Брянские зорянки

Шаровая молния

О небо! На земле ли я живу? Не в заоблачных ли высях витаю? Есть ли еще у кого на свете такие друзья, как у меня? Бьюсь об заклад, слети с моих плеч голова вместе с соломенной шляпой, споткнись на седьмом шагу моя судьба, а таких распрекраснейших друзей, как у меня, не было, нет и не будет.

Да что сыпать словами, как из лабаза мешками. Короче скажу. Мои друзья не чета тем, что при встрече вернут шею, как гусаки, что трясутся над какой-нибудь пустячиной, как скряга над сундучиной. Боже упаси. Такого у моих приятелей и в загашнике нет. Они сама совесть, сама мать-святость, сама целомудреннейшая непосредственность, само преогромное наслаждение. У меня порой даже сердце замирает от предвосхитительной мысли. А не моих ли друзей имел в виду Николай Васильевич Гоголь, когда писал в «Тарасе Бульбе» о товариществе и братстве? Не они ли растрогали его душу и заставили воскликнуть: «О есть ли где сильнее братство!» Убей гром, так это они. Кто же иначе? Да судите сами.

Звоню я как-то на днях Пал Палычу Семибратенко и объясняю: «Так и так, мол, Павлуша, нужна срочно машина свезти за город лекарство тяжелобольному товарищу, но не знаю, сможете ли, не обременю ли вас своей просьбой?» И только я сказал это, как слышу в трубку такое, что простите, а открыто сказать не могу. В общем ругнул меня Пал Палыч, как другу и положено, а потом и говорит: «Стыдись, братец, и больше таких слов, как «сможете ли», «не обременю ли», чтоб я не слыхал. Это не друг, который не может помочь другу в нужный момент. Это так себе — пародия на друга. А я не таков. Я друже мой, Мишка, всегда: в ночь, в полночь к твоим услугам. Проси. Звони. Требуй! Одним звуком напомни, и достаточно. В крошки расшибусь, а сделаю. Ты просишь машину? Эх, Миша! Друг мой, Мишуха! Да что машина?! Да будь я начальником автотракторного хозяйства, я бы сей момент всю как есть автотракторную колонну к тебе снарядил. Получай. Езжай. Кати, братец, выручай своего больного товарища. Да. А вот, понимаешь ли… сейчас, черт возьми, ничего поделать не смогу. Машина неисправна, бестия. Что-то ни с того ни с сего забарахлил мотор. Пришлось срочно в ремонт! Да! Только что отправил в капремонт. А так, Мишенька, друже мой, звони, заходи, присылай. Я у ног твоих!»

Мои друзья все солидные люди. У кого своя машина, а кое у кого под окном стоит наготове и служебная. Но я, держа свою марку, никогда не обращаюсь к ним. Когда надо, на такси езжу. А сегодня, как назло, все такси заняла какая-то делегация. Звоню после Пал Палыча к Сергей Сергеичу. «Сережа! — кричу ему. — Выручай, брат. Нужна срочно машина на малую малость. С другом плохо. Лекарство нужно свезти». И представляете! Другой бы из типа бесчувственных лениво зевнул бы в трубку, потянулся, промямлил что-то вроде: «Да, случается, бывает, знаете. Все мы на грани ходим». А этот, мой друг Сергей Сергеич, лично выразил соболезнование, долго расспрашивал о том, что предшествовало болезни моего товарища, сравнил его недуг со своею хворью и только когда убедился, что никакого сравнения нет, сказал: «Правильно поступаешь, Мишенька. Молодец. Хвалю! О здоровье друга надо печься не на словах, а на делах. Ступай. Поезжай. Всего тебе хорошего. Ради дружбы и я б с тобой съездил, навестил, просвежился. Но вот беда. Не на чем поехать. С мотором что-то. Петька-шофер с утра под капотом лежит и, видно, еще дня три лежать будет».

Сергей Сергеичем список моих верных друзей не кончается. Я в ту же минуту звонок к Вадиму Титычу. «Вадик, чертушка. Нужна машина на полчасика». — «Михась! Да ты что? Разве не слыхал? А еще друг называется. Ай-я-яй! Мишка, Мишка! От кого-кого, а от тебя не ожидал такого. С другом, то есть со мной, беда, несчастье, а он ничего не ведает, ее знает. Вот к чему приводит отрыв от друга, безразличие к его житью-бытью». — «Прости, Вадим, но я решительно ничего не знаю. Что с тобой? Какое несчастье? Какая беда? Может, смогу чем помочь», — всполошился я. «Поздно, — раздался вздох в трубке. — Потерянного уже не вернуть. Машину у меня разбило. Шаровой молнией. Как садануло в мотор, так и вспыхнула. Чуть сам не сгорел. Еле песком затушили. Вот так-то, старче, вот так!»

Машина моего четвертого приятеля Кузьмы Толкушина шаровой молнии, к счастью, избежала, но вот проклятая лужа после дождя «разлилась через все шоссе, а там дьявольская колдобина. Как ахнуло заднее колесо, так вся рессора в крошки».

Через час я обзвонил всех своих приятелей, с которыми был душа в душу, и оказалось, что у пятерых забарахлили моторы, у троих лопнули рессоры, один остался без покрышек, а двоих сразила все та же распроклятая шаровая молния. С ужасом представил я моих верных друзей, лежащих на сырой земле под кузовами, капотами, идущих на работу пехом, стоящих в длинных очередях на троллейбус, и слеза горькой жалости поползла по моей щеке.

Отвезя на попутном грузовике лекарство больному товарищу, я в тот же день купил пять ковриков, три рессоры, два громоотвода от шаровых молний и вышел со всем этим добром на стоянку такси, чтоб немедля свезти покупки своим друзьям.

Был час «пик». Машины с небарахлящими моторами, несраженные шаровой молнией шли плотной стеной одна за другой. С радостью и тихой грустью смотрел я на проплывающие мимо лица чьих-то друзей. Они вот едут усталые, но довольные, а мои… Но вдруг сердце мое екнуло. В окне серой «Волги» я увидел Пал Палыча. Как ни в чем не бывало он сидел за рулем своей машины и что-то тихонько напевал. О небо! Не помельтешилось ли мне? У него же машина в капремонте. Он же сам… Нет. Не помельтешилось. Это ехал именно он, мой друг Пал Палыч.

А вслед за машиной Пал Палыча мимо меня, нагруженного покрышками, рессорами, прошел «Москвич» Сергей Сергеича, шустро пробежал «козлик» Толкушина…

Я глянул на небо и обомлел. Безумцы! Куда они едут? Что делают со мной? Я могу остаться без друзей. Им же навстречу ползет такая туча! В ней столько молний, и, конечно же, шаровых.

Забыв обо всем на свете, взметнув руки с рессорами, я кинулся с криком: «Стойте! Остановитесь!!!» — вслед и… и лежу теперь, сбитый грузовиком, на больничной койке. Врачи говорят, поправлюсь, но вставать и подходить к телефону мне пока не разрешают. Запрет снимут дней через десять. Десять дней! Десять суток без связи с моими друзьями. Да у меня же сердце отсохнет. А вдруг у Пал Палыча, у Сергей Сергеича, Вадика… забарахлит мотор, лопнет покрышка, сломается рессора? Или эта самая шаровая молния? Кто о них позаботится? Кто их предупредит?

Может, вы позвоните им, а? Будьте любезны.