Брянские зорянки

Солдатские препараты

Молодой солдат Михась Бульба пулей влетел в квартиру и, лихо заломив ушанку, закричал:

— Братцы, ура! Спешите меня поздравить.

— С чем? — обступили Михася изумленные солдаты.

Бульба перевел дыхание, глянул счастливыми глазами на товарищей и возвышенным тоном, будто случилось что-то потрясающе невероятное, сообщил:

— Тетушка приехала. Родная… Из Конотопа. В первый раз.

— Гм… — ухмыльнулся рядовой Анюткин. — Я думал, ракету на Марс запустили или на Луну полетел человек, а он — тетушка из Конотопа приземлилась. Тоже мне событие. Мировая радость. Ура!

— Зря вы, товарищ Анюткин, — упрекнул солдата командир взвода лейтенант Кольцов. — Сами ведь за каждое письмо танцуете. А к товарищу родственница приехала — считаете, пустяк. Для солдата это немаловажное событие.

Лейтенант обернулся к рядовому Бульбе:

— Разрешаю вам, товарищ Бульба, увольнение до двадцати четырех ноль-ноль.

— Спасибо, товарищ лейтенант, — просиял солдат. — Разрешите идти?

— Да, идите. Только наденьте выходное обмундирование, чтобы выправка как следует была.

— Есть, чтоб выправка как следует была! — повторил солдат и, круто повернувшись, побежал в кладовую за выходным обмундированием.

На свидание с тетушкой Михася Бульбу снаряжали всем отделением. Один расправлял складки на гимнастерке, другой помогал навести зеркальный блеск на сапогах, третий поливал одеколоном. Михась послушно поворачивался перед зеркалом и вслух размышлял, какие гостинцы привезла ему тетушка Явдоха из Конотопа.

— Моченых яблок — раз. Коржей с вареньем — два. Печенья с маковой присыпкой — три. И уж, конечно, самый дорогой подарок — письмо от Ниночки.

— Ну и счастье тебе привалило, Михась. Посластишься, как гастрономовский кот, — подшучивали солдаты.

— Да-а! — вздыхал мечтательно Михась. — До сладостив я, як медведь до меду. Особливо до коржей с вареньем.

— Про нас не позабудь.

— Ну что вы! Всем хватит, друзья. Я человек не жадный.

Михась вскинул руку к шапке, браво щелкнул каблуками и направился в комнату для посетителей.

Сердце у него учащенно билось. В воображении рисовалась радостная картина. Тетушка Явдоха крепко обнимает за шею, традиционно целует, потом торжественно протягивает узелок со сдобами и письмо от Ниночки. После этого они садятся в мягкие кресла под фикусом. Тетушка восхищенно рассматривает на нем новую солдатскую форму, а он вскрывает конверт и читает Ниночкино письмо, которое начинается неизменно ласковыми словами: «Коханый мий Михасю! Солдатик ясноокий!»

Лирические раздумья Михася прервал голос дежурного по части:

— Вы что так долго, товарищ Бульба? Тетушка совсем заждалась.

— Я переодевался, товарищ капитан.

— Ясно. Заходите. А тетушка у вас интересная, между прочим. Очень интересная!

Тетка была конопато-рыжая, и всякий иронический намек на ее красоту вызывал у Михася обычно раздражение. Сейчас же это только рассмешило его, и он в веселом настроении, с улыбкой на лице переступил порог уютной комнаты.

— Михась! Цыпа мий! — воскликнула тетка при виде племянника и, раскинув руки, кинулась обнимать его. — Ах, детка моя! Несчастная сиротинка. Как же ты тут без меня? Похудел, побледнел, измаялся.

— Ну что вы, тетушка! — отстранился Михась. — На три кило поправился. Воротник чуть не треснет.

— Ах, вижу я. Все, детка, вижу. Высох, как маков цвет, как нежная былинка.

Чернобровая девушка, поджидавшая кого-то в комнате у окна, взглянула на плечистого, пышущего здоровьем солдата и улыбнулась. Белобородый дед тронул кулаком опалый ус и с завистью крякнул. А тетушка Явдоха, войдя в слезный раж, продолжала причитать и охать. Но вдруг истошно-жалобный голос ее оборвался, и она победоносно воскликнула:

— Детка, держись! Я поставлю тебя на ноги.

— На какие ноги? — удивился Михась. — Я прекрасно на них держусь. Первое место по борьбе вольным стилем занял.

— Не ершись! Слушай меня.

Явдоха извлекла из чемодана огромный сверток, торопливо развязала его и с грохотом поставила на стол огромную бутыль.

— Корни дуба на мясном отваре. По две ложки в день. Утром и вечером натощак.

— Зачем?

