Под созвездием Падшего Ангела

Глава 10. Трудности мышиной жизни

– Джастина! Тина! – кто–то терся у кареты, Джас даже разобрала, что ночной гость пошел покругу, ища возможность заглянуть в щелочку – на ночь пленница зашторивала окна. Она прислушалась к осторожным шагам, не веря, что ее друг все–таки пришел. – Тина, это я, Хельг!

Джас кинулась к окну и так дернула занавеску, что ткань затрещала. С той стороны, обхватив прутья, притиснулся вплотную к решетке Хельгерт. Свеча осветила привычно лезущие в лицо пряди, горящие светом радости глаза и легкую щетину, которую прежде Тина не замечала. За окном стоял не мальчик – самый настоящий мужчина. Высокий и сильный. Ему даже не пришлось вставать на ступеньку, как обычно делали монахи, передавая ей еду.

– Хельг, милый, ты все–таки пришел, – Джас погладила мягкую щетину. Теперь у друга волосы не были заплетены в косу на манер людей, живущих у Бесноватой Бесси. Здесь, в полях, царили совсем другие привычки и порядки. Волосы, перевитые лентой, мягкими волнами спускались до пояса, но Хельг все так же встряхивал головой, чтобы отбросить пряди с лица.

– Я дождался, когда в селе все уснут, – он виновато улыбнулся. Сам понимал, что находится в полной зависимости от прихотей жены и ее отца–старосты. Джас сделалось жалко друга.

– Как ты живешь, Хельг? – сейчас, когда первый восторг от встречи сошел, она заметила и тени под глазами, и складки, залегшие между бровями, точно Хельгерту приходилось чаще хмуриться, чем улыбаться.

– По–всякому случается, – уклончиво ответил он и отвел глаза.

Джас понимала друга. Хельгу, даже если будет невмоготу, идти некуда: родители, побоявшись гнева лорда Варандак, не примут отпрыска.

– Как твой сын? – поинтересовалась она, чтобы перейти к более безопасной теме. Какие родители не любят говорить о своих малышах?

– Мой сын? – он переспросил так, словно не понимал, кем интересуется Джас.

– У тебя же родился сын, – подсказала она, чуя, что не все ладно. – Матушка твоя с гордостью рассказывает о внуке.

– Ах, матушка, – Хельг хмыкнул и опять отвел взгляд. – Матушка многого не знает. Или делает вид, что не знает.

– Поделись со мной, – Джас погладила его побелевшие пальцы, вцепившиеся в решетку. – Ты всегда доверял мне, почему бы сейчас не открыть душу? Вот увидишь, тебе полегчает.

Хельгерт поднял на Тину глаза, долго всматривался в лицо, словно решал, выдержит она правду или нет.

– Скажи, Джас, почему тебя отец не защитил? Ты его кровиночка, а он бросил тебя на произвол судьбы. Хотя о других детях беспокоится, еще как беспокоится… – в словах Хельга слышалось столько горечи.

– Он не мог, – Тина удивилась резкой смене разговора. – Закон есть закон.

– Я бы смог. Никакой закон мне не был бы указом. Не отдал бы тебя никому.

– Подожди, а при чем здесь мой отец, когда я спрашиваю о ребенке? – Джас смотрела на Хельгерта широко распахнутыми глазами, уже понимая, какую тайну хранит ее друг. Его грустная усмешка лишь подтвердила догадку. – Эт–т–то его ребенок?

Хельг кивнул.

Сразу сделалось понятно, откуда так быстро подобралась невеста, и почему сын кузнеца был спешно к ней отправлен. И для чего его женили чуть ли не в тот же день, как он прибыл в Дубы. Нельзя было тянуть, люди бы догадались, начали говорить, а там слухи добрались бы и до границы.

– На каком сроке она родила? – Джас теперь знала точно, почему тесть Хельга не хотел, чтобы они встретились. Да и отец никогда не приветствовал ее стремление узнать, как поживает сын кузнеца. Любые поползновения обрывались на корню.

