Клоака. Станция потери

Он оставляет Тему на попечение Маши.

— Мы до них еще не доехали, — отрицает его истину Дмитрий, качая головой.

— Вы работаете в метро?

— Можно и так сказать, — произносит он, и его губы растягиваются в легкой усмешке. — В любом случае, мы едем слишком долго. И это не запасные пути.

Я смутно себе представляю устройство метрополитена. Для меня это большой муравейник со множеством ходов-туннелей. Я даже не знаю, может ли один туннель проходить над другим? А есть ли туннели-перекрестки? Для меня это тайна покрытая мраком и разгонять этот мрак я не собираюсь.

— Ладно. Если никто не хочет идти в первый вагон со мной, то я и сам схожу.

Врач больше с собой никого не зовет, и ждать никого не собирается.

Он уходит, а мы остаемся на месте.

Интересно, а есть ли пассажиры… То есть, остался ли кто-то во втором и первом вагонах? Представляю, как не по себе сейчас должно быть машинисту.

Все же Черноволосая ошиблась, а Тема сказал дельную вещь: если машиниста в кабине нет, то кто заставил поезд тронуться с места? Кто закрыл двери? Кто включил свет? Машинист определенно должен сидеть на своем месте, не решаясь открыть дверь и посмотреть, что происходит у него за спиной. Возможно, по этой же причине он не остановился, когда люди начали бежать по платформе. Он их просто не видел, так как голова поезда заехала в туннель раньше вагонов.

— И что, мы просто будем здесь сидеть? — спрашивает Белла. — Ждать чего-то?

— А что ты предлагаешь?

Черноволосая недовольно смотрит на Спортсмена, но на его вопрос никак не реагирует. Весь ее внешний вид говорит о том, что конкретно у него она ничего не спрашивала, а значит и отвечать ему что-то не обязана.

Сергей такое к себе обращение молча проглатывает. То ли считая низким препираться с девушкой, то ли попадая под ее обаяние.

Как мне кажется, второй вариант звучит правдоподобнее. Вот вам и появление в сюжете влюбленной парочки.

— А с дядей Семой все будет хорошо? — спрашивает Тема у Маши. — Ему можно идти туда одному?

— Все будет хорошо, — уверяет его Маша, гладя мальчика по голове.

Но вот то, как при этом она смотрит на нас…

Маша не была уверена в собственных словах.

— Может, и правда лучше собраться всем в первом вагоне?

Поверить не могу, что начинаю говорить об этом. Теперь заинтересованные взгляды направлены только на меня. Ощущаю себя каким-то зверьком в клетке. Шаг вправо, шаг влево… Опять неудачные шутки появляются в моей голове.

— В последних вагонах никого не осталось? — спрашивает Дмитрий почему-то именно у меня.

То что я перешла из четвертого в третий не значит, что я знаю о ситуации в пятом, шестом и… Сколько в поезде вообще вагонов? Кажется, семь или восемь.

— Семен сказал, что там есть парочка человек, но до них «не достучаться», — повторяет слова Врача Сергей.

Никогда не могла называть людей с этим именем «Сережа» или «Серега». Или еще хуже — «Серый». Сразу же ассоциация с серыми зайчиками, скачущими по лесу. Хотя, нет… Хуже всего делать ударение на последний слог его полного имени.

Бедный, над ним же наверняка в детстве посмеивались.

По-дружески, конечно. Но посмеивались.

— Ясно. Ну, я не против пойти в первый вагон. Все же… Нина, да?

Киваю.

— Нина и этот ваш, — он делает акцент на этом слове, — Семен в чем-то правы. Нужно держаться вместе. Но вот я за теми, кто там остался, не пойду.

Дмитрий разводит руками в сторону и переводит взгляд на Беллу.

— Добровольцы?

— Уж точно не я, — заявляет Черноволосая, направляясь к разделяющей вагоны двери.

— Я… Я даже не знаю… — мямлит Маша, но к ней ни у кого вопросов и так не было.

Машу уже заклеймили «надзирателем» Темы. Должен же был кто-то присматривать за мальчиком.

— Нина?

Я не хочу туда идти. Просто не хочу возвращаться в место, в котором чудом уцелела, но… Есть у меня одно поганое качество… Я совестливая. Когда понимаю, что никто кроме меня нужного дела не сделает, а оно очень важное…

Поганое качество, в общем. И абсолютно не нужное.

