Мудрость воспитания. Книга для родителей

Прочные основы характера

Рабскую психологию порождают попытки сломить волю ребенка; способность властвовать над собой воспитывает оправданный отпор своеволию ребенка.

Нравственное воспитание должно исходить из максим,[38] а не из дисциплины. Дисциплина предотвращает неправильный образ действий, а нравственное воспитание формирует правильный образ мышления, необходимый, чтобы ребенок строил свое поведение на основе максим, а не тех или иных склонностей и пристрастий. Дисциплинирование оставляет в человеке одну только привычку, к тому же слабеющую с течением времени. А ребенку необходимо осознанно усвоить такой образ действий, который проистекает из самостоятельно выработанных убеждений в справедливости его максим. Ясно, что сформировать такие убеждения в маленьких детях достаточно трудно, и поэтому от родителей и детей задачи нравственного воспитания требуют наибольших усилий и внимания.

Если ребенок, положим, говорит неправду, наказывать его нельзя; пусть он столкнется с вашим презрением; скажите ему, что отныне ему трудно будет верить, и т. п. Наказывать ребенка за принесенное им зло и воздавать ему за благо — и значит приучить его творить благо только ради своего собственного блага. И вступает он, став взрослым, в мир, где все не так, где вознаграждение за добро и наказание зла вовсе не обязательны; вступит человеком, который только и ищет, где бы ему в этом мире поживиться, который творит злое или доброе в зависимости от того, что он считает для себя наиболее выгодным.

Человек должен сам выработать максимы своего поведения. Осуществляя нравственное воспитание, следует уже в раннем детстве поощрять к поискам ответов на вопросы о том, что хорошо и что плохо. Чтобы сформировать прочные основы нравственности, необходимо отрешиться от наказаний. Нравственность есть нечто слишком высокое и заветное, чтобы ее можно было низвести до уровня дисциплины. Нравственное воспитание состоит прежде всего в формировании характера. А под характером понимается такая направленность личности, при которой поступки строятся по максимам, вначале — по «школьным», а впоследствии — по общечеловеческим. Школьник повинуется законам; максимы тоже суть законы, только субъективные: они суть следствие убеждений, вырабатываемых человеком самостоятельно. Но нельзя попустительствовать и никакому нарушению «школьных законов», всегда, однако, соразмеряя взыскание с характером их нарушения.

При формировании характера ребенка многое зависит от того, подводят ли его к пониманию некоего плана, некоего закона, заложенных в самой природе вещей и требующих самого неукоснительного исполнения. Так, если для ребенка установлено строго определенное время для сна, для работы, для развлечений, то это время не следует уже более ни увеличивать, ни сокращать. В вопросах менее важных возможно предоставление детям выбора, но при условии, чтобы они никогда не нарушали самими же установленных для себя правил поведения. Однако нельзя формировать в малом ребенке характер зрелого, взрослого человека, его характер должен быть характером ребенка.

Ненадежны люди, не ставящие себе за правило поведения неких твердых законов; часто не знаешь, чего ожидать от них, и никогда не знаешь наверное, как они отнесутся к тому или иному. Правда, часто порицают людей, неуклонно следующих правилам, например человека, по которому можно часы проверять, но эти упреки нередко несправедливы, и размеренность, какое бы она ни имела внешнее сходство с мелочной педантичностью, служит, однако, почвой для выработки характера.

…Детям важно научиться дружить, ведь это величайшее удовольствие, каким только располагает жизнь. Дружбе детей мешает то предпочтение, которое учителя отдают талантливым детям. Чтобы не вызвать этим разрушительной для дружбы зависти, учителям следует ставить превыше всего хороший характер ребенка, а не его способности.

И необходимо также, чтобы дети были добросердечны, их взгляд должен быть солнечно ясным, веселым. Исключительно только радостное сердце способно получать удовольствие от добро-деяния. Ложна религия, которая делает человека угрюмым, ибо в веселии сердца своего должен он служить богу, а не из страха перед ним. И нельзя постоянно заставлять радостное сердце жить в тюрьме школьного принуждения, ибо в этом случае оно быстро впадает в уныние. Оно восстанавливает силы, лишь обретая свободу. Этому способствуют такие игры, которые предоставляют ребенку свободу самовыражения и возможность всегда чем-нибудь услужить другим. И тогда проясняется душа.

По мнению многих, детство якобы лучшая и приятнейшая пора жизни. Но это навряд ли справедливо. Детство — самая трудная пора жизни, когда нас чрезмерно принуждают, когда редко мы располагаем благами подлинной дружбы и еще реже — свободы…

Только тому нужно учить детей, что соответствует их возрасту. Некоторые родители довольны, когда их дети проявляют преждевременную старческую мудрость; из таких детей, как правило, ничего путного не получается. Ум ребенка должен быть детским. Нельзя поощрять ребенка к обезьянничанью, а дитя, вооруженное велемудрыми нравоучениями, совершенно не свойственными его возрасту, не более, чем обезьяна. Ему следовало бы обладать рассудком дитяти и не демонстрировать свой ум едва ли не с пеленок. Никогда не стать такому ребенку человеком проницательного светлого ума. <…> необходимо как можно раньше предотвратить появление в ребенке суетного желания нравиться, или, точнее, не давать ему стимула к развитию в нем тщеславия. А это случается, когда уже маленьким детям твердят о том, как они красивы, как превосходно идет к ним их наряд и когда им обещают в качестве награды или дарят что-нибудь из украшений.

