Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
![Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом](/uploads/covers/2024-01-31/bezrassudnaya-dzhill-nesokrushimyj-archi-lyubov-so-vzlomom-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Пэлем Вудхауз
- Жанр: Классическая проза / Юмористическая проза
- Дата выхода: 2024
Читать книгу "Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом"
Глава 18. Способ Лохинвара
Джимми у себя в спальне докуривал последнюю сигарету перед сном, и тут вошел Штырь Муллинс. Джимми заново обдумывал недавние события. Он принадлежал к тем людям, которые особенно сильны, когда начинают проигрывать. Нависающая опасность неизменно взбодряла его и обостряла интеллект. Последняя новость не поколебала его решимости, но навела на мысль, что подход к проблеме нуждается в изменении. Теперь придется поставить все на единый бросок костей. И примером подражания ему должен служить младой Лохинвар, а не Ромео. Он даже думать не хотел, что окажется не способным добиться того, без чего не мог жить. И так же отказывался верить, что Молли испытывает к лорду Дриверу хоть намек на подлинное чувство. Он подозревал руку Макичерна, хотя подозрение это ничуть не содействовало отгадке тайны.
Молли была девушкой с характером, менее всего женской копией лорда Дривера, покорно следующей тому, что ей предписывалось, если речь шла о деле подобной важности. Все это ставило его в тупик.
– Чего тебе, Штырь? – сказал Джимми.
Он вовсе не был доволен, что его отрывают от размышлений. Ему требовалось побыть одному.
Что-то словно бы растревожило Штыря. Он был крайне взволнован.
– Слышь, босс. Ни за что не отгадаете. Знаете энтого, ну, который заявился днем? Ну, из деревни. Его старик Макичерн привел.
– Гейлера? – сказал Джимми. – И что?
Днем состав гостей в замке пополнился. Мистер Макичерн, заглянув в деревню, случайно встретил своего старого нью-йоркского знакомого, который, путешествуя по Англии, добрался до Дривера и жаждал осмотреть исторический замок. Мистер Макичерн привел его туда, представил сэру Томасу, и теперь мистер Сэмюэль Гейлер занимал комнату на одном этаже с Джимми. Вечером он спустился к обеду, коротышка с деревянным лицом и не более разговорчивый, чем Харгейт. Джимми никакого внимания на него не обратил.
– И что? – сказал он.
– Босс, а он легаш.
– Кто-кто?
– Легаш.
– Детектив?
– Угу. Переодетый.
– Почему ты так думаешь?
– Думаю! Дык я их сразу чую по ихним глазам, ножищам и вообще. Я переодетого фараона из мильона узнаю. Легаш, одно слово. Я видел, как он на вас поглядывает.
– На меня! Почему на меня? Ну да, конечно! Все ясно. Наш друг Макичерн пристроил его тут, чтобы шпионить за мной.
– Во-во, босс.
– Конечно, ты мог ошибиться.
– Я-то? Да никогда, босс. И слышь, он тут не один.
– Как! Еще сыщики? При таком наплыве им скоро придется повесить объявление «Мест нет!». И кто второй?
– Морда на половине слуг. Я поначалу в нем так уверен не был, а теперь знаю наверняка. Легаш. Он камердин сэра Томаса, вторая-то морда, только никакой он не камердин! А поселен тут следить, чтобы никто до слез не добрался. Слышь, а что вы про эти слезки думаете?
– Лучше я в жизни не видел.
– Во-во! Они ему в сотню тысяч встали. Самый предел, а? Слышь, вы же не всерьез!
– Штырь, ты меня удивляешь! Знаешь, из тебя получился бы отличный Мефистофель. Не обладай я железной волей, что произошло бы? Нет, будь добр, выбирай темы для разговоров поосторожнее. Ты – очень дурное общество для таких, как я.
Штырь уныло пошаркал подошвой:
– А все-таки, босс…
Джимми покачал головой:
– Это невозможно, мой мальчик.
– Дык, возможно же, босс, – возразил Штырь. – Легче легкого. Я заглянул в ту комнату, посмотрел медведя, где их прячут. Проще не найти! Пробку из бутылки вытащить – и то труднее будет. Верняк, босс. Только поглядите, что я заполучил сегодня, пока просто приглядывался, а о деле и не думал. Лежало себе полеживало.
Он сунул руку в карман, извлек ее оттуда, и когда он разжал пальцы, Джимми увидел блеск драгоценных камней.
– Что за… – охнул он.
Штырь смотрел на свои сокровища любящим взором гордого владельца.
– Где ты их взял? – спросил Джимми.
– Да в комнате одной. Легче легкого, босс. Я просто вошел, пока кругом никого не было, а они лежат себе на столике. Ни разу мне ничего проще не подвертывалось.
– Штырь!
– Что, босс?
– Ты помнишь, в какой комнате их взял?
– А как же. Первая с…
– Ну так послушай меня минутку, мой ловкий мальчик. Утром, когда мы будем завтракать, отправляйся в ту комнату и положи все вещицы на место, все до единой, учти.
– На место положить, босс?
– Все до единой!
– Босс! – жалобно простонал Штырь.
– Помни: все до единой, точно на прежнее место. Усек?
– Ну ладно, босс.
Уныние в его голосе вызвало бы жалость в самом суровом сердце. Дух Штыря окутался мраком. Солнечный свет исчез из его жизни.
Исчез он также из жизни многих других людей в замке. Главным образом из-за грозной тени надвигающегося дня спектакля.
По размаху душевных мук мало что в мире способно соперничать с последними репетициями любительского спектакля в загородном английском доме. Каждый день атмосфера, насыщенная тревогами и угнетенностью, сгущается все больше. Режиссер, если к тому же он еще и автор пьесы, впадает в своего рода перемежающееся безумие. Выщипывает свои усы, если он усат, и свои волосы, если безус. Бормочет себе под нос. Иногда дает волю воплям отчаяния. Убаюкивающая любезность, отличавшая его поведение на первых репетициях, исчезает бесследно.
Он уже больше не говорит с чарующей улыбкой: «Великолепно, старик, великолепно! Как нельзя лучше. Но пожалуй, повторим еще разок, если ты не против». Теперь он закатывает глаза и рявкает: «Еще раз, пожалуйста. Ни в какие ворота не лезет. С тем же успехом мы могли бы просто отменить спектакль. Что-что? Нет, на премьере ничего в порядке не будет! Ну, так повторим, и на этот раз приложите усилия все вместе». Сцена угрюмо повторяется, и разговоры, когда участники затем встречаются вне подмостков, ведутся ледяным и напряженным тоном.
Ситуация в замке достигла именно этой стадии. Всем пьеса смертельно надоела, и, если бы не мысль о разочаровании, которое (предположительно) постигнет окрестную знать и именитостей помельче, если их лишат возможности увидеть спектакль, они бы без малейшего сожаления отказались от своих ролей. Те, кто интриговал для получения самой лучшей и самой длинной роли, теперь жалели, что не удовлетворились Первым Лакеем или Джилсом, селянином.
– Никогда больше не стану организовывать любительские спектакли. – Чартерис чуть не в слезах признался Джимми. – Никуда не годится. Почти никто даже роли толком не выучил.
– Все будет в порядке…
– Только не говори, что на премьере все будет в порядке.
– Я и не думал, – утешил его Джимми. – Я хотел сказать, что все будет в порядке по завершении спектакля. Скоро никто и не вспомнит, каким скверным он был.
– Какой ты милый, как умеешь ободрить, – сказал Чартерис.
– Зачем тревожиться? – сказал Джимми. – Если ты будешь продолжать в таком вот духе, то успокоишься в Вестминстерском аббатстве в самом расцвете сил. Заработаешь воспаление мозга.
Сам Джимми принадлежал к незначительному меньшинству, сохранявшему умеренную бодрость. В настоящий момент он извлекал максимум развлечения, наблюдая маневры мистера Сэмюэля Гейлера из Нью-Йорка. Сей рысьеглазый субъект, получив от Макичерна инструкции следить за Джимми, выполнял их с тщанием, которое пробудило бы подозрения и у грудного младенца. Стоило Джимми завернуть после обеда в бильярдную, мистер Гейлер незамедлительно составлял ему компанию. Если днем он забегал к себе в комнату за носовым платком или портсигаром, то, выходя, тут же в коридоре сталкивался с мистером Гейлером. Сотрудники частного розыскного агентства Додсона отрабатывали свой хлеб в поте лица.
