Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Как собиралось яицкое войско

Про старину уральскую мало что известно, меньше чем о других казаках. Первые орлы яицкого войска свили себе гнезда далеко за пределами крещеного, мира, чуть не в Азии, мало сносились с Москвой, еще меньше делали отписок, и только по рассказам старых людей, переходившим из рода в род, можно судить о том, что у них также была своя богатырская пора. Неизвестно, как и когда повелось Яицкое войско, но Государеву службу оно начало исполнять давно, 300 лет тому назад. В 1591 году 600 яицких казаков были посланы против ослушника царского Шамхала Тарковского, который владел городом Тарками.

Тогда же было наложено служилым казакам денежное и хлебное жалованье. О начале Яицкого войска сказывают так. Когда буйная вольница больно расшумелась, когда на Волге не стало от них ни прихода, ни проезда, царь Иван Васильевич Грозный выслал своего стольника Ивана Мурашкина истребить в корень разбойничьи ватаги, очистить водный путь на Астрахань. В те поры трое атаманов сошлись и стали думу думать, куда им скрыться от царского гнева? Одна ватага, с Ермаком Тимофеевичем, потянула на север, скрылась на Каму, откуда после была выряжена на завоевание Сибири; другая спустилась вниз, вышла морем в Терек, где осела навсегда, а третья укрылась подальше, на реку Яик, или нынешний Урал, который приютил их также навсегда. Надо думать, казаки не сразу осели. Прошло немало времени, пока они огляделись, ознакомились с новыми местами. А край был богатый. Сверху вниз протекала до самого моря многоводная река, обильная рыбой – осетрами, белугой, севрюгой, стерлядью, шинами… Поемные луга и островки покрывались ежегодно густой сочной травой; в зарослях камыша, особенно вблизи морского прибрежья, скрывались выдры, бобры, кабаны; из пернатых налетали сюда дикие гуси, птица-баба, лебеди. По сказанию, первые насельники построили себе городок там, где река Рубежная впадает в Яик. Как только прошел по Руси слух, что открылось новое убежище, войско быстро умножалось пришельцами с Дона, Волги, Кубани. Кроме казаков, людей вольных, сюда шли царские стрельцы, посадские люди, пушкари; государевы наводчики; набежали валахи, калмыки, татары, мордва, чуваши, вотяки, даже киргизы; между пленными попадались шведы, финны, турки, поляки и немцы; но главную силу войска составляли беглые крестьяне. Сюда шел народ ловкий, смелый, храбрый и гордый – народ с амбицией, который искал вольностей. «Как пчелка берет с каждого цветка по капельке меду, так и яицкое войско взяло с каждого сословия по молодцу – и вышло ровное и храброе яицкое войско».

На Руси удальство никогда не переводилось, вольная казацкая жизнь чудилась многим во сне и наяву, а, между тем, на всем лежал строгий запрет. Там же, за ее рубежом, каждый был сам себе господин. Войсковой атаман исполнял только волю народную; есаулы считались лишь его помощниками. Все дела решались в казачьем кругу, то на площади по призыву колокола, в случае спешки, то по особому торжественному сзыву. Вот в яицком городке выедал на богато убранном коне войсковой есаул в кармазинном зипуне, в широких парчовых шароварах; на голове у него нахлобучена высокая баранья шапка с острым малиновым верхом, с боку висит сабля кривая в турецкой оправе из чистого серебра; в правой руке держит жезл посеребренный. Подобно немецкому герольду, оповещающему торжество всенародное, есаул останавливается на каждом перекрестке и богатырски выкрикивает: «Послушайте, атаманы-молодцы, все Донское войско! Не пейте зелена вина – ни дарового, ни купленного: заутро круг будет!». В назначенный день собрались казаки с трезвыми, непохмеленными головами к войсковой избе. Вышел войсковой атаман, как подобает его сану, окруженный старшинами, походными атаманами, есаулами. Вступил он в середину круга, означенного перильцами, снял шапку, положил к ногам насеку, низко поклонился на все четыре стороны и стал держать речь. «Любо-ли вам это, атаманы-молодцы, или нет? – спросил он под конец. – Любо, любо! – крикнули казаки в один голос». Бывало и так, что одни кричат: «Любо», другие:

Не любо!». Тут атаман подаст знак, и казаки разойдутся на два лагеря: где больше голов, так и повершат. Виноватого также судили в кругу, причем наказывали только за такие преступления, от которых был войску убыток или же падало на него бесчестье, например, воровство, измена, трусость в бою; преступления, совершенные на стороне, и не считались за таковые. Казнили так же, как и на Дону: в мешок да в воду.

