Мудрость воспитания. Книга для родителей

Проблема «вундеркинда»

Некоторое время назад в одной из центральных газет был опубликован очерк о мальчике шести лет, Саше Селезневе, обнаружившем уникальную одаренность. Саша, почти не задумываясь, способен дать исключительно яркое, афористически отточенное, меткое, образное определение понятия. «Саша, что такое смекалка?» Следует ответ: «Ум солдата». «Дыра?» — «Яма воздуха», «Дубленка?» — «Шкура наизнанку», «Акробат?» — «Пропеллер с руками и ногами», «Философ?» — «Расширитель проблем». «Саша, чем отличается ученик от учителя?» — «У учителя ум в голове, а у ученика — в учебнике» и т. д. и т. п. Меня попросили прокомментировать очерк об удивительном ребенке, поставив акцент на позицию, установку родителей.

Действительно, было чему удивляться и о чем размышлять. Более того — чему завидовать. В самом деле, каково взрослому человеку почувствовать, что малыш по строю своих мыслей и способам их выражения близок к крылатому слову Лабрюйера и «Максимам» блистательного Ларошфуко, тогда как ты нередко самокритично ощущаешь, что не так далеко ушел от плоских строк флоберовского «Лексикона прописных истин».

Вместе с тем «расширитель проблем» — Саша сам являлся проблемой психологической и педагогической, которая в известном смысле имеет тенденции к расширению…

Легко понять сложную гамму чувств, которую испытали родители Саши, столкнувшись с поистине феноменальными способностями мальчика к точным, ярким, непредсказуемо самобытным дефинициям. В этом спектре эмоций на первом месте удивление, которое сразу же сменяется умилением, затем приходит черед сомнениям, неизбежно порождающим попытки убедиться, проверить возможности ребенка. Получив необходимые подтверждения его исключительности, родные начинают испытывать опасения, тревогу по поводу его здоровья, развития, будущего. Этот порядок мыслей и чувств является стереотипным для каждого, кто сталкивается с высокоодаренными детьми. Превратим его в канву анализа проблемы вундеркиндов.

Вот мы и произнесли это сакраментальное слово «вундеркинд» (чудо-ребенок). Если составить список сенсационных «чудес», которым всегда обеспечено внимание, то, наверно, вундеркинды окажутся рядом с экстрасенсами, летающими тарелками, «бермудским треугольником и чудовищем озера Лох-Несс» с той только разницей, что слово «чудо» применительно к ним избавлено от кавычек и само их существование ни у, кого сомнений не вызывает и наукой не опровергается. В памяти каждого из нас вереница этих удивительных детей — трехлетние композиторы, художники, чей ранний восход пришелся — как это было у Коли Дмитриева и Нади Рушевой — на детские годы. Не будем говорить о тринадцатилетних гимнастках — чемпионках Европы и мира. Итак, Саша — еще один представитель этой славной когорты. Их, наверное, много больше, чем мы думаем. Просто взрослые проходят мимо них, как корабли мимо незамеченных в тумане островов, предоставляя их открытие воле случая.

Психологи, к сожалению, не так уж много внимания уделяли высокоодаренним детям, но кое-что было накоплено. Доктор психологических наук Н. С. Лейтес в течение длительного времени наблюдал за Шурой Н. Хроника жизни мальчика и впечатляющая, и умилительная. Ему не было четырех лет, когда он научился читать. Перед поступлением в школу увлекся зоологией и прочел трехтомник Брема. Непосредственно из детского сада поступил в IV класс школы, где вскоре написал «труд» о птицах, живущих в СССР (314 тетрадных страниц и множество рисунков). Удалось выделить основные компоненты одаренности Шуры: внимательность и постоянная готовность к напряженной работе, трудолюбие, систематичность и аналитический склад ума, скорость мыслительных операций, широкий круг познавательных интересов. Отмечалась одна особенность, которая во многом сходна со способностями его тезки, Шуры, а именно интерес к слову, к его смыслу. «Мы остановились перед стройкой, — пишет Н. С. Лейтес, — чтобы посмотреть на работу огромного подъемного крана. Через некоторое время Шура оживленно заметил: „Машина вздумала подвинуться к нам“. Я удивился: „Как странно ты выражаешься, разве машина может думать?“ Девятилетний мальчик ответил буквально так: „Это метафора, а метафора обычно связана с олицетворением“.

В самом деле, как не изумиться, не прийти в умиление! Но отметим одно обстоятельство. Вундеркинды были во все века, но к концу XX столетия восторги вокруг этого славного племени несколько поутихли, хотя интерес к ним остается неизменным. Думаю, что это следствие научно-технического прогресса, достижений в области образования в самом широком смысле этого слова, особенно в нашей стране. Каждому ребенку — а не каким-то особенным — даются исключительные возможности интеллектуального, художественного и физического развития. Никого уже не поражает, что обыкновенные дети осваивают в начальной школе элементы алгебры, с успехом снимаются в кино, демонстрируют головокружительное мастерство на спортивных снарядах и на фигурных коньках, что новорожденных учат плавать. Кино и телевидение приносят ребенку эшелоны разнообразной информации, которая весьма причудливым образом оседает и организуется в его голове, изредка выплескиваясь на потрясенных взрослых. Провожая первого сентября внучку в первый класс, мой приятель сказал ей: „Ну, Танечка, я тебя благословляю!“ Последовал ошеломляющий ответ: „Кажется, я не под венец собралась, а ты, по-моему, не священник!“

Не удивительно, что на фоне общего интеллектуального и всякого иного продвижения блеск вундеркиндов несколько тускнеет. Когда на одном из международных психологических конгрессов докладывалась работа, где подводились итоги экспериментального обучения детей чтению в возрасте… четырех месяцев от роду, т. е. раньше, чем они научились ходить, это вызвало скепсис и полемику, но не сопровождалось весьма вероятным для иных времен эмоциональным шоком. Шурик Н. научился читать в три с половиной года — он вундеркинд, но не в четыре же месяца!

