Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Сунженцы

Новый полк, Сунженский, занял места, издавна знакомые, по которым много раз проходили грозные русские отряды с конницей и артиллерией. По пути вперед они шли победоносно, громили аулы, разгоняли скопища чеченцев. Возвращаясь назад, отходили медленно, упорно отбиваясь на каждом шагу.

И много раз обагрялась Сунжа русской кровью, от времен первых казачьих поселений, до тех пор, пока не вспомнили порядки Ермолова. Хотя русские войска не терпели поражений, но чеченцы все-таки торжествовали, потому что оставались хозяевами на своей земле. Тогда, по заветам Ермолова, начали строить укрепления, заселять под их защитой станицы, рубить просеки, жечь непокорные аулы, переселять мирные. Так образовалась Сунженская Линия. Впереди ее простиралась равнина, самая плодородная в целом крае, местами пересеченная балками, богато орошаемая горными речками, каковы: Асса, Форганга, Надхой, Валерик, Гехи. Бόльшая часть этой равнины, покатой к стороне гор, густо заросла вековым дремучим лесом, в котором жили враждебные нам чеченцы. Они не хотели уступить без боя лучшие свои земли, отходившие теперь под казачьи станицы. И в то время, когда надо было селиться, строиться, обрабатывать пашню, выгонять стада, ежедневно вестовая пушка по несколько раз возвещала тревогу. Но сунженцы пришли с Терека, где росли и мужали их отцы в бранных тревогах. Командиром сунженцев и вместе начальником Верхне-сунженской Линии был Слепцов, не только опытный вождь, но мудрый правитель и попечительный хозяин. За четыре года Николай Павлович Слепцов очистил от неприятеля всю плоскость Малой Чечни и покорил два нагорных общества: галашеевцев и карабулахов. Он был молод, его любили солдаты и офицеры; сунженцы души в нем не чаяли, почему Слепцов мог выполнять такие замыслы, которые в ту пору казались еще слишком смелы. Среднего роста, худощавый, он был статен и красив, в его прекрасных глазах то светилась ласка и русское добродушие, то пылал огонь рыцарской отваги. Слепцова знала вся Чечня, его побаивался сам Шамиль. Однажды Слепцов разогнал десятитысячное скопище, собранное имамом для разорения Сунжи. Матери-чеченки, чтобы унять крикливого мальчишку говорили: «Слепцов идет!» – и ребенок умолкал. В то же время злейшие враги приходили к нему из гор с просьбой разобрать их ссору. Когда в деле под Валериком был убит наиб Анзоров, Слепцов приказал передать вдове, что он очень сожалеет о смерти храброго воина, и послал ей дорогие подарки. Оружием он покорял аулы; великодушием, щедростью, быстротою действий и безумной храбростью – он привлекал сердца, покорял умы обитателей гор.

В 1848 году левый берег Сунжи был окончательно заселен станицами. По правому же берегу стояли разбросанные хутора чеченцев, и хотя они часто подвергались полному истреблению, по так же скоро появлялись вновь. В темные ночи чеченцы прокрадывались мимо наших укреплений и тихо, осторожно вновь селились на привольных местах под сенью родных лесов. Их близкое соседство обозначалось градом грабежей, без чего они не могли спокойно усидеть. Тогдашний главнокомандующий князь Воронцов приказал очистить Сунжу от этих воровских гнезд.

