Ланиакея

Глава 5

Начались праздники, и в институт мы не ходили. Мы учились в воскресенье, шестого числа, но зато отдыхали во вторник и среду восьмого и девятого, два долгих дня посреди недели, которые казались мне еще длиннее из-за того, что я ждала решения московской комиссии «Ланиакеи». Вагнер сказал, оно должно прийти десятого или одиннадцатого числа, не позже. Мой психопрофиль Смолькина отправила в Москву сразу же, как исследование закончилось. Кроме того, меня — мои результаты — там ждали. Тянуть не будут.

Вагнер взял мой номер телефона, заметив, что позвонить или написать будет удобнее, нежели снова ждать в коридоре. Конечно же, я весь вечер пялилась на экран, боясь пропустить звонок.

Даже когда звонила Гале и рассказывала ей о том, что случилось — и на исследовании, и после — все равно держала телефон перед глазами. Вдруг позвонит. Скажет: «Голуб, вы такая молодец, я хочу пригласить вас на свидание, и вообще, кажется, вы мой импринт».

— Ой, а у нас тут беда, — сказала Галя, когда я выложила свои новости, и настало место для ее. — Вчера папа Антона в аварию попал. Состояние тяжелое, пока даже не знают, выживет ли или нет.

«Антон» был Антон Лавров, Галин бывший лучший друг и одноклассник, чистый «нуль» и сволочь, каких мало. Он ненавидел психопрактиков, открыто называл нас повернутыми, шизофрениками и мутантами и в преддверии выборов мэра год назад организовал кампанию против кандидата-психопрактика с призывом «Оставьте в покое наши мозги!».

Я ненавидела Антона всей душой... но вот отца его было жалко. Дядя Сергей работал у нас в Зеленодольске таксистом, возил нас с Галюней еще по старой дружбе с нашим папой бесплатно. Я помнила запах его машины так четко, словно это было вчера: крепкий табак, одеколон и неизменная дешевая «елочка» под потолком. В кассетнике, старом, еще советских времен, всегда играл Круг.

— Ох, — сказала я. — Ну и новости.

Галя потерянно кивнула.

— Я сама в шоке. Так жалко. — И, после паузы: — Мама и папа спрашивали про тебя. Папа сказал, ты не звонила им с конца декабря.

— Ага, — я отвела взгляд. — Позвоню.

Галя снова помолчала, не желая влезать в мои непростые отношения с родителями, но потом все-таки не выдержала:

— Ты позвони. Мама же волнуется.

— Да. Позвоню, Галь. Позвоню завтра.

Но восьмого марта я позвонила только ей и Катюхе. Подруга начала уговаривать меня сходить в кафе, развеяться, ведь завтра тоже выходной, но я предложила заказать на дом суши и посидеть вдвоем.

Мне не хотелось никуда идти. Меня тянуло рассказать Катюхе про вчерашнее, выложить ей все как на духу, но не по скайпу. Это как наркотик — если у тебя есть подруга-психосенсор, тебе обязательно нужна будет ее поддержка. Катюхе даже не обязательно было рассказывать. Я обнимала ее — и все, она все знает.

Самой Кате нравились мои прикосновения, она говорила, они «щекотные». Но прикосновения вообще Умочка не любила. Она постоянно носила перчатки, даже летом, даже в помещении, пусть и тончайшие, из специальной пористой ткани, которая не позволяла рукам потеть. Я тоже носила, да, но не постоянно. Я транслировала, а не принимала, то есть, грубо говоря, ходила в гости, а не принимала гостей, и мне не приходилось потом после каждого из них оттирать со своего мозга грязные следы.

Приехав ко мне, Катюха сразу же включила ноутбук, выбрала на нем свой любимый плейлист для фона и забралась на диван с ногами. Пока я раскладывала палочки и готовила соус, она успела съесть весь васаби. С хлебом, на который уложила перед этим пару кусков сыра.

— Проголодалась — жуть, — сообщила она мне с набитым ртом. — Извини, иногда пробивает. Особенно после разговора с мамочкой, ну, не будем.

