-то тяжелое повисло на мне, обвив меня в районе талии.

Свет от вычурной люстры больно бьет по глазам. Ухо обжигает горячее дыхание того, кто стащил меня с подоконника. Я не успела. Закрыв глаза, я представляю свою дальнейшую судьбу. Госпожа узнает о побеге и ему она вряд ли обрадуется. Еще и Белле может достаться, если она заподозрит ее в надуманном сговоре со мной.

— Нина… — выдыхают мое имя с тяжелым вздохом. — Это было опасно.

Дыхание сбивается от звука знакомого голоса.

Я попытаюсь перевернуться, но руки Семена не позволяют мне пошевелиться. Он продолжает прижимать меня к себе до тех пор, пока его дыхание не становится ровным, а сердце не начинает биться медленнее, возвращаясь в привычный ритм.