Ланиакея

— Я пока не имею права говорить, — и тут телефон у меня в кармане завибрировал. Я отвернулась от Светы и поднесла его к глазам, внутренне замирая.

Конвертик входящего сообщения.

Незнакомый номер.

«Поздравляю. Вы приняты».

Я медленно убрала телефон в карман и подняла взгляд на Свету, зная, что она наверняка заметила, как изменилось выражение моего лица.

— Ты знаешь, Денис только что написал мне, что я принята в «Ланиакею». — Она уставилась на меня, видимо, пытаясь понять, шучу я или нет. Я широко улыбнулась, глядя ей в лицо и жалея о том, что она не может прочитать сейчас мои эмоции. Ее я осознавала прекрасно. — Спасибо за поздравления.

И прошла мимо.

Первой парой у нас была групповая психотерапия, лекция. Веревкина Ярослава Валерьевна, заведующая кафедрой, прошу любить и жаловать, как раз тот классический тип профессора психологических дисциплин, который и создает репутацию психологов-«психов». Она была ярой юнгианкой, знала биографию Карла Юнга вдоль и поперек и обожала ковыряться в наших сновидениях. Именно на них чаще всего основывался выбор темы.

Веревкина была уверена, что все психологические ситуации можно проработать.

Абсолютно все. Даже импринтинг.

Кому-то может показаться странным, что импринтингу и вообще делам любовным в наше неспокойное время уделяется так много внимания. Люди встречаются, люди влюбляются, женятся… Но когда твой инструмент — это мозг, когда ты показываешь миру больше, чем показывает обычный человек, когда твои психологические характеристики значат не меньше, чем величина артериального давления, острота зрения и слуха, требуется учитывать гораздо больше переменных.

Психическая стабильность — вот главное условие допуска психопрактика с категорией выше третьей к использованию способностей. Без этого паспорт получить можно, но с отметкой об ограниченной психоспособности или непсихоспособности — в зависимости от степени нестабильности. И только после блокирования. Проще говоря, Джек Аткинсон или кто-то из его учеников должен был взять свой ментальный молоток и заколотить железными гвоздями дверку в ту часть мозга, где жили способности. А потом залить бетоном для верности.

При чем тут импринтинг? Все просто. Запечатление — это уже состояние измененного сознания, а значит, легкая нестабильность. Смолькина не зря говорила, что меня могут использовать, чтобы навредить Вагнеру — она знала о таких случаях не понаслышке. Импринты не должны были работать в паре — такое правило вот уже пять лет было негласным, но его применяли все чаще.

Пары мортал-антиперцептор, то есть партнер, умеющий убивать мыслью, и партнер, умеющий эту мысль блокировать, были востребованы в самых высоких кругах уровня ФСБ и международных антитеррористических организаций. Морталы были в стране наперечет. Морталы-телепаты вроде Вагнера, которые могли почувствовать угрозу заранее и нанести предупредительный удар, считались одними из самых редких. Теория мортальных, то есть смертельных для личности взаимодействий, не изучалась в университете вроде нашего, это был уровень «Ланиакеи».

Вагнер уже убивал, я это знала. Его слова «нет, Голуб, вы бы не умерли» были тому лишним — но не единственным — подтверждением.

Как и Аткинсон, он участвовал два года лет назад в громкой операции по освобождению заложников, захваченных террористами в одной из американских школ. Тогда погибло двадцать человек. Могло погибнуть в десять раз больше.

Террористы сдались, когда их осталось трое из девятнадцати — трое с живыми мозгами, имею в виду. Еще шестеро впали в кому после направленного воздействия Аткинсона и были отключены от систем жизнеобеспечения спустя недолгое время. Четверых нейтрализовал Вагнер, когда они убили пятерых заложников, чтобы показать серьезность намерений. Он не смог прочесть их мысли, потому как с террористами работал блокиратор-нелегал. Его снайперы убили первым после разрешения стрелять на поражение.

И снова, при чем здесь импринтинг? Все просто. Чтобы добраться до террористов, Вагнеру и Аткинсону — в сопровождении группы захвата, конечно же — пришлось войти в здание и разделиться. Они оба могли погибнуть. Если бы они были импринтами, они просто не смогли бы работать бесстрастно, не думая о том, жив ли другой, находящийся в такой же опасности партнер.

— …поздравим ее! Фаина, выходите к нам.

Что? Кто? Но вокруг уже хлопали в ладоши — кто, как Катя, радостно и с энтузиазмом, а кто, как Ласточкина, с кислым выражением лица и кислыми же эмоциями, которые я, к счастью, с такого расстояния ощущала только краем.

— Идемте же. — Веревкина смотрела прямо на меня, и мне пришлось подняться с места и спуститься по ступенькам к ней. Она положила руку мне на плечо, другой рукой держа распечатку письма с уже знакомым мне глазом в левом верхнем углу бланка, и обернулась к аудитории. — Решением Московской комиссии от 7 марта 20.. года студентка 2 курса психфака ТюмПУ Фаина Юрьевна Голуб принята в Высшую школу психопрактиков «Ланиакея».

Веревкина посмотрела на меня, улыбаясь довольной улыбкой, и мне пришлось улыбнуться в ответ. Ну конечно. А ты ждала, что ответ тебе вручит Вагнер, правда? Обнимет, расцелует и пожелает удачи, скажет, что будет скучать.

Меня поздравляли, и я благодарила за поздравления до конца пары. Но осознания — полного осознания происшедшего — не было. Пока не пришло.

— Фаина, зайдете ко мне потом, напишете заявление о переводе на заочную форму обучения, — сказала Веревкина уже на перемене, задержав меня у выхода из аудитории, чтобы отдать распечатку. — На следующей неделе сдадите зачеты по предметам и переведетесь. С первого апреля начнете обучение уже в Москве. Желаю вам удачи.

— Спасибо, — сказала я, забирая письмо.

— И я видела сюжет, — Веревкина внимательно посмотрела на меня, и я покраснела от ее взгляда. — Денис Николаевич сказал, вы сработали на твердую «пятерку». Так и есть… даже несмотря на то, что кинетический захват вы исполнили еще хуже, чем обычно, и чуть не упустили акцепторов.

— Знаю, — вздохнула я.

— Ну, идите. Еще увидимся.

Я вышла из аудитории… и оказалась в объятьях радостно вопящей Кати. Тут уже и мои эмоции взяли верх, и я тоже обняла ее, едва не лопаясь от ликования. Мы перетащили наши вещи в аудиторию, где должна была проходить следующая пара, психодрама, и всю перемену провели на подоконнике в коридоре, обсуждая, что да как.

Уже дома я записала номер Вагнера в записную книжку в телефоне. И его «Поздравляю. Вы приняты» стало выглядеть чуточку более лично… как будто и в самом деле ему было не все равно.