Я понимающе кивнула. У Умочки с семьей тоже были непростые отношения. Мать-алкоголичка вот уже второй год выносила дочери мозг по поводу того, что ее бывший муж — Катин папа — снимает дочери двухкомнатную квартиру в Тюмени и дает деньги на проживание, пока самой Кире Аркадьевне не на что купить даже бутылку водки.

Катя уже давно не жила дома, и, приезжая в Зеленодольск, оставалась у бабушки. После окончания ТюмПУ она планировала перебраться в Тюмень с концами или уехать к отцу в Новый Уренгой. Там тоже были вакансии для психопрактиков высоких категорий.

Я разлила в стеклянные бокалы колу и уселась рядом с Катей, подняв бокал в импровизированном тосте.

— С праздником!

— Да, с днем весны!

Пока я рассказывала, что было на том перекрестке, она молчала и сосредоточенно жевала. Когда я рассказала о раппорте, она замерла, просто замерла с открытым ртом.

— Кать, муха залетит, — беззлобно сказала я.

Она покачала головой, коснулась меня рукой и тут же убрала, чтобы не узнать лишнего.

— Фай, это… я просто не знаю, что сказать. Чует мое сердце, добром все это не кончится. Ты хоть не касалась его, нет?

Катя могла говорить со мной откровенно. Она знала, что происходит. Помнила тот первый раз, еще год назад, когда мы с ней вот так же, на восьмое марта, устроили девичник — только пили кое-что покрепче — и я рассказала ей об импринтинге.

Она не стала уточнять, спрашивать, может, я ошиблась, ведь на курсе у нас в Вагнера влюблена каждая вторая, что, может, это просто влюбленность, которая пройдет сама собой. Ей достаточно было обнять меня. Катюха гладила меня по голове и говорила, что если ее импринтом окажется кто-то наподобие моего, она застрелится. Наверное, подумала, что это меня утешит.

— Нет. Это был всего лишь раппорт, — сказала я. — Не страшно.

Катя промолчала, поедая суши.

— Если все получится… — начала я и замолчала, понимая, что вот-вот ляпну лишнее. Но мысль свою я додумала.

Если я собираюсь в «Ланиакею», если меня все-таки возьмут, я должна сделать то, что так уверенно пообещала Смолькиной. Взять импринтинг под контроль. Бороться с ним изо всех сил. Сдерживать его, если я действительно хочу стать лучшей. Достойной. Крутой.

— И когда ты мне расскажешь про это «все»? — спросила Катя, оглядываясь на ноутбук и набирая на нем адрес канала «Миг». Ну конечно, кто-кто, а Умочка не упустит возможности посмотреть новости с моим участием. — Ты смотрела, кстати?

— На выходных точно расскажу. Если решится — пойдем в какой-нибудь ночной клуб. За мой счет. — Вздохнула. — Не смотрела, Кать, духу не хватает.

Она нажала на кнопку проигрывателя и повернулась ко мне.

— Ну, сейчас посмотрим.

— На перекрестке улиц Семенова и Федорова… — отчетливо донеслось с экрана, и Катя повернула ноутбук ко мне, чтобы я тоже могла это увидеть.

Сюжет об аварии был смонтирован в лучших голливудских традициях. На камерах слежения было видно, как мы вылетели на перекресток, как тот урод в своей «ауди» пронесся мимо, закручиваясь волчком, как сбил пешеходов, уже ступивших на переход на другой стороне улицы… Катюха ахнула, когда белая машина пролетела по тротуару в сторону детей. А потом дети взлетели над дорогой и замерли… и повисли намного выше, чем были, когда я вышла из машины.

— Ой! — пискнула Катя, закрывая лицо руками, когда с высоты пятого этажа вся эта шестерка ринулась вниз… и замерла в момент, который я помнила очень точно.

«Стоп, немедленно».

— Кать. Кать, никто не умер, все хорошо, — сказала я, и она осторожно разжала пальцы и посмотрела на экран сквозь них.

— Зато у одного психосенсора сейчас чуть не случился инфаркт.