Формирование характера — последняя (по счету, но не по значению) задача воспитания. Характер — это одновременно и наличие твердых намерений осуществить что-либо и при этом способность реализовать намеченные планы, как говорит Гораций, вот что такое настоящий характер! Например, коли я уже пообещал что-либо кому-нибудь, я должен сдержать слово даже и в том случае, если бы мне это было и во вред. Человек, который решил что-нибудь сделать и не делает этого, не может более доверять самому себе; например, если кто-нибудь решит всегда вставать рано, чтобы заниматься, или что-нибудь сделать, или совершить прогулку, и станет затем весной отговариваться тем, что поутру еще холодно и что это может ему принести вред, летом же, что поутру так хорошо спится, а сон ему так приятен, и так будет откладывать задуманное со дня на день, то в конце концов он более не станет верить самому себе.

Сказанное не относится к намерениям, противоречащим нравственности. Когда характер проявляет дурной человек, это уже называется закоренелым упрямством, и его твердость в осуществлении замыслов достойна лучшего применения…

Касательно же способов заложить в ребенке прочные основы высоконравственного характера мы должны обратить внимание на следующее: прививать ему способность к исполнению долга следует по преимуществу с помощью примеров и предписаний. А ребенок обязан выполнять те же требования долга, что и все: долга по отношению к себе и по отношению к другим, т. е. эти требования должны проистекать из природы вещей.

Остановимся поэтому подробнее на этих вопросах.

а) Долг по отношению к себе. Он состоит не в том, чтобы справлять себе роскошные обновы, уставлять яствами свой стол и т. д., хотя все и должно быть доброкачественным, и не в том, чтобы искать удовольствий, потакая своим слабостям и влечениям; напротив того, необходимо соблюдать большую умеренность и воздержанность. Долг по отношению к себе заключается в том, чтобы внутренней сущностью человека было то собственно человеческое достоинство, кое возвышает его над всеми другими созданиями; долг человека не попирать в своем лице этого достоинства человечества в целом.

Мы именно поступаем ниже человеческого достоинства, когда, например, предаемся пьянству, впадаем в противоестественные грехи, практикуем все виды невоздержанности и т. д., ибо все это означает, что человек опустился намного ниже животного. Кроме того, человек невысоко несет свое человеческое достоинство и когда он раболепствует перед другими, расточает комплименты, чтобы с помощью этого недостойного поведения, как он мнит, можно было вкрасться в доверие.

Ребенка вполне можно подвести к пониманию человеческого достоинства на его собственном примере, положим, если он допускает неопрятность, которая в наименьшей степени пристала человеку. Достигнув возраста, когда ребенок уже в состоянии думать и сообщать другим свои мысли, он может серьезно опуститься ниже человеческого достоинства, если он лжет. Лживый человек достоин только презрения окружающих, а себя он обкрадывает самоуважением и необходимым каждому доверием к себе.

б) Долг по отношению к другим. Чрезвычайно рано следует внушить ребенку глубочайшее уважение к правам и интересам других людей, важно постоянно заботиться о том, чтобы ребенок упражнялся в проявлении этого уважения. Если случится, что при встрече с более бедным сверстником ребенок гордо преградит ему дорогу или толкнет, ударит его и т. д., то не нужно говорить: «Не делай этого, ты причиняешь этим боль, будь милосердным, это ведь бедный ребенок» и т. и., а следует дать ему почувствовать, каково испытать на себе гордыню и превосходство более сильного, что значит не уважать прав и достоинств других людей. Великодушие, правда, совсем не прирождено детям. Доказательством может служить, например, что ребенок, побуждаемый родителями поделиться с кем-нибудь своим бутербродом, или не сделает этого, или сделает в очень редком случае и неохотно, коли не пообещать ему, что он за отданное получит еще больше. И нельзя ребенка, которому еще непосильна идея великодушия, подталкивать к его проявлению.<…>

Воспитывать в ребенке ревностную заботу о мнении окружающих о нем — значит вызывать к жизни зависть. Скорее, при оценке собственной личности следует исходить из критериев собственного разума. Поэтому смирение есть не что иное, как результат сопоставления своих достоинств с нравственным совершенством. А христианская религия, например, не столько учит смирению, сколько стремится унижать человека, потому что, следуя ей, он вынужден сравнивать себя с недосягаемым образцом совершенства. Чрезвычайно превратно находить смирение в том, чтобы ценить себя ниже других. Чрезвычайно неблагородный образ мысли вызывают к жизни восклицания типа: «Смотри, как ведет себя тот или этот ребенок!» Если человек мерит цену себе, сопоставляя себя с другими, то он стремится либо возвыситься над окружающими, либо преуменьшить их достоинства. А это последнее и есть зависть. Тогда ищут только, к чему бы это в других придраться, чтобы, сравнивая себя с выдуманными недостатками окружающих, оставаться лучше других. Зависть развивается ложно понятым духом соревнования. В одном только случае могло бы еще пригодиться соревнование: чтобы убедить ребенка в его способности осуществить то или иное действие, в исполнимости какого-либо дела, например когда перед ребенком ставят определенную задачу и показывают, что другие в силах с ней справиться.