В ночь на 17-е февраля Слепцов выступил со своим отрядом, из 7-ми рот пехоты, 11 1/2 сотен кавалерии и конно-ракетной команды, при двух орудиях. Войска, не останавливаясь, шли целую ночь. На переправе через Сушку Слепцов оставил пехоту и артиллерию, а с конницей пошел дальше, между реками Валериком и Гехи, к аулу Ясан-Юрт. Дороги не было, шли густым лесом, обходя кучи валежника, чтоб не наделать шуму. За небольшой поляной тянулся опять лес, до того густой и мрачный, что казался непроницаем. Тут стояли первые чеченские хутора, но они казались пусты. Слепцов углубился в лес. Как всегда, он ехал впереди отряда, и первый увидал чеченский аул. Каково же было его удивление, когда он заметил, что над высокими плетнями, окружающими каждую саклю, торчат папахи и сотни продвинутых винтовок ждут появления русских. Не успела конница выстроиться на площадке, как ее встретили дружным залпом; несколько пуль прожужжали мимо Слепцова. Он только молча протянул руку к ограде, и казаки стремительно бросились, прежде чем горцы успели зарядить свои ружья. Они отступили в лес, откуда продолжали перестрелку. Через 2 часа, ни аула, ни окрестных хуторов уже не было: темные своды леса окутались дымом, сквозь который проскакивали языки огня. Зимний день приходил к концу, надо было подумать об отступлении. И без того трудное в лесах Чечни, оно становилось тем опаснее теперь, когда у Слепцова не было пехоты. Три сотни спешенных сунженцев под его личным начальством двинулись в авангарде, сзади сотня владикавказцев и милиция, в середине раненые, пленные, вся добыча и коноводы – под прикрытием казаков. Медленно, шаг за шагом, двигалась колонна. Как только местность немного обнажилась, чеченцы сунулись слева, чтобы вырвать пленных, но сунженцы, одушевленные присутствием Слепцова, бросились им навстречу с обнаженными шашками. Позже ряды опять сомкнулись, колонна тронулась. Еще ударили чеченцы, и снова авангард встретил их фронтом. Перестрелка между тем не умолкала ни на минуту, только на нее не обращали внимания. Наконец, лесная чаща кончается, впереди виден просвет, что означает близость поляны. Тут горцы, предчувствуя, что добыча ускользает, всеми силами и разом набросились с правого фланга. Прозвучала лихая команда, после которой авангард и арьергард встретили неприятеля дружной атакой, при этом многих изрубили. Бой мгновенно прекратился, верно чеченцы потеряли предводителя. А тут вышла навстречу и пехота, оставленная на Сунже. В 11 часов утра войска уже переправлялись на свой берег.

В лето того же 1850 года возле укрепления Куринского, памятного читателям пребыванием Бакланова, производились большие работы по прорубке леса, что привлекло целое скопище чеченцев. Они не только палили из-за Мичика в лагерь, но ставили батареи, чтобы бомбардировать Куринское. Кроме потерь от неприятельского огня, русский отряд изнемогал от усиленных трудов в самое жаркое время года, таял от болезней. В таком бедственном положении начальник Левого фланга генерал Козловский просил Слепцова поднять тревогу в тылу чеченского скопища. Слепцов откликнулся, хотя на его месте не всякий бы рискнул на такое опасное дело. Ему предстоял путь просекой, через Шáлинскую поляну, а эта поляна была перекопана в ту пору грозным окопом в 4 1/2 версты длиною, с 3-саженным рвом по всей его длине и башнями на концах; на левом фланге окопа, у самой опушки леса, стоял редут; правым флангом он упирался в лес. Более пяти тысяч горцев трудились над этим завалом, при помощи которого Шамиль надеялся отстоять Шалинскую поляну, самую плодородную часть Большой Чечни. Чем больше берегли его чеченцы, тем сильнее хотелось овладеть им пылкому Слепцову.

Приготовления к этому походу были рассчитаны так ловко, что обманули всю Чечню. Как бы угрожая непокорным аулам, Слепцов выставил за Сунжей, на реке Ассе, небольшой отряд, а в это время возле Михайловской собралось 5 сотен сунженцев, 150 донцов, конно-ракетная команда и небольшой отряд пехоты. В ночь Слепцов повел их берегом по пути к Грозной, но с половины дороги отправил пехоту назад с приказанием возвращаться открыто, чтобы неприятельские пикеты могли ее видеть. Сам же с конницей скрылся в трущобах Сунжи, где пробыл целый день. В это время все чеченские партии, бывшие в сборе, разошлись по домам в ожидании набега. Слепцову только и нужно было. С дневки он написал коменданту Грозной письмо с просьбой помочь ему пехотой, так как свою он отправил назад. Комендант обещал выслать 3 роты с одной сотней конницы, на сутки, не больше. Вечером 21 августа Слепцов вынырнул из трущобы, переправился через Сунжу и пошел напрямик лесами. Обещанная из Грозной помощь присоединилась на отдыхе у Ханкальского ущелья.