– Семи месяцев не случилось. Ребенок родился крупным, жена долго не могла оправиться и… Он похож на твоего отца. Сначала я этого не видел, ходил, как дурак, счастливый. А потом нечаянно услышал, сколько денег отвалил лорд Варандак тестю и моей матери. И сколько еще даст, уж моя супружница своего не упустит. Все тут же в голове и сложилось.

Нет, Джас не могла корить отца за то, что тот хотел телесных радостей. Леди Варандак болела и давно, а он сильный мужчина, правитель, которому требовалась молодая и здоровая женщина, но зачем же так подло прикрывать свои грехи?

Джастина была оглушена. У нее есть брат–бастард. Она всей душой любила отца, а теперь не верила, что один и тот же человек мог быть таким разным. Отправить мальчика, чистого мальчика, к своей любовнице, заранее зная, что его ждет обман и разочарование – это несправедливо. По праву сильного он обрек Хельга на существование в семье, где нет любви, одна гадкая корысть. Джастина видела ее проявление, когда явившийся вместо кузнеца староста обманул ее. Не жалко золотые монеты, мерзко, что пришлось столкнуться с таким проявлением подлости.

– Я не понимаю, зачем нужно было навешивать чувство вины за наши детские шалости, если причина была вовсе не в нас? – ей было больно. Очень больно. Создавалось ощущение, что и ее обманули. – Зачем делать вид, что тебя отсылают за любовь ко мне?

Джас заплакала.

– Ты чего? Не надо плакать. Я дождусь, когда ребенок вырастет, научу его ремеслу и… уйду.

– Хельг, как же все несправедливо! Все могло быть совсем иначе, не встреть ты меня. Зачем ты прыгнул за мной в Безумную Бесси? Лучше бы я утонула еще ребенком! Сейчас бы спокойно работал со своим отцом, встретил девушку, которую полюбил бы…

– Ты забыла? Мое сердце хранится у тебя, – теперь он гладил ее пальцы, напряженные, вцепившиеся до побелевших суставов в решетку. – Если ты меня позовешь, я все брошу.

– Куда позову? В белую карету?

– Знай, что бы с тобой не случилось, ты всегда будешь люба мне. Когда–нибудь весь этот ужас закончится, и мы станем свободными, – он сумел притянуть ее за ворот рубашки к решетке и нашел губами ее губы. Их лицам было больно, неудобно, этот поцелуй был полон отчаяния, но вместе с тем и надежды, что однажды все устроится.

– Что мы творим, Хельг?..

– А хочешь, я прямо сейчас снесу замок и выпущу тебя на свободу? Я смогу, только сбегаю за инструментом. Мы будем вместе…

– Не надо, милый. Нас все равно поймают, и станет только хуже. Иди домой, расти своего мальчика. Если боги захотят, мы снова встретимся.

– Я больше не сплю с женой. Не хочу себя привязывать к ней еще одним ребенком.

– Глупый, – Джас улыбнулась и убрала с лица друга прядь. – Что ей мешает повторить тот же трюк?

– Не повторит. Я переехал жить в кузницу и близко ее туда не пускаю. Забираю иногда мальчика. Он смышленый. И так напоминает тебя, – Хельг грустно улыбнулся.

– Иди, Хельгерт, уже пора. Скоро будет светать.

– Поклянись, что сделаешь все, лишь бы остаться в живых, – горячо зашептал Хельг. – С магией, без магии, но жива.

– Я постараюсь.

– Нет, поклянись! Я хочу верить, что это не конец. Все вот это не наша жизнь. Наша светлая и радостная. И она не оборвалась на том утесе, где мы с тобой попрощались.

– Она оборвалась на околице. Мой морок провожал тебя до большой дороги. Я еще с десяток раз целовала тебя, но ты ничего не почувствовал.

– Я почувствовал! – он прижал руку к груди. – Здесь было тепло и светло, а потом, за околицей, все внезапно оборвалось.

– Я клянусь, милый, извернусь ужом, но выживу. Мы еще будем счастливы. Вместе или порознь, но обязательно будем.

