Рыцарь для Железной леди

Методы релаксации

Несмотря на своё заявление об усталости, спать я не собиралась. Поднявшись к себе на этаж, я на ходу сняла сарафан и прошла в ванну. Взгляд упал на душ без лейки, и я мысленно застонала: со всей этой нервотрёпкой последних дней совершенно забыла починить душ! Теперь придётся мыться под шлангом...

Обречённо вздохнув, я выкрутила вентили, настраивая воду до нужной температуры, и, аккуратно переступив через бортик ванной, направила поток воды себе на спину. Сквозь шум краем уха я расслышала трель телефона откуда-то из комнаты, но не придала этому значения: кто захочет, перезвонит ещё раз. Или я сама перезвоню. Позже. В идеале – завтра.

Насухо вытершись мягким махровым полотенцем, я переоделась в домашние бриджи цвета хаки и короткую футболку с Бакзом Банни на груди. Завязав мокрые волосы на макушке в узел, чтобы не мешали, я достала с верхней полки шкафа толстую кожаную папку, перевязанную атласной лентой цвета артериальной крови. Устроившись на краю кровати, сложив ноги по-турецки, я развязала ленту и открыла папку: внутри хранилось несколько десятков рисунков, выполненных в самых разных стилях. Среди них были и чёрно-белые карандашные наброски, и рисунки углём, и даже полноценные работы акварелью и маслом. Объединяло их одно – это был портрет одного и того же человека. А точнее, вампира. Его искажённое яростью лицо со звериным оскалом и безжалостные серо-голубые глаза долгие годы преследовали меня во сне и наяву. Чтобы хоть как-то изгнать эти мысли из головы, я рисовала своего личного подкроватного монстра каждый раз, когда его образ возникал перед глазами. В итоге подобные папки лежали у меня повсюду: в столе рабочего кабинета в галерее, в квартире Ричарда, в мастерской, в бардачке машины. Да у меня в сумке постоянно находился специальный блокнот, две трети страниц в котором заполнены этим лицом! Однако сейчас, разглядывая рисунки, я видела перед глазами совсем другое: спокойное лицо с высокими скулами и массивным подбородком, прямой нос, густые брови над пронзительными глазами, в которых нет ни тени ярости, лишь ледяная безмятежность.

Отложив папку в сторону, я решительно поднялась с кровати и направилась в мастерскую. Пора было приструнить внутренних демонов. И я не знала лучшего для этого способа, чем живопись.

В этот раз вместо альбомных и тетрадных листов я выбрала полноценный холст и пастель (у меня как раз завалялось несколько наборов этих крайне удобных красок в виде мелков). Войти в привычное состояние творческого транса не составило труда. Полностью избавившись от каких-либо мыслей, я начала творить. Руки летали над холстом, нанося мазок за мазком. Бледная кожа. Скулы. Подбородок. Пепельные волосы, небрежными прядями спадающие на высокий лоб. Густые брови. Тонкие губы. И глаза. В этот момент я замерла, точно окаменев: я столько раз рисовала эти глаза, охваченные пламенем ярости и жаждой убийства. Я знала их размер и цвет, но почему-то не могла нарисовать, словно какая-то неведомая сила сдерживала мою руку.

Вернув остатки пастели в коробку, я оставила стоять незаконченную картину на мольберте. В доме царила гробовая тишина. Спустившись вниз, я увидела Лену, мирно спавшую на диване, заботливо накрытую любимым пледом. На столике, вопреки моей просьбе, стояли грязные стаканы из-под Колы и блюдо с последним куском торта.

Острая потребность в проветривании мозгов заставила меня вытащить из обувной полки кроссовки и, даже не переодевшись, отправиться на пробежку.

Небо на востоке только-только начало слабо алеть, и воздух был наполнен едва уловимым ароматом утренней прохлады. Дул лёгкий ветерок, и мои руки тут же покрылись мелкими мурашками, однако я полностью проигнорировала это. Засунув ключи от дома в передний карман, я трусцой побежала по дороге в сторону леса своим излюбленным маршрутом – по узкой тропинке мимо неглубокого оврага, затем вдоль реки до металлической сетки забора, окружающего детский лагерь “Сосновый бор”, и обратно.