Когда утихают бурные эмоции, сопровождающие открытие „юного таланта“, взрослых начинают одолевать сомнения: а не ошиблись ли они, не приняли ли за алмаз случайно сверкнувший обломок стекла. Признаем, что для подобных сомнений нередко немало оснований. Нельзя торопиться с выводами об одаренности. Конечно, иногда такие выводы оказываются пророческими (вспомним Державина и юного Пушкина), и все-таки торопиться не следует. Когда В. Стасов рассказывал Л. Толстому об одном литературно одаренном юноше (им был С. Маршак), то писатель выслушал его с „великим недоверием“ („Как я вперед ожидал и как оно и должно быть“, — замечает Стасов). Толстой сказал потом с чудесным выражением своих глубоких глаз и своей мощной, но доброй улыбкой: „Ах, эти мне „wunderkinder““. Сколько я их встречал и сколько раз обманулся! Так они часто летают праздными и ненужными ракетами! Полетит, полетит светло и красиво, а там скоро лопнет в воздухе и исчезнет! Нет! Я уже теперь никому и ничему между ними не верю! Пускай наперед вырастут, и окрепнут, и докажут, что они не пустой фейерверк!..»

Здесь сомнения были напрасными — Стасов не ошибся в своих прогнозах относительно Маршака. Но если такой человек, как Толстой (как, впрочем, в ряде случаев и сам Стасов), обманывался в своих заключениях о перспективах вундеркиндов, то что можно сказать об оценках и выводах, которые делаем мы?

Нередко взволнованные родители атакуют психологов: у вас же наверняка есть тесты (некоторые поднаторевшие в научно-популярной литературе прямо указывают на тесты Айзенка, Векслера, Бине — Термена и другие), вот и пустите их в ход, и скажите, что сбудется в мире с талантами моего ребенка. Некоторые, не претендуя на получение психологического пророчества, просят: скажите просто (!), одаренный он или это нам только показалось? Замечу с полной откровенностью: никакие тесты не скажут об одаренности ребенка больше, чем повседневное и систематическое наблюдение за ним. Даже, скорее всего, скажут меньше. Тесты на одаренность, когда они решены, свидетельствуют лишь о наличии соответствующих умений, а не о возможности приобретения и развития других умений и знаний, они не схватывают главного в способностях — динамики их формирования. Ну, выясним мы, что Саша справился с тестом в отведенное для этого время! Что из этого? Это ничего не пояснит нам в специфике его дарования и даже не подтвердит его наличия. Тем более никто не доказал, что те, кто с тем или иным тестом не справились, лишены способностей к творчеству, неталантливы применительно к бесконечному многообразию деятельностей, с которыми еще предстоит встретиться. Мы зайдем в тупик, и только.

Однако предположим, что сомнения позади, авторитеты и время свидетельствуют: да, одаренность налицо. И начинаются для взрослых новые страдания, связанные с формирующейся установкой родителей на одаренность их ребенка. Бурного развития способностей детей пугаются иногда едва ли не больше, чем их отставания в умственном развитии («За головку его опасаюсь, — жаловалась мне одна женщина. — Стала книги от него прятать»). Надо сказать, что опасность перегрузки такого рода обычно сильно преувеличена. Одаренный ребенок на решение тех задач, которые он перед собой ставит, тратит много меньше сил, чем любой другой, причем положительные эмоции от успеха легко компенсируют энергетические затраты. Не будем потому мерить его обычными мерками. Но есть другая опасность, о которой стоит подумать.

Эта опасность связана с объективной закономерностью — неравномерностью психического развития. Дело в том, что интеллектуальная, практическая, нравственная, эмоциональная и прочие сферы деятельности ребенка формируются отнюдь не синхронно. Обгоняя сверстников в одном, вундеркинд отстает от них в другом. Ребенок (даже если и вундеркинд) остается ребенком. Это значит, что он должен получать необходимую для его повышенной потребности в деятельности творческую работу и условия для ее выполнения. В этом его ущемлять нельзя. Но нельзя и торопить, искусственно подталкивать его умственное развитие, стремиться, чтобы он обгонял свой возраст. И не потому нельзя, что «его головка не выдержит», а потому, что развитие личности в этом случае оказывается существенно осложнено обострившимися противоречиями между неравномерно развивающимися ее сторонами.

Имея дело с одаренным ребенком, на первый план надо выдвигать не вопрос о дальнейшем триумфе его дарования, а задачу формирования его личности, в которой способности — лишь один из компонентов ее структуры. Реальная опасность в том, что, уйдя в интеллектуальном отношении из мира детства, одаренный ребенок в связи с незрелостью своей моральной и эмоциональной сферы не найдет себе места в мире взрослых. Внутренние противоречия его развития чреваты конфликтами и взрывами.

И самая страшная опасность кроется для него в осознании своей исключительности, эгоистическом пренебрежении к «заурядным людям», будь то родные или сверстники. Создавая условия для развития способностей ребенка, надо особенно внимательно относиться к формированию его потребностей коллективиста. Важно добиться осознания им простого факта, что большие способности не столько дают ему право предъявлять повышенные требования к окружающим. сколько окружающим — и прежде всего родителям и учителям — дают большие права предъявлять повышенные требования к нему. Если у него сложится соответствующая психологическая установка, если он будет понимать, что его талант порождает не столько особые права, сколько особые обязанности, то можно рассчитывать на благоприятное развитие личности.