— Как зачем? А ну-ка иди сюда. — Явдоха припала ухом к груди Михася. — Дыши. Глубже! Еще глубже! Ну вот. Так и знала.

— Чего?

— Одышка, вот что. Учащенный стук.

— Так то ж от волнения. Оттого, что к вам бежал.

— Бежал, дрожал, — рассердилась Явдоха. — Меня не проведешь. Я без пяти минут профессор. Универсал по всем болезням. Вот тебе настойка ландыша и валерьянка. По пятнадцать капель после того, как отругает командир.

— За что ругать? Меня, наоборот, все хвалят за прилежную учебу.

— Бори, бери, не разговаривай. Сама принимаю после ссоры с соседкой. Помогает. А это пивные дрожжи и конотопский хмель. Улучшают пищеварение, повышают аппетит.

— Да что вы, тетя! Я и так каши съедаю по два котелка.

— Ничего. Будешь съедать и третий.

Явдоха сунула в руки племяннику наволочку, набитую сухим хмелем, и продолжала:

— А это горчичники. После ваших учений на пятки и на грудь. По два-три листа. В горячем кипятке.

— Какие горчичники?! Да меня же куры засмеют, тетя.

— Курам смешно, а тебе полезно. Кроме того, будешь растирать грудь скипидаром, а виски и лоб машинным маслом. От гриппа помогает… иногда.

Михась всплеснул руками:

— Что вы придумали, тетя? Кто же лечит машинным маслом? Ведь есть же специальные лекарства.

— Знаю. Все знаю. Кальцекс, аспирин, пенициллин… Все привезла. Но на всякий случай и машинного масла прихватила. Авось пригодится. Да ты бери, кому говорят! Вот так. А теперь получай…

Перечисления лечебных препаратов Михась уже не слыхал: от сильного запаха медикаментов его затошнило.

— Хватит! К черту! — крикнул Михась и, прижимая к груди бутылки, кинулся к двери.

Прибежав в казарму, он высыпал на койку тетушкины препараты и в изнеможении опустил руки:

— Вот, получайте. На весь батальон.

— Ай да тетя!

— Вот так учудила! — хохотали солдаты, а рядовой Анюткин почесал за ухом и с миной серьезности сказал:

— Вот теперь и я вижу, что это редчайшее событие мирового масштаба! Тетушка Явдоха лечит машинным маслом чих.

— Смех смехом, а тетку надо убедить, — сказал старшина. — Показать ей нужно, что мы тут не из хилых.

— Верно! — похвалил лейтенант. — И момент подходящий. Завтра у нас соревнования по плаванию. Надо тетушку Явдоху в бассейн пригласить. Согласен, товарищ Бульба?

— С радостью, товарищ лейтенант.

— Ну вот и хорошо.

На следующий день, в гарнизонную гостиницу к тетушке зашел старшина сверхсрочной службы Ефрем Опанасенко.

— Дорогая Евдокия Филимоновна! Приглашаем вас на наш спортивный праздник.

Явдоха взглянула на бравого старшину, и лед нежелания выходить на заснеженную улицу мгновенно растаял.

— С удовольствием, товарищ…

— Охрим! Охрим Опанасенко, — поспешил представиться старшина.

— Очень приятно! Куда прикажете идти?.

— На стадион! На наш солдатский стадион.

Они вышли на улицу, прошли по заметенной снегом аллее и вскоре оказались на стадионе у открытого водного бассейна.

Трибуны были забиты военным и гражданским людом. В морозном воздухе гремел оркестр. Кто-то весело пел:

— Ни мороз нам не страшен, ни жара…

Но вот оркестр умолк, утихли голоса, и по стадиону покатилась буря аплодисментов.

Явдоха повернула голову и окаменела: по снежному полю стадиона бежали цепочкой босые, раздетые до трусов солдаты и среди них… ее племянник.

Явдоха от ужаса закрыла глаза руками, но сейчас же вскочила и закричала на весь стадион:

— Михасю! С ума сошел! Вер-ни-сь!

Но куда там! Раскрасневшийся плечистый Михась вытянул руки над головой и с разбегу, следом за товарищем, прыгнул в воду легко, красиво, отмеривая саженки, поплыл через весь бассейн, настигая впереди плывущего товарища. Вот он уже поравнялся с ним, стал плечом к плечу, рывок, еще рывок…

— Ура-а! — закричала восхищенная Явдоха и, позабыв обо всем на свете, кинулись через поле к бассейну.

— Михасю! Михась… — заторопилась она, вытаскивая за руки племянника из воды. — Простудишься. Лекарства бы… препараты.

Михась усмехнулся:

— Эх, тетушка! Вот они, наши солдатские лекарства и препараты, исцеляющие от всех болезней, и показал на заснеженные поля, леса, спортивные площадки и первую лыжню, зовущую вдаль.