Своеволие

Глава 37

Аратан видел реакцию даура, но не спешил.

— Сам же сказал нам, что ты пастух хороший, даже князь про тебя услышал. А кражу проспал. И украли у тебя не просто десяток лошадей — а именно жеребцов. Значит, долго выбирали, отлавливали. Наверное, еще и самых лучших — для породы. И всё это время ты крепко спал, и собаки твои старательно спали?

Проводник покачал головой, ничего не говоря.

— Зачем ты врешь, Номхан? — улыбнулся Аратан. — А главное: зачем ты врешь нам? Неужели ты думаешь, что мы пойдем к твоему замечательному Унаге и всё про тебя расскажем?

— Так, чем тут гордиться? – развел руками Номхан. — Подговорили меня такие же хорчины, но из левого крыла. Я давно хотел сбежать, да как? Ни коней своих, ни оружия. Эти конокрады обещали всё дать. В итоге — я обманул господина. Они — обманули меня. Тяжело мне было потом — с лихвой за то расплатился. Но по итогу повезло мне несказанно. Вот — хочу и остальной моей семье помочь.

— Так что ж ты не попросил Тугудая? — удивился Сашика.

— Тугудай не станет спорить с хорчинами. У них один господин — богдыхан. А выкупить столько людей мне не под силу. Да если я только заявлюсь к Унаге-нойону — мою спину на ремни пустят!

— А нас туда вести не боишься? — прищурился атаман.

Кроткий вскинулся, но выдохнул и махнул рукой.

— Очень боюсь. Но я должен.

Трое всадников ехали в полной тишине. Десять шагов. Двадцать.

— Нда, — наконец, протянул Сашика. — Тебе бы имя сменить! Не подходит оно тебе. Категорически!

За Наун-рекой началась степь хорчинов. И степь из нее была не очень. То скалами по округе разбросается, то рощицами да перелесками зарастет. Но всё равно идти следовало осторожно. Да и проводник им попался…

— Нет, здесь я никогда не бывал, — оправдывался Кроткий-Некроткий. — Но я знаю, куда идти, чтобы прийти в родные места… Вернее, места, где я жил.

Один раз они нарвались на орду. Прямо во время перегона. Заблаговременно укрылись в камнях. Последнее было нетрудно: над кочующей ордой висела целая гора пыли, заметная за пару часов пути. Путники даже смогли выбрать удобную площадку и полдня наблюдали, как по ровному столу степи гигантской парящей птицей неспешно шли бесчисленные стада: мохнатых лошадей, грязных овец, коров с жуткими рогами. Были и верблюды, но в явном меньшинстве. А следом, почти такой же широкой «птицей» катили сотни телег с огромными колесами. Некоторые арбы были настолько огромные, что на них стояли неразобранные юрты.

— Впечатляюще, — прошептал Сашика, который даже моргать перестал.

Вокруг пылящей массы сновали конные отряды степняков, которые оберегали свой род и свои стада в ответственный момент перегона. В клубах пыли, позади стад, тоже виднелись какие-то фигурки.

— Кизяк собирают, — пояснил Номхан. — Вот мое детство.

Кроткий уверял, что это не род Унаги-нойона, а орда какого-то другого хорчинского рода. Путники обогнули «тысяченогого гиганта» по широкой дуге и углубились дальше в степь. На ночевке, воспользовавшись отлучкой проводника, Аратан подсел к Сашике.

— Знаешь, друг-лоча, мне раньше не нравилась твоя идея — идти к пленникам хорчинов. Но вот смотрю я на нашего Кроткого и всё больше думаю, что ты был прав.

— Почему это вдруг? — улыбнулся лочи.

— По тому, как он ведет себя с тобой.

— Не понял.

— Он не ненавидит тебя.

Сашика нахмурился.

— Не злись! Вспомни Тугудая. Этот бошко хотел убить тебя сразу, едва понял, кто ты. И остальные его люди — не меньше. Потому что все нахлебались от вас. А этот — смотрит на тебя просто, как на человека. Просто другого. Понимаешь, почему?

Казак молча кивнул. Но Аратан все-таки озвучил свое открытие.

— Потому что его и всех пленников увели еще до вашего прихода. Им твой народ ничего плохого не сделал. Вот хорчины — сделали. А лоча — нет. Так что, думаю, твоим словам эти дауры поверят намного охотнее.

— Говоришь, будто, я их обманывать иду.

Аратан хмыкнул, но тут к костру вернулся Номхан и помешал маленькому тигру сказать, что Сашика больше сам себя обманывает, чем других. Так невысказанное и осталось в его сердце, а к утру, после крепкого сна обратилось в ничто.

