Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Станичный быт донцов

По мере того, как казачество умножалось приростом населения и наплывом беглецов из-за Московского рубежа, оно распространялось и вширь, занимая своими поселениями привольные берега Дона и его притоки: Донец, Медведицу, Хопер, Бузулук. По заведенному обычаю, новоселы окружали заимку земляным валом, со рвом впереди, или, по крайней мере, обносили ее плетнем, перепутанным терновником, отчего эти первые поселения и назывались городками. Наконец, настала пора, когда уже не было надобности поддерживать даже такую зыбкую ограду: лет около 200 тому назад, бывшие городки стали именоваться станицами, что означало наступление более мирных времен. Впрочем, название «городок» исчезло не сразу и не повсюду, есть старожилы, которые еще его помнят. Между донскими станицами много таких, которые считают за собой несколько веков, помимо уцелевших кое-где валов, они или хранят святыни казачества, или памятны каким-нибудь событием, близким сердцу сынам Дона. Такова, например, Усть-Медведицкая.

В ограде станичного храма стоит черная гранитная колонна, с крестом на верху: это могила донского атамана Власова, того самого, который защищал Черноморскую кордонную линию от набегов горцев, который бодро подвизался на атаманском поприще, будучи 80-летним старцем. Это был один из лучших вождей Дона и Кубани. Пяти-избянская, древняя станица, – родина Денисовых: Дениса-батыря и двух храбрых генералов – графа Федора Петровича и войскового атамана, сподвижника Суворова, Андриана Карповича. Герой Дона – Бакланов, родился в Гугнинской станице; она же считается родиной партизана Ефремова, станица Цымлянская прославилась своими виноградниками. Сказывают, что царь Петр Великий, проезжая Доном, заметил, что тут должен произрастать с успехом виноград. Он выписал из Франции мастеров, лозу и приказал рассадить ее близ Цымлянской станицы. На побывке в Париже, царь, между прочим, навестил инвалидов, доживавших свой век на королевском иждивении, а когда вернулся домой, послал им уже от себя в гостинец несколько бочек донского вина.

Романовская станица основана вскоре после избрания русскими людьми на царство Михаила Федоровича Романова. Донцы показали тогда свою верность престолу тем, что посекли прелестников Заруцкого и Марины, жены Дмитрия Caмозванца, которые рассчитывали продолжать тут смуту, а донцы поклялись служить верно и нелицеприятно новому царю, избраннику народному. В честь Царского Дома и станица названа Романовской.

Кочетовская и Раздорская станицы также славятся виноградниками, кроме того, красотой места и великолепием храмов Божьих. Святые иконы в храме Раздорской станицы блестят бриллиантами, жалованными монархами. В своем месте было упомянуто, что Раздоры – одно из первых поселений донцов. Древний Черкасск, нынешняя Старо-Черкасская станица, вмещала в себе 11 станиц, в числе которых была одна татарская. Их окружали десять «раскатов», или бастионов, на которых стояло 100 пушек. Дома в городе деревянные, построены на сваях, и так тесно, один возле другого, что часто выгорали целые улицы; не раз взлетала на воздух и «пороховая казна». После одного из таких взрывов выступило озерцо, которое существует и теперь. Кроме того, город терпел от воды; бывали годы, что затопляло не только город, но и его окрестности. Несмотря на эти невзгоды, древний Черкасск кипел в старину как котел: пристани были покрыты судами, площади волновались народом. Тут сходились ногаи, калмыки, русские торговые люди из Воронежа, Белгорода, Ливен, Ельца и Оскола. Здесь приставали турецкие и московские посольства со своими богатыми и многолюдными свитами; здесь же копились и казаки с берегов Днепра, Терека и Яика. Площади Черкасска пестрели разнообразием одежд и бранных доспехов.

Царь Петр Великий, во время Азовского похода, увидел на площади молодца, который, прогуляв даже свою рубаху, сидел, пригорюнившись, на бочонке, опираясь на ружье. «Отчего же ты не сбыл ружья вместо рубахи?» – спросил царь. – «Сбыть ружье казаку не пригоже, – ответил гуляка, – с ружьем я и службу царскую отбуду, и шелковую рубаху добуду». Ответ полюбился царю. Он тогда же пожаловал войску Донскому герб, на котором был изображен сидящий на бочонке полуобнаженный казак с приподнятым над головой ружьем. Этот герб просуществовал около 60 лет. Из памятников старины здесь уцелел величественный храм Воскресения Господня. Он строился 14 лет и сооружен по плану великого царя, который пожертвовал на него деньги, железо, утварь и два колокола. В притворе храма хранится доска с надписью, что казаки, изнуренные азовским сидением, дали обещание построить в своем городе храм, если Он, милосердый, поможет им отсидеться и увидеть свою родину; что они достославно отсиделись и возвратились в свой город, но замедлили выполнить данный Богу обет, почему и подверглись лютой моровой язве. Язва прекратилась, когда они начали строить деревянную церковь, которая два раза была построена и два раза горела, что, наконец на месте деревянной, была выстроена нынешняя, каменная.

Иконостас ее резной – виноградные лозы и грозди; весь снизу до верха покрыт образами в серебряных окладах. Трое царских врат сделаны из чистого серебра: большое медное паникадило в 5 ярусов огней памятно тем, что добыто казаками в Азовской крепости в 1637 году. Священная утварь вся серебряная или золотая, украшенная драгоценными камнями; есть небольшой ручной крест, ценимый в 10 тысяч рублей; он весь осыпан алмазами, есть еще серебряный ковш с портретом императрицы Елизаветы Петровны. В окладах всех икон и в утвари собора заключается более 60 пудов серебра и полпуда золота. Во всех же четырех церквах станицы серебра более 100 пудов, жемчуга 25 фунтов, драгоценных камней до 5 тысяч. Все это – добыча меча, приношения, обещанные в трудную минуту на поле брани.