Если уж все отказались, то, наверное, придется мне…

— Я за ними схожу, — внезапно произносит Сергей. — Заодно заберу…сумки.

Точно, он же так их не взял. Конечно, в них сейчас нет особой необходимости, но…это ведь вещи его друзей.

Дмитрий смотрит на него дольше, чем надо, как-то изучающе, а потом просто пожимает плечами и ухмыляется.

— Вот и доброволец нашелся.

Дмитрий присоединяется к Белле, которая все это время пытается открыть дверь в другой вагон. Я могла бы подумать, что ей не хватает сил на то, чтобы дернуть на себя эту «перегородку», но как оказывается, не хватает Черноволосой мозгов. Двери в этих поездах отъезжают в сторону, как в гардеробном шкафу, а не открываются вовнутрь. Вот и вся загвоздка.

Серьезно… Она что, не видела, как Семен перемещался между вагонами? Может, у нее зрение плохое, а тут я со своими мозгами?

Сергей обходит меня и направляется обратно к четвертому вагоны. Маша берет Тему за руку и ведет его следом за Дмитрием и Беллой.

— Нина, ты идешь?

Я оказываюсь меж двух огней. А как же золотое правило не разделяться в непонятных ситуациях? Почему об этом все и всегда забывают? Нельзя отпускать кого-то одного. Никак нельзя!

— Эм… Я…

Оборачиваюсь к Спортсмену.

Он мою заминку замечает и даже как-то благодарно мне улыбается. Словно говорит: спасибо за беспокойство.

— Я мигом, — говорит он. — Туда и обратно.

Совесть моя, совесть. На кой черт ты мне сдалась?

— Я с тобой схожу, — быстро проговариваю я.

Все, я это произнесла. Теперь не отверчусь.

— Не стоит поодиночке ходить. Особенно…

Особенно после того, что недавно произошло.

Думаю, он не против моей компании. Парень, есть парень. Никогда не признается, что ему страшно. А вдвоем как-то сподручнее что ли. И надежнее.

Маша с Темой уходят без меня, а я присоединяюсь к Спортсмену.

Мы возвращаемся в наш вагон.

Сергей подходит к оставленным ранее сумкам и, покапошившись в каждой из них, перекладывает все вещи в одну. Скорее всего, в свою собственную. Это умно. Лишние вещи могут впоследствии стать действительно «лишними».

— Пойдем?

— Да.

В пятом вагоне никого нет. Мы с Сергеем переглядываемся, но все же идем дальше.

— Может, они в следующем? — предполагаю я.

— Может быть, — говорит Сергей.

И быстрее, чем голова начинает по-настоящему соображать, я понимаю, что поезд замедляет ход. Уже через несколько секунд он окончательно останавливается, и «черви» вновь начинаю вызывать зуд в моей груди.

— Если… Если это сейчас повторится…

— Забираемся на сиденья и не шевелимся, — заканчивает за меня Сергей.

Значит, они и правда реагировали на шум.

Просьба…х-х-х… К пасса-а-ажирам… Ш-ш-ш… Незамедлит… Х-х-х… Первый…ва-а-агон… Ш-ш-ш…

Передача вновь завершается коротеньким наставлением.

— Как-то…

— Странно он говорил.

Мне начинает казаться, что Сергей умеет читать мысли.

— Но главное, что он там.

С этим сложно не согласиться.

— Должны ли мы?..

Закончить говорить Сергею не дали перебои со светом. Лампы в вагоне друг за другом замигали, будто что-то пронеслось вместе с током по проводам, на доли секунд вызывая в каждой лампочке короткое замыкание.

— Пошли обратно, — говорит Сергей, поправляя на плече сумку и хватая меня за руку выше локтя. — Плевать. Они слышали, что он сказал.

Он шумно выдыхает, и я ощущаю, как вместе с голосом дрожат и его пальцы. Ладно, он прав. Они слышали. Должны были слышать. Дальше…

Дальше пускай сами.

Мы только делаем шаг вглубь вагона, как нас оглушает резкий…хлопок. Звук походит на тот, при котором выключаются рубильники. Такой щелчок, который ни с чем другим не спутать. Потом звук повторяется, но теперь вместе с ним нам слышатся и приглушенные крики тех, кто все это время оставался в хвосте поезда.

В хвосте поезда…

В последних вагонах…

Если их восемь… Два щелчка… Восьмой, седьмой…

— Пошли.

Если их семь…

— Живо! — Сергей дергает меня за руку и подталкивает меня вперед.