Только на третий день Номхан уверенно заявил, что видит знакомые места. Он заставил спутников сделать большой крюк, чтобы подойти к селению с юга.

— Хорчины всегда кочуют и не живут постоянно рядом с нами. Но у нас живут те из рода Туйвэн, кому тяжело кочевать. Или кому кочевка мешает работать — кузнец, например. Они селятся к северу от наших домов. Думаю, лучше не попадаться им на глаза.

Когда вышли к селеньицу. Пришлось ждать в сухих зарослях ручья ждали сумерек. Аратан быстро рассмотрел, что Номхан не соврал: у ручья теснились ветхие хижины и полуземлянки, а вот на отшибе к северу стояли около десятка войлочных юрт. Монголы, даже отказавшись от кочевки, не изменяли своим обычаям.

— А почему они селятся там? — шепотом спросил он Кроткого.

— На той равнине род Туйвэн сам становится, когда прибывает в наши края. Это место хорчинов.

— А когда они сюда прикочевывают?

— По-разному, — пожал плечами Кроткий. — И летом бывали, и ранней зимой. Только весной, когда трава только-только поднимается, не приходят. Гонят стада на большие луга.

…Родители Номхана страшно испугались, когда в их домишко вломились три воина. Толстая мать-старуха даже собралась заголосить, да признала в самом первом бойце родного сына. Гостей тут же спешно впустили внутрь, прочно затворив дверь. Женщина беззвучно рыдала на груди сына, чтобы никто снаружи не услыхал, а невысокий, но крепкий отец Номхана сухо расспрашивал сына, да косился на незнакомцев. Наконец, все расселись у очага, Кроткий представил своих спутников и признался, кто они и чего хотят. Сашика объяснил подробнее, кто он такой — и принялся звать старых дауров на Амур. Долго и старательно расписывал, как хорошо на Черной Реке, какая их там жизнь ждет: жизнь свободных людей. Лоча — суровые воины, и с ними не всегда легко, но зато они будут надежными защитниками. В груди Аратана снова всплыла растворившаяся ранее мысль, и он недовольно жевал губы от того, что не сказал ее ранее.

Старики долго ничего не говорили в ответ на речь лоча. Только тревожно переглядывались друг с другом. Номхан смотрел на них с большой надеждой, а вот маленький тигр уже всё понял.

— Да как же мы уйдем?.. — озвучила, наконец, общую мысль женщина.

— Но вы же не рабы связанные! — оживился Сашика. — Вы не в клетках сидите, за вами особо никто не надзирает. Можно спокойно собраться и тихо уйти.

— А это, что же, всё бросить⁈ — возмутился отец, окидывая руками лачугу. Аратан не удержался и хрюкнул: больно смешно старик назвал свое жалкое имущество — «это всё».

— Но на Амуре вы получите гораздо больше! — лоча не сдавался. — Там сейчас много свободной земли! Всё, что распашете — будет ваше! А богатые леса, а реки, полные рыбы! У нас есть кузнецы, ткачи — будем торговать.

— Прости, Сашика, но Черная Река — это так далеко, — замотал головой отец Номхана. — Нам не дойти.

— Глупости! Мы дошли до вас за… за полтора десятка дней! Если б не проблемы в пути — еще быстрее добрались!

Аратан положил ладонь на плечо атамана: не горячись, мол. Он уже ясно видел: никакие аргументы не помогут. Эти люди утратили волю. Они ничего не хотят.

— Отец… Но как же так? — это уже Номхан. Его взгляд тоже погас. — Я ведь привел их сюда ради вас! Неужели вы хотите и дальше гнуть спину на Унагу?

— Такова судьба, сынок, — грустно улыбнулся отец. — Хоть, ты ее избежал, и я не устаю благодарить за это Тенгер-Небо. А мы…

— Куда уж нам подаваться, — влезла и мать. — Унага-нойон и сестру твою в свой шатер забрал.

— Дэгийнед? — вскинулся Кроткий. — В жены взял?

— Зачем в жены, — отец посмотрел куда-то в сторону. — Просто в дом. Прислуживать.

— Куда ж мы от доченьки уйдем? — почему-то обрадованно подытожила мать.

Пока Номхан раздувал ноздри, видимо, думая о том, как именно его сестра прислуживает Унаге-нойону, Сашика совсем потускнел.

— Помогите тогда нам поговорить с другими семьями, — негромко заговорил он. — Может, они захотят вернуться на родину.

— Зачем это вам говорить? — опять зачастила старуха, обрадованная своей победой в споре. — Незачем! Шли бы вы лучше, откуда пришли…

— Отец! — Номхан повернулся к старику, игнорируя речь матери.

— Тихо ты… — тот резко одернул жену, смутившись под взглядом сына. — Пусть все сами решают.