Будда (2-е изд., испр.)

Повествующая о ведийских богах и мудрости древних, быте, распорядке жизни и вкусах правителей, а также об упанишадах, Блаватской, Вивекананде, дхарме, карме, сансаре, мокше и о многом другом

Ко времени рождения Сиддхартхи Гаутамы много веков в Индии существовала ведийская цивилизация. Религиозные и иные воззрения, в ней бытовавшие, опирались на авторитет Вед. В те далекие времена почитали многочисленных богов (Индру, Агни, Варуну, Сурью и др.), обожествляли животных и растения, горы и реки. Ежедневно жрецами исполнялись определенные магические ритуалы. Главных богов (дэвов) насчитывалось тридцать три. Верховным богом был Индра, бог громовержец, змееборец и бог дождя, повелитель небесного царства — сварги. К тому же он бог войны. В этом качестве он выступает главнокомандующим богов, дэвов в их сражениях с демонами, асурами. Его супероружие — ваджра, соединявшее в себе возможности меча, булавы и копья, выкованное божественным ремесленником из костей мудреца. В древности люди понимали, что в тщательной продуманности любого предпринимаемого действия заложен его успех, особенно когда сражаешься не на жизнь, а на смерть.

Богу Индре принадлежала заслуга в уничтожении хаоса и установлении порядка. Это стало возможным благодаря его победе над змеем-драконом Вритрой, олицетворяющим разнородные, хаотично соединенные и неуправляемые стихии. Рассказывают, что Вритра, обвившись многочисленными кольцами вокруг горных вершин, удерживал в своем гигантском брюхе небесные воды. Бог Индра огненной молнией распорол змею-дракону это брюхо, и освобожденные воды хлынули многими потоками с гор на землю, орошая ее благодатной влагой[40].

Стремление человека к порядку, изобилию и красоте заложено в его природе. Ведийский период оставил после себя большое количество разнообразных текстов, которые «создавались на протяжении полутора тысяч лет, приблизительно с XVI–XV вв. до VI–V вв. до н. э.»[41].

Известный российский индолог Владимир Шохин находит причины появления и господства в древнеиндийской жреческой культуре эрудитов и как следствие этого — ее интеллектуализацию: «Торжественный ритуал (постепенно развивавшийся из ритуала домашнего, где главным жрецом был сам глава семьи) все более усложнялся и требовал не только специалистов в его процедурной (обрядовые действа) и вербальной (священные формулы и гимны, сопровождающие действо) частях, но и тех эрудитов, которые знали все правила совершения обрядов и рецитаций священных текстов. Хотя первоначально эта эрудиция имела прагматические мотивы — поздневедийское общество не сомневалось в том, что малейшее нарушение данных правил делает обряд неэффективным, а совершающих его обречет на посмертные наказания, — постепенно деятельность эрудитов становится и самоцельной, научной в современном смысле слова»[42].

Представим себе духовную атмосферу ведийской эпохи. Приблизим к нашему сознанию далеко от нас отстоящий мир древнеиндийской культуры. Тогда еще не существовало роскошных дворцов знати с усложненной архитектурой, с вычурным, замысловатым убранством покоев. Домашняя утварь правителя не ослепляла глаза многочисленными драгоценными камнями и блеском золота. Вместе с тем в простоте изделий повседневного быта ощущался высокий художественный вкус. Женские украшения, столь же изящные, как их владелицы, делали еще привлекательнее закругленные мочки ушей, пышные прически и круглые груди. Особой выделки пояса, легкие блузки и сверкающие на лодыжках браслеты привлекали внимание мужчин к тугим бедрам и стройным ногам.

Женатый мужчина отдавал достаточно много времени исполнению супружеского долга. Секс для него к тому же был религиозным ритуалом. Не стоило, разумеется, как полагали тогда, им злоупотреблять, забываясь до беспамятства на чреслах возлюбленной. Но, «во всяком случае, это был самый простой и самый приятный способ улучшить состояние своей кармы»[43]. Иными словами, одна из необременительных возможностей повысить духовный, материальный и социальный статус в своем последующем рождении. Употребляемое мною понятие «знать» в отношении древнеиндийского общества далеко отстоит от того значения, к которому мы привыкли.

Да разве существовала в те давние времена в поселениях — а города долгое время практически ничем не отличались от деревень — высокородная «знать», отгороженная от народа крепостными стенами замков и дворцов?[44] Тогдашние правители проводили все свое время не в праздности и, если не воевали, занимались тяжелым крестьянским трудом, как многие их подданные. В ту эпоху это было в порядке вещей не только в Индии. Вспомним, например, Одиссея, царя Итаки, который впрягал в плуг быка и мула и сам пахал землю. Даже могущественные владыки не чурались крестьянского труда. Торжественный ритуал символической пахоты подтверждал их кровную, неразрывную связь с народом. Проведя первую борозду, правитель, как тогда считалось, обеспечивал своим подданным обильный урожай.

При скромных возможностях эта крестьянская «аристократия» разнообразила свою жизнь религиозными обрядами — многочисленными жертвоприношениями. В отличие от произносимых на санскрите сложных и по звучанию богатых метрических заклинаний, внешнее оформление этих обрядов было до примитивности простым и незамысловатым. Разве что музыка вносила некоторое оживление в религиозный быт, особенно когда церемония проходила в домашних условиях. Это могли быть свадьба, или очищение дома от злых духов, или инициация, или что-нибудь другое. Из музыкальных инструментов того времени известны вина (струнный инструмент типа лютни), флейта, кимвал, барабаны всевозможных размеров и звучания. Появились как бродячие, так и храмовые актеры. Однако мудрецам-риши, знатокам санскрита и ведийской «литургии», общаться с ними категорически запрещалось[45].