Камера переместилась на нас, и внутри меня все сжалось. На экране я выглядела килограммов на десять тяжелее и казалась какой-то растрепанной и испуганной рядом с невозмутимым как скала Вагнером. Волосы торчали в разные стороны, пальто на спине было таким грязным, словно из медцентра меня тащили волоком. Какой кошмар.

— Как утверждают источники в ТюмПУ, где учится вышеупомянутый кинетик-психопрактик, помимо телекинеза Фаина Голуб обладает еще и телепатией. — Голос Федоровой буквально бил меня по ушам. — Запомните это лицо. Скромная девушка из аномального города Зеленодольска наверняка еще удивит нас, ведь мы помним, что практически все жители этого города оказались обладателями способностей класса 3 и выше.

Опять Зеленодольск. В России кончились другие города?

— Возможно, перед нами — новый Джек Аткинсон? Кто знает, кто знает, поживем-увидим, — продолжила Федорова. Господи, только этого не хватало. — С вами была Алина Федорова, телеканал «Миг», новости Тюмени.

— Да они заколебали со своей аномалией, — с чувством сказала Катя, закрывая вкладку. — Ни дня без того, чтобы пнуть Зеленодольск. Там уже и не осталось никого со способностями-то, а все неймется.

Мы с ней вернулись к суши, но мое настроение было испорчено. Вскоре Катя ушла, попрощавшись до завтра, и я легла спать, глядя на экран телефона, на котором не было ни одного пропущенного звонка.

***

Десятого числа я шла в институт с отчаянным желанием стать невидимкой. После ухода Катюхи я пересмотрела видео и расстроилась еще больше. Я выглядела отвратительно. Мне хотелось забиться в угол и не показываться никому лет сто. Я вошла в холл, и взгляды буквально приклеились ко мне, сопровождаемые приглушенными комментариями.

Нет, не сто. Двести, минимум.

— Фаина! — Или триста.

Меня окликнула Света Ласточкина, обладатель парных способностей, модельной фигуры и жгучего желания быть первой во всем. Уж она-то пошла бы на все, чтобы попасть в «Ланиакею». Света бредила ей с последних классов школы, и да, она тоже была из Зеленодольска, правда, уехала в Ноябрьск еще до окончания школы. Мы с Катей с ней не дружили.

К слову, если нас двоих поставить рядом и посмотреть, как мы обе реагируем на Вагнера, со стороны может показаться, что он — ее импринт, а не мой. Света буквально сияла в его присутствии… как и в присутствии всей мужской половины преподавательского состава. С учетом того, что внешностью ее бог не обделил, не было ничего удивительного в том, что добрая часть этой мужской половины начинала сиять в ответ. Вагнер в эту половину, кстати, не входил.

Света транслировала эмоции как маяк в темную ночь. Она шла ко мне — и я сжималась от ощущения неприязни, бьющего от нее волнами.

— Здравствуй, Фаина.

— Здравствуй, — сказала я, отдавая гардеробщице пальто.

— Ты прекрасно выглядела в новостях, — продолжила Света, четко осознавая, что ее эмоции говорят обратное, и что я это чувствую.

— Угу, — сказала я, поправляя волосы перед висящим рядом зеркалом.

— Семенова и Федорова… Скажи, вы случаем, не с Зелинского возвращались? Денис, ясное дело, будет молчать, но тебе-то наверняка уже сказали.

Денис, да. Попробуй-ка, назови его так в лицо.

— Я не знаю, — сказала я.

Света ласково улыбнулась — жутковатый диссонанс, учитывая, что ощущала я от нее сейчас только зависть.

— Да ладно тебе. Все ты знаешь. Неужели ты думаешь, что никто не сложит два и два?

Я промолчала, забирая у гардеробщицы номерок. Света снова улыбнулась своей акульей улыбкой и почти прижалась ко мне, заглядывая в глаза.

Я отступила, пряча руки в карманы пиджака. Ага, сейчас. Знаю я ваши приемчики с этим якобы случайным прикосновением.