Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Через месяц после Цорндорфа корпус генерала Чернышева был направлен к столице Пруссии. 22 сентябри Тотлебен с казаками уже стоял перед воротами Берлина, но их дважды отбили. Через 4 дня подошли и наши, и пруссаки. Однако, сражения не было. Простояв биваком на берегу Шпре, прусская армия, в числе 20 тысяч, потянулась на Потсдам. Хотя дело было ночью, но казаки заметили это движение. Граф Панин, при первом же натиске, истребил весь прусский арьергард, причем отбил тысячу пленных и 2 орудия, а походный атаман Краснощеков, пустившись во весь дух в погоню, нагнал главные силы и преследовал их под самые пушки Потсдама. Между тем Берлин сдался, Чернышев забрал королевскую казну, приказал истребить все магазины, склады оружия, арсенал, пушечный и литейный заводы, все, чем только мог вредить наш неутомимый противник, и сам тоже отступил.

Под конец Семилетней войны прусский король выдвинул особый десятитысячный корпус, собственно для того, чтобы истреблять наши магазины, мешать передвижениям войск или затруднять осаду крепостей. И наш главнокомандующий составил летучий конный корпус, куда попал будущий генералиссимус Александр Васильевич Суворов. Его ближайшими сподвижниками сделались донцы, и неприятель скоро почувствовал их частью всегда меткие удары. Когда пруссаки двигались на выручку крепости Кольборга, Суворов с сотней донцов переплыл реку Нетцу, прошел в одну ночь 45 верст и приблизился к городу Ландсбергу, стоявшему на пути следования немцев. «Город наш! Ура! Нападем!» – «Там прусские гусары!» – заметил ему проводник. – «Помилуй Бог, как это хорошо: их-то мы и ищем!» Казаки понеслись к воротам, но ворота оказались заперты. «Ломи их!». Ударили бревном раз, другой – ворота разлетелись. С гиком и пальбой казаки ворвались в город, часть гусар перебили, часть перехватали. Суворов в это время уже скакал по мосту. «Одно ломи, другое жги!» – кричал он вслед едва за ним поспевавшей кучке донцов. Покончив дело, они скрылись. Пришли пруссаки – моста как не бывало. Пришлось собирать лодки, понтоны, на что ушло немало времени, а на войне, известно, каждый час дорог. При дальнейшем движении пруссаков Суворов тревожил их фланги, портил пути, при случае отхватывал боковые или тыльные отряды. Несмотря на свой малый чин, он командовал в ту пору тремя гусарскими и семью казачьими полками. Во всех случаях он распоряжался как лихой кавалерийский генерал, и в то же время был сметлив и находчив, как простой наездник. Донцы не чаяли в нем души. Однажды Суворов возвращался к своему отряду от главнокомандующего, с проводником и двумя казаками.

Всадники припоздали; наступившая ночь застигла их в лесу. Глухие раскаты грома возвестили приближение грозы, небо заволокло тучами, дождь полил как из ведра. Проводник первым делом сбежал. Проплутавши некоторое время, Суворов лег под деревом, прикрылся шинелькой и вздремнул. На рассвете казаки заметили, что вдоль опушки стоит прусский аванпост. «Помилуй Бог, как это хорошо!» – вскрикнул Суворов. Он приказал казакам сейчас же скрыться в кусты, а сам ползком пробрался к высокому дереву, что стояло на самой опушке, вскарабкался наверх, выглядел расположение неприятеля, счел его силы, а затем благополучию вернулся к своим. «Ну, подивились мы, глядя на вас», – сказали донцы. – «Смелым Бог владеет», – ответил Суворов, вскочив на коня. Шибкою рысью они пустились теперь напрямик и благополучно присоединились к отряду. Переменив наскоро белье, платье, Суворов тотчас построил войска к бою. После жаркой схватки авангард летучего корпуса был разбит, главные силы шибко отступили. Победа всегда венчала пылкого вождя и поднимала дух в его верных сподвижниках.