Добежав до лагеря, я свернула чуть в сторону, к песчаной площадке с турниками. Встав возле турника, я провела небольшую разминку: понагибалась в разные стороны, размяла затёкшую шею, покрутила суставами рук и ног, сделала полсотни приседаний. Дав себе немного передохнуть, я, слегка подпрыгнув, вцепилась руками в перекладину и немного повисела на ней. Очень давно, ещё когда я была ребёнком, отец сказал, что если висеть на турнике, то можно “растянуть себя” и тем самым увеличить рост. Забавно, но даже понимая, что никакая вертикальная растяжка позвоночника не поможет мне в тридцать лет стать выше, я всё равно упорно продолжаю выполнять это упражнение. Должно быть, привычка.

После недолгого виса я начала подтягивания. Руки стали дрожать уже после двадцатого раза, но я вымучила целых тридцать пять – именно эту цифру пять лет назад я назначила своим личным лимитом. Вскоре, правда, я узнала, что даже в нормативах ГТО по подтягиванию на турнике для мужчин на золотую медаль в возрастной категории 18-24 стояла более скромная цифра – всего лишь 15. И мне до сих пор льстило, что я, несмотря на лишний вес и гномий рост, в физподготовке превосхожу крепких молодых мужчин.

К тому моменту, как я той же лёгкой трусцой начала двигаться в сторону дома, солнце уже полностью выглянуло из-за горизонта и стало мягко припекать спину. В голове царила блаженная пустота и покой. Хотелось принять горячую ванну, перекусить чем-нибудь лёгким вроде овощного салата и лечь спать.

На подъездной дорожке к дому меня уже ждал гость. Знакомый белоснежный волк лежал перед крыльцом, положив морду на передние лапы, и не сводил пристального взгляда с окон третьего этажа. Заслышав мои шаги, зверь поднял голову и вперил в меня свои огромные жёлтые глаза.

– Доброе утро, – поприветствовала я оборотня. – Что ты здесь забыл? Мне кажется, я вчера ясно выразила своё нежелание видеть тебя рядом с собой.

Волк жалобно заскулил и так, как был, на пузе, медленно подполз ко мне, уткнувшись холодным носом в мои колени. Я сразу же заметила густые багровые капли, тянущиеся за ним по дорожке.

– Прекрати, – строго одёрнула я его, отступая на шаг. – Пошли в дом, там поговорим.

Я торопливо поднялась на крыльцо и открыла дверь. Грог медленно, заметно прихрамывая на правую переднюю лапу, взобрался на ступени, а затем вошёл в дом.

– Саш, это ты? – послышался со стороны гостиной сонный голос Лены.

– Нет, Пушкин, – не скрывая недовольства, которое, впрочем, не имело к подруге никакого отношения, отозвалась я, разуваясь. – Лена, ты вроде вчера жаждала приобщиться к потустороннему миру... Могу предоставить тебе такую возможность.

– Чего? – Лена вышла ко мне в коридор, отчаянно зевая, и резко замерла, увидев, что я пришла не одна. – Подожди... это тот самый волк?

– Оборотень, – поправила я. – Но, да, это он. Лена, знакомься, это Ольгерд. В собачьем облике можешь называть его Грог. – Я наградила волка, замершего возле моих ног, раздражённым взглядом. – Ну, и чего ты расселся? Тебе нужно отдельное приглашение что ли? Превращайся давай! Я волчий язык пока не научилась понимать.

Оборотень встрепенулся, бросил на меня какой-то жалобный взгляд, потянулся и всего за пару секунд превратился в человека.

– Лен, дай нашему гостю плед, – удовлетворённо кивнув, распорядилась я. – Я сейчас быстро смотаюсь в душ и вернусь.