Владение войсковыми угодьями всегда было и осталось общественное, каждый может селиться, заводить свое хозяйство, где ему угодно; но на рыбный промысел, как главную статью дохода, казаки выработали строгие правила, которые в силе и поныне. Скота у них тогда не было; хлеба не сеяли вовсе. Хлеб, вино, провизию, казаки покупали в поволжских городах, преимущественно в Самаре, или же меняли на рыбу у приезжих купцов. Свинец, порох, оружие получали из казны. Многие женились, обзаводились семьями: в этом никогда не было запрета. Как и везде в старинной Руси, казачки вели жизнь тихую, уединенную, тогда как мужья любили щеголять оружием, одеждой, проводили дни в забавах, по ночам продавались разгулу. «Подобно орлам поднебесным прадеды уральцев перепархивали с места на место; жили там, где присели, где казалось им вольготнее – сегодня на Яике, завтра – на взморье». Удаль и жажда поживы увлекали яицких казаков на «промыслы», или что тоже – разбои, грабежи, наезды. Они «промышляли» на Синем море, «промышляли» над ближними и дальними соседями. Ногаи не знали, где и как укрыть от казаков свой скот, своих жен и домашнюю рухлядь. Им не было покоя ни днем, ни ночью, ни летом, ни зимой. Мирные потомки некогда сильной, воинственной Золотой орды, наконец, не выдержали: собрались от мала до велика и осадили Яицкий городок. Казаков было мало, ордынцев много. Они каждый день ходили на приступ. Сохранилось сказание, что в последние дни осады казаки заряжали свои деревянные пушки костями. Взят ли был ногаями городок или нет, про то неизвестно, по только казаки его покинули. Перед тем, как строиться на новом месте, они повстречали на Яике древнего, благолепного старца в белом клобуке, с крестом на лбу; плыл он в лодочке, пригребая на одно весельце. «Отче святой, – спросили у него казаки, поздоровавшись, – задумали мы перенести город на другое место. Начинать ли нам это дело? Дай совет». Старец спросил, куда они хотят перенести город. Казаки указали на Чаган-реку. «Не был я на том месте, – ответил старец, – а знаю, что оно к поселению удобно. Только ведайте, чады, на том месте будут у вас трусы, мятежи, кровопролитные брани и всякия сумятицы; одно время появится между вами такой набеглый царь… Вот из-за него много крови прольется, много горечи вы примете. А там, со временем, все замолкнет и вы узрите спокой».

– Ничего, святый отче, – сказали казаки. Нам и прежде говаривали: На крови-до Яик зачался, на крови-де и кончится. Ты только благослови нас, отче!

– Бог вас благословит! – сказал старец, осенил их крестом да и поплыл путем-дорогой.

Спохватились казаки, что забыли спросить старца, кто он таков. Повернули назад, догнали уж в море и спрашивают: «Прости нас, отче, давя мы не спросили тебя, кто ты такой? Поведай нам». – «Алексей, митрополит!» – говорит старец. В ту же секунду от воды поднялось густое облако, скрывшее и лодку, и святителя. Казаки пришли в ужас неописанный; когда же они опомнились, то облако рассеялось, но ни старца, ни лодки больше не видели, то было видение.

Казаки поставили новый город, который ныне известен под именем Уральска. В тогдашней «превеликой нужде» они обратились к царю, и царь Михаил Федорович, призрев на их нужды, выдал им грамоту «на владение рекою Яиком, с сущими при ней реки, и притоки, и со всеми угодьями от вершин той реки и до устья», с дозволением «набираться на житье вольными людьми». Однако, казаки не уберегли царской грамоты: говорят, она сгорела. Вообще, старые казаки мало думали о будущем; не закрепили своей грамоты, как следовало, злаками, чем впоследствии воспользовались кочевавшие с ними по соседству разные народы – калмыки, киргизы. Хватились уральцы за ум, да уж было поздно.