Не стоит думать, что древнеиндийская элита вела исключительно благочестивую жизнь. Как всегда в подобных случаях, возникали контрасты. Немецкие индологи прошлого Рихард Пишель (1849–1928) и Карл Фридрих Гельднер (1852–1929) обнаружили в Ригведе не только развитый жреческий культ, но и жадную охоту за драгоценными металлами, увлечение игрой в кости, охотой и гетерами.

Во времена Будды в большой моде были конные состязания, а также потешные сражения, в которых участвовали буйволы, быки, козы, бараны, петухи и даже перепела. Немало народа собирали кулачные бои и особенно дружеские побоища с применением дубинок, а также репетиции предполагаемых схваток с врагами.

Сильные мира сего в разных странах на протяжении истории человечества в своих страстях и жажде безостановочно потреблять, потреблять и потреблять все, что душа пожелает, мало чем отличаются друг от друга. Не уступают им в подобных развлечениях и некоторые духовные особы. В Индии это были охочие до шумных зрелищ и массовых сборищ жрецы при могущественных правителях.

И все-таки существует настоящее неиссякаемое и вечное богатство, которое вот уже много веков привлекает к Индии людей из других стран, — ее литература. В ней древнейшими считаются Веды, а также памятники поздневедийской эпохи Брахманы, своеобразные комментарии к Ведам, объясняющие ритуал жертвоприношения с помощью умозрительных построений. Затем идут мистические тексты Араньяки, или Лесные книги, описывающие ритуальные практики. И, наконец, нельзя обойти вниманием упанишады (санскр. — сидеть возле [наставника]), трактаты религиозного характера, примыкающие к Ведам и объясняющие их тайный внутренний смысл. На эти литературно-философские памятники я ссылался в начале этой книги. От древнеиндийских брахманов для подобной комментаторской работы требовались серьезные умственные усилия и соответствующие знания. И все же превзойти самих себя им не удавалось. Время самопознания и размышлений в потоке повседневной жизни еще не наступило. Даже в самой поэтической из Вед — в Ригведе, на что обращает внимание В. К. Шохин, отсутствуют «хотя бы отдаленные признаки теоретической рефлексии над проблемами и понятиями бытия и целей и ценностей человеческого существования»[46].

Опека жрецов помещала человека в узилище навязанных ими предубеждений и предрассудков. Карен Армстронг обращает внимание на исчерпанность ведийской веры и появление тайного учения упанишад. Британская исследовательница нисколько не преувеличивает, заявляя, что идея упанишад о тождественности сущности человека высшей сущности Вселенной нашла в сознании Сиддхартхи Гаутамы мощный отклик[47].

Упанишады были обобщающим результатом «аскезы», раздумий, аналитических дискуссий и медитативных практик мудрецов-риши. Они представляли собой учения, доступные лишь «избранным» — образованным, подготовленным слушателям. Упанишады объединяют достаточно много произведений в форме диалогов, завершающих и осмысливающих канонический свод Вед. Из них Брихадараньяка, Чхандогья, Айтарея, Кена относятся к древнейшим, написанным в VII–VI веках до н. э. Других же, чуть-чуть или значительно моложе, наберется не более двух десятков.

Появление подобных произведений объясняется просто. Смысл мифологического языка Вед был изрядно подзабыт. Он нуждался в восстановлении — этому и способствовали упанишады[48].

Обратимся к книге Артура Л. Бэшема (1914–1986) «Цивилизация Древней Индии»: «В Индии VII–VI вв. до н. э. интеллектуальная жизнь развивалась так бурно и плодотворно, как стремительно разрастаются джунгли после муссона. Распространителями этих учений, даже материалистических и скептических, почти всегда были аскеты, хотя свидетельства той эпохи подтверждают интерес царей к новым учениям. Джанака из Видехи и Аджаташатру из Каши (Варанаси) были самыми знаменитыми царями-философами. Оба жили, вероятно, в VII в. до н. э. Лесные отшельники, ванапрастха, в гораздо меньшей степени отходят от ортодоксальной ведической религии, чем бродячие аскеты — паривраджака, распространявшие широчайший спектр учений; но в основном именно они сформировали и распространили тексты упанишад»[49].

Тут необходимо сделать некоторые пояснения по поводу употребляемых мною терминов и понятий. Таких, например, как ведийская цивилизация, брахманизм, индуизм, буддизм и т. п. В сущности, все они условны, введены в широкий обиход западными индологами или теософами и в самых общих, формальных чертах дают представление о происхождении, содержании и развитии религиозных взглядов в Индии. К тому же не следует забывать о нашей соотечественнице, основоположнице теософии Елене Петровне Блаватской (1831–1891), а также индийце Нарендранахе Датте, получившем в западном мире широкую известность под именем Свами Вивекананды (1863–1902). Именно они сыграли значительную роль в появлении некоторых терминов и возникновении на Западе страстного интереса к мудрости Древней Индии. Блаватская одной из первых внесла свою лепту в широкое распространение буддийских идей на Западе. Недаром сотнями миллионов иностранцев Индия воспринимается прежде всего как страна Будды[50].