На рассвете, в день коронации покойного Государя Николая Павловича, отряд перешел возле крепости Воздвиженской на правый берег Аргуни, откуда направился прямо к Шалинской просеке. В 6 часов утра русские стояли перед грозным окопом. Из-за туров торчали высокие чеченские папахи, там сидело 500 защитников, при одном орудии; на башнях развивались значки двух наибов:

Талгика и Лабизана. Слепцов пустил сначала милицию, она бойко взяла с места, но, встреченная дружным залпом, отскочила назад. Тем временем Слепцов обозрел расположение окопа и наметил его слабые места. Пехоту он повел сам, опушкой леса, против правого фланга, а две сотни сунженцев, под начальством Предимирова, направил в лес, вправо от просеки, где стоял редут. Одною из этих сотен командовал тогда князь Дондуков-Корсаков, бывший главноначальствующий. Им было приказано выслать цепь из лучших наездников с тем, чтоб завязать перестрелку и таким образом отвлечь внимание наиба от правого фланга.

Когда маленькая пехотная колонна приблизилась на ружейный выстрел, горцы запели предсмертную молитву, потом дали залп, после которого продолжали учащенную пальбу. Солдаты молча добежали, спустились в глубокий ров и стали карабкаться по крутому эскарпу на гребень. Прошло несколько тревожных минут, пока решилось дело: наши овладели правым флангом, горцы отступили к левому, где перестрелка постепенно разгоралась. Радостным «ура!» приветствовали кавказцы первый успех. Слепцов оставил при себе одну роту, остальные отправил к редуту. Солдаты весело бежали по гребню бруствера, скидывая прочь туры; впереди их неслись по тому же гребню чеченцы. Из редута наших встретили ружейным залпом и выстрелом из пушки, до сих пор молчавшей. Это не остановило храбрых линейцев: они кинулись на штурм. В ту же минуту наездники прекратили стрельбу, 2-я Сунженская сотня спешилась и вместе с донцами, прибывшими из резерва, полезла с другой стороны. Горцы так растерялись, что не пытались обороняться: покинув редут, они убежали в лес. Так легко достался в наши руки окоп, на возведение которого было потрачено столько времени и труда!

В 10 часов утра из крепости Воздвиженской прибыло сильное подкрепление, но и горцы не дремали. Их гонцы разносили повсюду тревогу, сзывая на защиту конных и пеших. В скором времени впереди окопа выросло целое скопище, около 2 1/2 тысяч, и расположилось частью против редута, частые подальше на просеке, имея в виду запереть наш путь. Отсюда вдруг раздался пушечный выстрел – один, потом другой, третий… В это время чеченцы, заметив, что казаки уже садятся на лошадей, поспешно затащили свою пушку в лес. Действительно, из-за редута выезжали крупной рысью 8 казачьих сотен; рядом с ними, ближе к опушке, бежали егеря. Пешие чеченцы тотчас скрылись в лес, вслед за пушкой, но конные оказали удивительную стойкость. Они дали подряд 2 залпа.

Казаки тоже выпалили 2 раза, потом, выхватив шашки, крикнули «ура!» и понеслись вскачь. Чеченцы пытались было задержать их в перелесках. Тогда передвигавшееся рядом с линейцами донское орудие мигом снялось с передка, ударило картечью, потом опять понеслось, снова остановилось и повторило выстрел, что окончательно принудило чеченцев обратиться в бегство. Долго еще казаки гнались за ними, увлеченные победой, а когда возвращались к окопу, то лес дрожал от залихватской песни:

Пыль клубится по дороге,Слышны выстрелы порой:Из набега удалогоИдут Сунженцы домой!..