Брянские зорянки

Голубой лимузин

Митькой-водителем меня прозвали еще в детстве, когда я с утра и до вечера носился по двору на трехколесном велосипеде, разгоняя пугливых кур и цыплят. С этим прозвищем спустя двенадцать лет и в армию пришел, попал на курсы шоферов.

Как сейчас помню тот день. Только что объявили десятиминутный перерыв, и курсанты, столпившись возле гаража, что-то жарко обсуждали. Я с ходу прорвался в круг и, ткнув сапогом в подножку кабины грузовика, пренебрежительно кивнул:

— Колымагу старую изучаете? Ну-ну!

— Не колымагу, а кабину, — поправил белобрысый курсант.

— Учить сороку — нет, братец, проку, — быстро отпарировал я. — Она и без того летала, белый свет видала. Я, дружище, в такой кабине пять пар штанов протер.

Все повернулись ко мне, окружили, как пленного султана, и начали наперебой расспрашивать, где я был, какие машины водил. Ну я, конечно, чинно уселся на подножку грузовика и повел рассказ:

— На всяких марках приходилось ездить. И на ГАЗах и на ЯЗах… В последнее время имел даже МАЗ. Эх, и красота же! Сидишь себе в просторной кабине, как кум королю или сват министру. Степь кругом. Простор. Ширь. Дорога к синему небу бежит. А рядом с тобой — девушка. Этакая смугленькая, кругленькая…

— Ты нам про смугленьких поменьше, — буркнул кто-то, — про вал карданный лучше расскажи.

Меня враз остудило. Дело в том, что в автомобилях я разбирался, как петух в бисере. И водить мне их отродясь не приходилось, если не считать случая, когда я подрулил на колхозный ток машину с упавшим в обморок шофером.

— Карданный вал, — начал я, — это такой вал… такая, знаете, штуковина. В общем, ее производство, товарищи, наша автомобильная промышленность вполне освоила.

Курсанты переглянулись, кто-то засмеялся. Но я продолжал:

— Сейчас производство этих и прочих валов поставлено на широкую ногу. Оно автоматизировано, специализировано, в общем, валы…

В это время раздался спасительный звонок, и я поспешил закончить свой всеобъемлющий рассказ о карданном вале.

В следующий перерыв ко мне подошел курсант с комсомольским значком на груди и тихо, чтоб никто не слыхал, шепнул:

— Дружок, не загибай. Лучше подучись.

Но не такой у меня характер. Стараясь показать «блестящие знания», я слушал объяснения преподавателей с подчеркнуто рассеянным видом, консультации не посещал.

И вот однажды вызывает меня в автопарк старшина-инструктор и говорит:

— Слыхал я о вашей подготовке, товарищ Стручков. Слыхал. Хлеб, кажется, возили на целине. На повышенных скоростях. Молодчина! Хочу проверить ваши знания, и тогда решим: возможно, сразу на машину вас переведем.

Я готов был сорваться с места и бежать без оглядки в класс. Уже хотел сказать старшине всю правду, но опоздал: тот распахнул передо мной дверцу кабины, и я, обливаясь потом, немея от страха, полез в нее, словно в пасть бегемота.

Как завел машину и вывел ее из парка, убей громом, — не помню. Образумился, когда автомобиль с грохотом катился по шоссе. Вот и автодром. Вначале я окоченело молчал, все еще не веря себе, потом начал улыбаться, посматривать на сидевшего рядом старшину, и вдруг, объезжая колдобины, грузовик свернул круто вправо, влево — и… о, ужас!!! Машина на полном ходу врезалась в стену, прошибла ее и остановилась.

Я от страха, видно, потерял сознание, а когда открыл глаза, старшина стоял шагах в трех от машины и курил. Он насмешливо спросил:

— Ну как? Живы?

— Жив, товарищ старшина.

— А могло быть хуже.

— Могло.

— И как же теперь? За аварию отвечать придется.

Я сник, как в мороз лопух, виновато опустил голову. Старшина ободряюще похлопал меня по плечу.

— Успокойтесь, товарищ Стручков. Аварии нет. Стенка эта учебная. Из фанеры, чтоб настоящие не сшибали. Завтра получите лимузин. В шесть пятнадцать быть в парке.

В ту ночь я почти не спал. Мне грезился голубой лимузин, чудилось, что все шоферы меня поздравляют, а черноглазая библиотекарша Верочка даже робко просит: «Митенька, покатай».

Сразу после подъема я помчался в парк. Старшина Ухватов встретил меня у ворот.

— Принимай лимузин, — сказал он, направляясь к напасу, что рядом с гаражом. — Помимо учебы, будете делать три рейса в день.

Я глянул под навес и обомлел: там вместо лимузина стояла кривая серая кобыла, впряженная в телегу с бочкой. А на бочке кто-то вывел дегтем: «Лимузин КОБ-2».

Сейчас я исправно вожу на КОБ-2 воду для нашей полевой кухни и старательно учусь, как велел старшина. Все говорят, что из меня получится хороший шофер. Но я об этом ни слова, ибо старинная пословица гласит: «Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь».