Ланиакея

Глава 3

На практиках с применением суггестии согласно Кодексу «Ланиакеи» в обязательном порядке должен был присутствовать телепат. Он читал мысли находящихся в иллюзии психопрактиков, видел сюжет иллюзии и мог дать знать, если что-то шло не так, чтобы суггестив снял внушение до того, как оно повлечет за собой неприятные последствия в виде психической травмы.

Вагнер все-таки появился: когда мы с Нестором вернулись из кофейни, он уже стоял рядом с Джеком Аткинсоном и говорил ему о том, что «...мне нужно недели две, не больше. В крайнем случае ты...» — и, заметив нас, прервался для короткого «добрый день, Левин, Голуб», чтобы снова вернуться к разговору.

Встреча с Тамарой Калиной не давала мне покоя, и поскольку она меня крепенько зацепила, я уже почти наверняка знала, что в иллюзии кто-то из Калин обязательно появится. В этом и была «прелесть» суггестии — она выковыривает из тебя все твои тайные страхи и комплексы, оборачивает их против тебя, бьет в твои самые слабые места.

Так что я подошла к Аткинсону и Вагнеру и встала чуть поодаль, пока приглашенный суггестив, Павел Эльдарович Красников, доктор психопрактических наук и один из авторов Кодекса, что само по себе уже делало его легендой, обменивался любезностями с хилером и диагностиком, которых он знал.

— Выкладывайте, Голуб, — сказал Вагнер через две минуты. Естественно, он не мог не заметить, я буквально сверлила их взглядом.

— Денис Николаевич, я хотела вас предупредить, что в иллюзии вы увидите кого-то из Калин.

Не знаю, чего я ждала: удивления или чего-то другого, но они с Аткинсоном просто обменялись взглядами и кивнули друг другу так, словно о чем-то мысленно договорились.

— Фаина, вы видели Тамару Калину? — спросил последний.

Что? Откуда они...

— Да, — растерянно сказала я.

Они какое-то время внимательно смотрели на меня в две пары глаз, потом снова переглянулись — да что происходит? — и снова синхронно кивнули.

— Расскажешь после практики, — сказал Вагнер, словно не замечая, что говорит мне «ты» в присутствии Аткинсона. — Давайте начнем. Голуб, воздействие суггестива пятой категории.

— Отличается большей глубиной, реалистичностью и включением в комплекс подвергающихся воздействию структур подкорковых, первичных зон чувствительности, — выдала я почти на автомате. — Это значит, что помимо собственно иллюзии суггестив пятой категории способен создать в мозгу весь комплекс сопряженных с «картинкой» переживаний, начиная от эмоциональных и заканчивая тактильными ощущениями.

— Каким образом будете блокировать? — Аткинсон и обращаясь к Нестору, который тоже подошел к нам и встал рядом со мной.

— Если предупредить воздействие не удалось, его уже не разрушить, — сказал Нестор. — Выбраться из иллюзии возможно только отразив воздействие в суггестива в течение первых трех минут.

— Почему трех? — Вагнер.

— В этот период мозг еще борется с ней. Потом — принимает как реальность.

— Каким образом будете разрушать иллюзию?

— Нужно найти ее центр, — сказала я, когда Аткинсон посмотрел на меня. — Суггестива, который ее создал... соткал. И отразить в него. Отражение в иллюзии, при условии соблюдения трехминутного лимита, будет эффективным и в реальности.

Вагнер и Аткинсон в третий раз синхронно кивнули, давая понять, что опрос закончен, и мы с Нестором заметили, как Красников достал из кармана часы.

— Кто первый?

— Давайте я? — предложила я храбро.

Мы разошлись по местам. Нестор с явным облегчением на лице встал рядом с суггестивом, чтобы поглотить поток, который я должна буду в них отразить, и кивнул, показывая, что готов.

— Я готова, — сказала и я тоже, и Красников, глядя на меня, щелкнул кнопкой секундомера, дав сигнал для начала иллюзии.

Внушение накрыло меня, и реальность мгновенно исчезла.

***

Я стояла посреди длинного коридора, убегающего в бесконечность впереди и позади меня. Тусклые лампочки над головой мигали, каменные стены прятали в щербинах мрак, где-то капала, размеренно и мягко, вода. Я сделала пару шагов вперед, и стены лабиринта — я знала, что это лабиринт, в иллюзии ты всегда все точно знаешь — отразили стук моих каблуков гулким эхо. Еще пара шагов — и я даже смогла различить выбоины от пуль в стенах, а где-то валялись и сами гильзы, ржавые, старые, оставшиеся здесь с прошлых веков и смертей.

Они так и просились мне в руки. Хотели рассказать истории. Надеялись, что я останусь с ними навсегда. Время пошло, и с каждым шагом иллюзия становилась все более прочной, и разрушить ее совсем скоро уже будет так труд...

«Убей».

Приказ, прозвучавший в голове, был настолько ясным и неожиданным, что я остановилась.

Что?

«Убей».

Из-за угла вышел человек, и сердце мое упало, когда я поняла, что не узнаю его... и одновременно очень хорошо знаю, как будто чье-то лицо наложилось на лицо сразу сотен знакомых мне людей, размывая их контуры и заставляя меня теряться в догадках относительно кого, кого я сейчас перед собой вижу.

Это был Нестор. Вагнер. Джек Аткинсон. Кристи. Таня. Катя. Оба Рафа сразу.

Андрей Калина с мертвыми глазами и черной дырой посреди бледного лба, и на его образе эта карусель лиц остановилась.

— Ну, привет, Голуб. У меня для тебя есть подарок.

Калина подошел ко мне и вложил в мою покорную руку тяжелый пистолет. Он был холодный и совсем не похожий на иллюзию, в которой я сейчас находилась, и я машинально сжала его в руке, когда стены вокруг вспыхнули ярким белым пламенем.

Так вот откуда здесь гильзы. Так вот, что таят в себе выбоины от пуль.

Но это все меня, конечно же, не остановит.

— Дай мне пройти, иллюзия, — сказала я Андрею, ухватив пистолет и ловко снимая его с предохранителя. — Где ваш ткач, где ваш создатель?

Калина отступил с моего пути и указал вперед, и лицо его снова поменялось, став похожим на лицо моей мамы.

— Убей! — сказала она. — Убей его.

Именно это я и собиралась сделать.

Стены лабиринта таяли, подвергаясь новой трансформации. Теперь это были ровные ряды клеток: пустых и полных, и в некоторых из них пленниками были далеко не животные. Я почувствовала запах соломы, вонь чьего-то пота, услышала стоны зверя, которому цепь натерла лапу, рычание женщины, подошедшей к прутьям и вытягивающей руку в попытке дотянуться до меня. Клеток было так много, а времени у меня было совсем мало, и я побежала.

Уже через десяток шагов я увидела, что кто-то бежит мне навстречу, и остановилась, — и человек тоже остановился, тяжело дыша и прижимая руку к боку, совсем, как я.

Человек с множеством лиц, которые постоянно менялись в иллюзии, чтобы я не смогла узнать наложившего внушение суггестива в реальности.

Вагнер. Нестор. Раф. Катя. Калина.

— Кто ты?

Звери в клетках заворчали при звуке моего голоса. Человек не ответил. Я ухватила пистолет покрепче и пошла вперед, и человек тоже двинулся вперед, и сейчас это был мужчина. Создатель иллюзии, вышедший мне навстречу в своей собственной реальности, желающий встретиться со мной лицом к лицу, чтобы я его убила.

Я подняла пистолет и направила на него, и он тоже направил на меня оружие и улыбнулся мне в ответ, когда я сказала, что нашла его.

Еще пара шагов — и я поняла, что передо мной не человек, а зеркало.

Еще три шага — и я увидела, что отражаюсь я, Фаина Голуб, и что это позади меня лабиринт становится все темнее и темнее, как будто кто-то все приглушает и приглушает и без того неяркий свет.

— Разрушай иллюзию, — сказало мне отражение. — Осталось десять секунд.

Девять.

Восемь.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Три.

Я поняла, что нужно делать, но не знала, успею ли. Человек в отражении был мной, а я была им, и я направила пистолет в зеркало и нажала на спуск. Выстрел прогремел на весь лабиринт так громко, что, казалось, мои барабанные перепонки взорвутся, и зеркало разлетелось на осколки в момент, когда губы Фаины Голуб в нем прошептали: «Две».

Иллюзия исчезла. Остался только лабиринт.

Я прислонилась к стене, чувствуя себя слабее котенка. Затылок звенел от дикой боли, пальцы, которые мягко пытался разжать Вагнер, словно свело судорогой, и они никак не желали отпускать оружия.

— Отдай его мне. — Я закрыла глаза, когда к горлу подкатила неожиданная тошнота, и попыталась... и не смогла. — Давай же, Фаина, отдай мне пистолет.

— Не получается.

«Убей».

Почему у меня не получается разжать руку? Почему я слышу этот голос, если я выбралась?

Меня окатило волной неизвестно откуда взявшегося холода. Свет снова начал тускнеть, стены лабиринта заколебались, как и пол под моими ногами, и я испуганно огляделась вокруг, не понимая, как такое может быть — как я и Вагнер можем одновременно быть в реальности и в иллюзии.

— Что происходит?

— Отдай его мне, Фаина. Это часть внушения, ты должна ее мне отдать, — сказал Вагнер настойчиво, и я снова попыталась... и не смогла. — Давай же. Давай же, разожми руку.

— Но я же разрушила иллюзию...

Вокруг становилось все темнее, а это значило, что я говорю неправду, но почему внушение не разрушилось?

— Ты меня не слушаешь. Немедленно...

«Убей».

Снова этот голос, и рука моя с пистолетом дернулась вверх, едва не ударив Вагнера по лицу. Он перехватил мою кисть и сжал ее, второй рукой удержав меня за плечо, когда я тоже дернулась.

— Смотри на меня. Смотри на меня и разжимай пальцы.

Я посмотрела, и в темноте, накрывающей лабиринт, его прекрасное лицо было как источник света. Я протянула свободную руку и коснулась его щеки — этого света, такого нереального, что это могло быть только иллюзией, и провела по ней пальцами, улыбаясь оранжевым лучам, расходящимся во все стороны от моей руки, и ему — потому что я не могла ему не улыбаться.

— Ты настоящий? — спросила я шепотом. — Это реальность?

— Все настоящее, — сказал он, осторожно взяв меня за запястье и убирая мою руку от своего лица, и это движение оставило в окружающей нас темноте яркий оранжевый след. — Но есть суггестия, которую ты не блокировала. Твой мозг пытается понять, что реально, а что нет. Ты возвращаешься в иллюзию, Голуб, ты должна...

«Убей».

И он исчез, оставив меня одну в полутьме лабиринта.

Стены вокруг снова заколебались, размываясь и превращаясь в прутья клеток, в которых сидели странные и страшные существа. Я снова сидела на полу возле одной из клеток, и грязные женщины и мужчины тянули ко мне свои руки, покрытые язвами.

А потом дверцы клеток стали медленно открываться.

С жутким скрежетом они ползли в стороны, и твари, сидевшие в клетках, стали одна за другой выбираться из них, вываливаться, оскалив пасти, высунув языки, с которых на пол капала слюна, сверкая глазами.

У меня была всего одна пуля. У меня был всего один шанс и несколько секунд, потому что потом они доберутся до меня и сожрут в этой иллюзии, которую мой запутавшийся мозг создал для себя сам.

Твари рычали уже совсем рядом, и пахли землей и гнилыми яблоками. Но в этой иллюзии я сама была создателем этого кошмара, а значит, выход был только один. Я медленно подняла пистолет к своему виску и...