Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Население Сунжи, от мала до велика, вышло навстречу покойнику. Плач, надрывающий сердце, стоял стоном в степи. Слепых подводили к гробу, матери сажали на крышку грудных младенцев, старики с укоризною в глазах смотрели на сподвижников Слепцова. Один седой казак упрекнул даже коня: «Ишь, волчья сыть! Не умел уберечь, а сам-то цел!».

Главнокомандующий почтил память покойного особым приказом по Кавказской армии: «Остаюсь вполне уверен, что все знали подвиги Слепцова и все разделят чувство горести, возбуждаемое утратой этого доблестного генерала, но в особенности Сунженский казачий полк, которым он командовал с 1845 года, который он устроил, поселил, воодушевил и прославил, с которым стал грозою неприятеля и в рядах которого пал на поле чести». Когда родной брат Слепцова просил, чтобы ему позволили перевезти драгоценный прах на родину, в Ярославскую губернию, князь Воронцов ответил, что тело покойного принадлежит Кавказу. По его же ходатайству, Государь Император повелел впредь именовать Сунженскую станицу Слепцовской.

Ходила молва, что Слепцов ждал своей смерти. За месяц говел и приобщался к Св. Тайнам, а перед отъездом из Сунженской, вручил своему старому слуге Якову письмо с надписью «Последнее» для передачи родным. Да, смерть часто является желанной гостьей даже в расцвете жизни, в блеске славы, среди братской приязни и светлых надежд. Так пал и Слепцов, один из лучших вождей Кавказа. Свою тайну он унес в могилу, но среди живых оставил по себе память, которая не умрет в песнях казачьих, чеченских: «Слава его высока и светла, как вершина Казбека», – поет до сих пор в своей бедной сакле усмиренный им чеченец.