Утром, когда белая карета, скрипя колесами, выбиралась за ограду постоялого двора, на горочке появился местный кузнец. Коса заплетена на северный манер, на голове обруч, чтобы пряди не лезли в лицо. Губы сведены в жесткую линию, а брови разделены суровыми складками. Стоило ему увидеть, что занавеску тронула женская рука, как он вывел из–за спины мелкого мальчонку, от силы двух лет. Взял его на руки и широко улыбнулся «ведьме», которая, припав к решетке, смотрела на ребенка во все глаза. По велению отца тот радостно помахал проезжающей мимо карете рукой.

Джастина провела в раздумьях всю первую половину дня. До столицы оставалось чуть меньше двух суток. Она перебирала, словно четки, события, которые исковеркали жизнь сразу нескольких людей: ее, Хельгерта, маленького бастарда и даже Родерика. Не говоря уж об Аделине. Той вообще не повезло. И везде центральной фигурой была она, Джас. Все крутилось вокруг ее мелкой персоны. Уж на самом деле, лучше бы она не рождалась. Мама была бы здорова, Адель жива, а светловолосый братишка так и не появился бы на свет.

Что малыша ждало впереди? Отравят его сознание тем, что он незаконнорожденный сын лорда Долин, или оставят в неведении? Сомнительно, что уберегут от грязной игры. С такими алчными дедом и матерью обязательно всплывет его право быть выше остальных. А ведь благородная кровь может сыграть с ним злую шутку – наградить мальчишку магическим даром. А если тот вдруг проявится у сына кузнеца, правду уже не скрыть.

Еще более худший вариант, если дар проснется слишком рано. Тогда бастарду будет одна дорога – в храм, где из него сделают пустышку. Закончатся мечтания, что он займет место рядом с истинным отцом. Пустышки никому не нужны.

У Джас даже разболелась голова – так далеко увела ее фантазия. Она уже видела нешуточную битву, которая развернется между Гристель и еще одним неожиданным наследником. Если будет доказана его благородная кровь, то ничто не помешает бастарду претендовать на родовое гнездо Варандак. Исход спора будет зависеть от того, как рассудит король. Но все знают, что в наследственных делах предпочтение отдают наследникам мужского рода.

– Ох, папа, папа! Что же ты наделал?

А отец ведь может, чтобы оградить будущего мужа Гристель от Долин, вывести из тени мальчика. Зять будет потирать руки в надежде, что однажды Долины окажутся под ним, а тут такой сюрприз! Еще один законный наследник. Ну и что, что бастард? Он мужчина – и этим все сказано. Тогда замок сохранит имя Варандак, а не переименуется в честь клана зятя.

– Неужели папа предвосхитил события и намеренно заимел ребенка? – Джас помнила, что говорил отец, когда она подслушивала его разговор с доносчиком. Он упомянул вариант, что Айверы могут захватить Долины через постель одной из его дочерей. И что он никогда этого не допустит.

За стеной громко переговаривались монахи, и Джас, чтобы отвлечься, прислушалась к их беседе.

– Не к добру все это. Видели стаю птиц? Что сняло их с места, что заставило лететь на юг? На дворе весна, а не осень, – отец Фолли был обеспокоен. О том говорил его голос, срывающийся на фальцет.

– А зарево? Откуда зарево? Сегодня я вышел затемно, а на севере зарево на полнеба, хотя всем известно, что солнце встает на востоке.

– Гроза? – усомнился третий. – Такое случается при сильной грозе.

– Всего лишь зарница, – поставил точку четвертый. – Птицы тоже от грозы прячутся. В горах она жуть какая сильная. Так гром сотрясает, что скалы обрушаются, а потом вода вперемешку с камнями все на своем пути сметает.

– Глядите, еще одна стая летит, – воскликнул кто–то из монахов.

Джас высунулась в окно насколько разрешала решетка. Подняла следом за всадниками глаза к небу и увидела небольшую стайку резво летящих птиц.

– Эти не похожи на обычных птиц, слишком крупные, – отец Фолли остановил коня. Карета проехала мимо него, и Джастина заметила, как у старика собрались на лбу морщины. – Орлы, что ли? Гард, ты более глазастый, глянь, что это?