К этой ранней поре относятся смелые набеги в Хиву, о которой ходила сказочная молва. Там, говорили, богатства немеренные, не считаны, много золота, камней драгоценных, девиц пригожих. Атаман Нечай составил шайку в 500 человек и двинулся вверх по Яику. Это было за царя Бориса, около 1600 года. Переправившись через реку, атаман собрал круг. Все были согласны изведать дальний путь, лишь один дьяк, приставленный к письменной части, уговаривал казаков вернуться домой. Казаки так осерчали, что тут же под горой повесили несчастного дьяка, отчего и самые горы стали с тех пор прозываться Дьяковы. Безводной и безлюдной степью казаки дошли до Хивы. Хана в ту пору не было дома, он где-то воевал. Казаки заняли город, поделили между собою добычу и стали пировать. Атаман взял себе в жены самую красивую ханшу. Между тем, пришла весть о приближении хивинцев. Казаки после долгих сборов покинули столицу, но двигались медленно, таща за собой огромную добычу. На переправе через Сыр-Дарью хивинцы их догнали. Завязался бой, кровавый, смертельный – обе стороны ожесточились. Хивинцы, можно сказать, задавили небольшую горсть казаков. Пал атаман в битве, заколов сперва свою жену; вслед за ним полегли и все его сподвижники; уцелело человека 3–4, не больше: они-то и принесли печальную весть на берега Яика.

По следам Нечая пошел атаман Шамай туда же, в Хиву. Двигался он осторожно, с опаской. Перезимовав на Илеке, атаман тронулся дальше с наступлением весны и хотя с большими трудностями, но добрался до Сыр-Дарьи. Дальше путь был незнаком, никто не знал дороги. Тогда казаки захватили силой несколько калмыков. Чтобы вернуть пленных проводников, кочевники пустились на хитрость. Они выслали двух человек под видом охотников, а сами сели в засаду. Шамай и еще несколько казаков погнались за калмыками, те бросились наутек и навели их на засаду. Тут они все и попались. Пытались, было, калмыки разменяться пленными, но казаки не согласились: «Атаманов у нас много, а без вождей пробыть нам нельзя», – и отправились дальше. На берегах Аральского моря казакам опять довелось зимовать. Тут, в голодных песках, пристигла такая нужда, что они поели сначала своих лошадей, потом принялись один за другого. Наконец, пришли в такое отчаяние, что решились лучше сдаться хивинцам. Там, в цепях и вечной работе, сносили удальцы свою «горемычную» долю, а Шамая с товарищами калмыки привезли на размен.

Более верную добычу давало синее море Хвалынское. Около устьев Яика, по «островам морским да по буграм черневым» проживали наездом «казаки-рыцари», самые удалые, заправилы всему войску. Они знали здесь каждый островок, каждый заливчик; они же водили казачьи челны на синее море, и беда грозила встречному купцу, промышленнику, знатному гостю или посланнику. В укромных местах собирались ватаги с Дона, с Яика, с Волги; стояли здесь по несколько месяцев, как ястребы, выжидая добычи. Такие же притоны находились у них на всем кружном побережье – у берегов персидских и туркменских. Что именно яицкие казаки тут верховодили, про то поется у них песня:

На острове-Камыне казаки живут,Казаки живут, люди вольные.Разбивали они на синем мореБусы-корабли, все легкия лодочки.Разбили одну лодочку с золотой каймой,Снимали с золотой казной красну девицу,Красну-девицу, раскрасавицу, дочь купецкую.И начали делить золоту клану пуховой шляпой.На кон кляли раскрасавицу, красну девушку.И начали между себя трясти жеребий.Досталась атаманушке красна девушка.Возговорит атаманушка таковы слова:«На бою-то я, атамацушка, самый первый был;На паю, на дуване, я последний стал:Досталась мне, атаманушке, красна девушка».Взговорит красна девушка таковы слова:«Уж ты, гой еси, казачий атаманушка!У меня на правой руке есть золото кольцо.Золото кольцо, оно в пятьсот рублей;Поднизочка есть на мне, атаманушка, во всю тысячу.Самой-то мне, красной девушке, мне цены нету.Сотку тебе, атаманушка, шелковый ковер».