У самого входа в собор, на правой стороне дверей, висит толстая железная цепь, которою был прикован Стенька Разин перед отправкою в Москву. В своем месте упомянуто, что Стенька прослыл колдуном, мог летать по воздуху как птица и плавать в воде рыбой.

Казачьи курени в верховой стороне

Старые казаки боялись, что простая цепь его не удержит: начертит разбойник угольком лодку, приложит руку и очутится на Волге. Вот почему над цепью отпели молебен, окропили ее святой водой, после чего и приковали Стеньку на паперти, куда нечистой силе уже не было входа. С высокой соборной колокольни открываются во все стороны чудные места, вблизи стоят домики, окруженные зеленью; вдали, к северу, виден Новочеркасск, верстах в шести зеленеют валы покинутой крепости, а на западе, в семи верстах от станицы, обозначается небольшим лесом урочище Монастырское, куда, бывало, удалялись одинокие, поседелые в боях, часто искалеченные казаки, доживать остатки дней в землянках. Они были отшельниками и в то же время, служили стражами своей родины. 200 лет тому назад, донцы возвращались как-то с набега с богатой добычей, с ясырем. Был вечер, когда они причалили к берегу родной земли у Монастырского урочища, не хотелось победителям через позднее время утерять почетную встречу: они решили переночевать у своих старцев, а в город послали сказать, что прибудут на утро. Зашумел Черкасск, как в большой праздник, радостная весть перебегала из дома в дом; отцы, братья и жены, захватив бочонки с вином или медом, спешили в урочище встретить своих семейных. Тут зажгли костры, и началось пированье, широкое, разгульное, первое после бранных трудов и долгого поста. Все упились, уснули, а тем временем, с задонской степи подвигались басурманы и, выждав, когда стала разгораться утренняя заря, набросились на спящий казацкий стан, и всех, кто в нем был, перерезали до единого. С тех пор, в субботу сырной недели, ежегодно совершается сюда Крестный ход и правится панихида по убиенным.

Черкасск, как сказано, много терпел от наводнений: если и сходила вода, то оставались болота, которые заражали воздух гнилью, отчего город превращался в больницу. Бывали годы, когда тихий Дон подтоплял и сам собор. Так называемое Краснощековское наводнение получило свое название оттого, что тело умершего атамана оставалось без погребения 2 месяца, потому что, за все это время не было в городе лоскутка сухой земли, чтобы выкопать могилу. В царствование императора Александра I, атаман Платов, испросив Высочайшее разрешение, перенес Черкасск на другое место, известное ныне под именем Новочеркасска, в 25-ти верстах от Старочеркасской станицы. Это совсем новый город, на европейский образец. Против дворца Августейшего атамана всех казачьих войск стоит изображение основателя, в развевающейся бурке, с гетманскою булавою в одной руке и обнаженной саблей в другой. Бывший атаман устремляется с восставшим народом в кровавую сечу с нахлынувшим врагом (то на память о двенадцатом годе). Главную же святыню донцов, гордость и украшение Новочеркасска составляют его «регалии», т. е. насеки, перначи, бунчуки, серебряные трубы, знамена и грамоты, добытые кровью отцов. Они хранятся в Войсковом управлении, где, между прочим, выставлены портреты всех трех Августейших атаманов в казачьей форме. Царские грамоты лежат в большом серебряном ковчеге, украшенном драгоценными камнями; сабля императора Александра I положена в особый, также серебряный ковчег. По стенам развешены портреты всех донских атаманов, начиная с Данилы Ефремовича Ефремова, первого атамана, назначенного Высочайшею властью. Он, его сын, Степан Данилович, и Алексей Иванович Иловайский изображены в парчовых кафтанах, с широкими золотыми поясами; на груди медаль на Андреевской ленте и в руке булава. Следующие за ними атаманы – уже в генеральских мундирах, со многими знаками монарших отличий.

В каждой станице твердо держались обычаи и порядки, завещанные первыми насельниками Дона. Каждая станица управлялась «сбором», и в сборе принимал участие всякий казак, за исключением опороченных. На станичные сборы сходились все казаки, где бы они ни жили, из самых дальних хуторов; съезжались обыкновению перед каждым воскресением или праздничным днем, все верхами. Но судили-рядили только люди старые, почтенные, почему на Дону издревле слово «старик» служило как бы почетным званием. Однако, в общество стариков допускались и молодые казаки, которые отличили себя или службой, или умом, или же примерною жизнью. Станичные сборы благодетельно действовали на добрые нравы казачества. Казаки всегда дорожили правом судить и рядить наравне с другими. Каждый казак добивается этой чести; зачастую он искал случаи совершить подвиг, потому что звание урядника или георгиевский крест давали ему место в сборе, возле почетных старшин. Часто казак выбивался из сил, переносил голод и холод, лишь бы не прослыть трусом или неженкой и сохранить честное казацкое имя. Ворам, клятвопреступникам не было тогда места на Дону. Зато оставленные на покосе или где бы то ни было вещи – никогда никто не тронет. Точно также утерянные по дороге: кнут, топор, налигач или путы, – приносились в станицу; по дворам, без всякой опаски, держали скот, лошадей и хранили домашнее хозяйство, развешивали для просушки белье. Воровство лошадей началось не более 100 лет тому назад.