Иногда после таких встреч Джимми натыкался на камердинера сэра Томаса Башли, второго, в ком опытный взгляд Штыря обнаружил особые приметы легаша. В такие моменты тот обычно оказывался где-нибудь за углом и сталкивался с ним, рассыпаясь в самых изысканных извинениях. Джимми пришел к выводу, что в этом случае навлек на себя подозрения просто из-за общения со Штырем. На половине слуг Штырь, без сомнения, выделялся достаточно, чтобы взыскательный взор детектива, в поисках грешника среди слуг, остановился именно на сыне Бауэри. А он как наниматель Штыря тут же попадал в категорию возможного сообщника.
Его забавляла мысль, что оба этих гигантских мозга столь усердно напрягаются из-за него.
А сам он все эти дни внимательно следил за Молли. Пока еще о помолвке объявлено не было. Ему пришло в голову, что объявить о ней предполагается в праздничный вечер после спектакля. Тогда в замке соберется весь цвет графства. Какой момент может быть более подходящим? Джимми позондировал лорда Дривера, и тот угрюмо подтвердил, что скорее всего он прав.
– После представления будут танцы, – сказал он, – и, похоже, они тогда это и устроят. Потом уже не вывернуться, раз все графство будет знать. Уж положитесь на моего дядю! Не удивлюсь, если он влезет на стол, прокричит об этом, а наутро объявление уже появится в «Морнинг пост», и Кэти его прочтет. Всего через два дня, о Господи!
Джимми дедуктивным методом заключил, что Кэти была девушкой в «Савое», о которой его сиятельство не сообщил ничего, кроме того, что она самая-самая и не имеет за душой ни пенса.
Всего два дня! Подобно битве при Ватерлоо предварительный прогноз оставался неясен. А он теперь, как никогда раньше, чувствовал, как много она для него значит, и порой ему казалось, что и она тоже начинает это понимать. Тот вечер на террасе каким-то образом изменил их отношения. Он тогда думал, что они сблизились, обрели точки соприкосновения. Она была откровенной, веселой, непринужденной, а теперь он замечал в ней напряженность, непонятную замкнутость. Между ними была стена, но не прежняя. Он уже не был одним из толпы.
Но это была гонка со временем. Первый день миновал в пустоте, как и утро следующего, так что речь шла уже о часах. Наступил заключительный день.
Даже мистер Сэмюэль Гейлер из частного розыскного агентства Додсона не сумел бы нести более бдительный дозор, чем Джимми в эти последние часы. Днем репетиции не было, и члены труппы на разных подступах к нервному срыву расстроенно бродили по садам. Они по очереди цеплялись за Молли, а наблюдавший издали Джимми проклинал их настырность.
Наконец она бесцельно побрела в одиночестве, и Джимми, покинув укрытие, последовал за ней.
Она шла по направлению к озеру. День выдался на редкость жаркий и душный. В воздухе пахло грозой. За деревьями призывно блестело озеро.
Когда Джимми нагнал ее, она стояла у самой воды. Стояла спиной к нему, покачивая ногой причаленный к берегу челнок. Услышав голос Джимми, она вздрогнула – мягкий дерн заглушил его шаги.
– Могу ли я покатать вас по озеру? – спросил он.
Она ответила не сразу, и была явно смущена.
– Простите, – сказала она, – я… я жду лорда Дривера.
Джимми заметил, что она нервничает. В воздухе ощущалось напряжение. Она отвела глаза и уставилась на тот берег озера. Ее лицо покраснело.
– Но все-таки, – сказал он.
– Извините, – повторила она.
Джимми оглянулся через плечо. Со стороны нижней террасы к ним направлялась долговязая фигура его сиятельства. Граф шел дергающейся задумчивой походкой, отнюдь не той, какой спешат на заветное свидание. И тут же он скрылся за большой купой лавров, окаймлявших нижнюю террасу. Через секунду он должен был появиться из-за них.