Брянские зорянки

Любовь под вопросом

Прораб военно-строительного отряда Глеб Захарыч Чашкин, закоренелый холостяк и молчальник, совсем уже собрался на работу, когда в комнату впорхнула в красном плащике его племянница, светлокудрая щебетуха Манечка. Плюхнув на кушетку, она прикрыла ладошками пылающие щеки и шумно вздохнула:

— Ох, уж эти первоапрельские шутки! И кто их только выдумал? Да, наверное, вот такие, как вы, дядя. Сидите, сидите весь год сычами, и вдруг прорвет, давай чудить. Каждый день надо с улыбкой, а не только на первое апреля.

— Ты эту критику брось, — хмуро оборвал Чашкин. — Тут тебе не комсомольское собрание по экономии шлакобетона. Это там я мог молча, в порядке уважения к критике, глотать твои «пилюли», а тут живо получишь сдачи. — Чашкин изучающе покосился на племянницу. — Тебя что?.. Уже с утра пораньше обвели?

— Да еще как, дядюшка, обвели! Сломя голову на проходную бежала, думала, Вася из Севастополя приехал. А там вместо Васи лейтенант Светлов стоит, улыбается во всю физиономию. «С первым апрелем, Манечка! С физкультразминкой!»

— Эти шутки для простофиль, — махнул рукой Чашкин. — Ухо надо держать востро, тогда и на первое апреля не обманешь. Как там нынче погодка?

— Дождь, — тряхнула мокрыми волосами Манечка.

— Дождь, говоришь? — Чашкин решительно снял реглан. — Тогда наденем шубу.

— Какую шубу? Вы что, дядя?! Дождь же шпарит.

Чашкин погрозил пальцем.

— Не балуй. Волосы под краном намочила, вздумала дядю обмануть. Не выйдет. Дядя твой стреляный воробей. Первого апреля он делает все наоборот и тебе это средство против глупых штук рекомендует.

С этими словами он, даже не взглянув в окно, надел лохматую шубу.

…В столовой, где вскоре в расквашенной под дождем шубе появился Чашкин, официантка Нюся подала тарелку пшенного кулеша и заметила: «Кулеш пересолен». Чашкин тут же вбухал ложку соли, хлебнул и, дико морщась, двинулся к выходу.

На трамвайной остановке Чашкина предупредили: «Не садитесь. Восьмерка идет по другому маршруту». Чашкин только рукой махнул: «Бросьте апрельские шутки», — и на ходу впрыгнул в прицепной вагон.

На работу он явился по колено в грязи, так как заехал к черту на кулички и, чтоб не опоздать на стройку, вынужден был спрямлять маршрут через балки и овраги.

День прошел без других приключений, если не считать бетонной ямы, куда Глеб Захарыч упал после того, как не поверил, что сверху лежит гнилая доска, по которой ходить опасно. Но вот под вечер на Чашкина, как он выразился, «свалилась» новая коварная шутка. Поднявшись на рештовку второго этажа, он нос к носу столкнулся с молоденькой табельщицей Зиной, и она, краснея до ушей, потупив взор, вдруг сбивчиво проговорила:

— Извините. Я… я хотела вам сказать, что вы… что я вас очень…

Глеб Захарыч сердито дернул кепку на глаза.

— Держите, Зиночка, эти шутки при себе. Я оставляю вашу любовь под вопросом. И вообще в вашем возрасте гм-гм… Это неприлично.

Зиночка сверкнула на Глеба Захарыча обиженными глазами и так же быстро исчезла, как и появилась.

Глеб Захарыч ходил сам не свой. В сознании его все еще жило представление об очередной шутке, но сердце властно твердило о другом, и он, набравшись смелости, снял телефонную трубку.

— Зиночка, извините. Я виноват. Я не прав. Этот железобетон, этот шлак и балки все вышибли из головы. Я понял все и, со своей стороны, тоже вас очень… Вы слышите, очень!..

— Спасибо, кхе, сынок, — старчески кашлянуло в ответ трубка. — Спасибо, касатик, за апрельскую шутку. Только объяснение твое… опоздало ровно на сорок семь весен.

— Кто это говорит? Кто?

— Персональный пенсионер, сынок, с очень солидным стажем.

Глеб Захарыч с шумом ворвался на коммутатор стройучастка и вплотную подступил к племяннице:

— Ты с кем меня, раскосая, соединила? Я же ясно просил двадцать два, тридцать пять.

— Дядюшка, не сердитесь. Я сделала так, как вы учили, то есть все наоборот. Набрала тридцать пять, двадцать два.

Глеб Захарыч крякнул с досады и круто повернул на выход.