Мудрость воспитания. Книга для родителей

Юношеская влюбленность

Я уже подчеркнул, что собранный мною материал целиком подтверждает тот факт, что за исключением тяжелых соскальзываний, вызванных тяжелой окружающей обстановкой и воздействием среды, юность полна мечтаний о серьезной, большой любви. Эта черта прокрадывается и в мужские ответы, тем более напоены ею мечты девичьей юности всех этапов, по воспоминаниям моих корреспонденток; впрочем, и повседневные наблюдения говорят нам о том же. Получается так, что юность, еще не любя, ждет всеми фибрами своей души наступления этих переживаний как великого, волнующего праздника. Любовь рисуется им со всей не замутненной горьким житейским опытом чистотой, как нечто большое, всезаполняющее; она тем более может заполонить у них весь горизонт, что она рисуется им со всей целостностью, совместным большим героическим делом, строительством большой интересной жизни, как великий подвиг верности, самопожертвования, товарищества и дружбы. И юность рвется в этом направлении со всем присущим ей нетерпением. Недаром многие писатели говорят, что нет юности без любви, что любовь — это коренной факт юности.

И вот юная среда часто не только живет увлечением и ухаживанием, но, что особенно характерно и очень часто встречается, она не любя делает искренний вид, что она любит, увлечена, горит любовным пламенем, страдает, вообще, переживает все то, что подсказано собственными ожиданиями, наблюдением над старшим поколением и прочитанными романами и рассказами более опытных сотоварищей. Быть влюбленным, увлекаться, минимум — интересоваться представителями другого пола — это для большинства представляется совершенно естественным явлением, в этом раскрывается предвкушение еще не наступившей взрослости. Конечно, встречаются юные люди, которые подчеркивают свое безразличное отношение к другому полу. Но во-первых, это меньшинство, попадающееся, главным образом, среди мужского пола, а во-вторых, это подчеркивание говорит само в пользу нашего утверждения: оно выступает с претензией на исключение, но в целом ряде проявлений такие юные люди все-таки сами живут соответствующим напряжением и ожиданием, только пока что они не дают ему проявиться, подчиняясь господствующему тону той среды, в которой они живут.

Толстой развертывает любопытную страничку в этом отношении в образе Наташи и Сони в «Войне и мире». Юная 13-летняя «женщина», Наташа Ростова, горит этим устремлением всем своим существом к этому великому, по ее представлениям, переживанию. Вот она со всем юным пылом и нетерпением допрашивает Бориса: «Вы влюблены в меня?» Она по-детски, по пальцам подсчитывает наступление через 4 года того вожделенного момента, когда Борис предполагает просить ее руки, и, считая вопрос поконченным, она озаряется «улыбкой радости и успокоения», что основное явление жизни, по ее воззрениям, ей обеспечено; она спрашивает при этом — характерный для юности вопрос: «Навсегда? До самой смерти?» И любовная романтическая поглощенность бьет ключом из этой девочки при ее действительной чистоте и непорочности. Она не только сама заинтересована в этих переживаниях, но она, спрятавшись за цветную кадку, с восторгом наблюдает, как ее ищет тот же Борис. «Пусть ищет», — говорит она себе с истинно женским стремлением насладиться тоской по ней ее героя. Она видит, как брат ее Николай целует юную Соню, и думает: «Ах, как это хорошо!» И в сущности это ребенок, с чисто детскими курьезными поступками, смешанными с проявлениями будущей женщины. Так, она предлагает Борису сначала поцеловать безносую куклу Мими, но, когда тот не исполняет этого кокетливого детски-женского призыва, она сама, вскочив на цветочную кадку, целует смущенного Бориса.

Во всяком случае первый период юности большей частью окрашен этой потребностью быть влюбленным и первые увлечения рождаются почти всегда из этого источника. Только позже приходят более ясно выраженные увлечения. С этой точки зрения можно понять ту далеко не полную лестницу форм юной любви, которую дает Ст. Холл.[34] Он говорит о пяти этапах, из которых к нашей теме имеют отношение только три: первый этап — это интересное явление увлечения в самый ранний период юности старшими, педагогами и т. д. Далее наступает увлечение сверстниками и сверстницами, но в эту пору нет еще прямого стремления к совместному пребыванию, а тем более к признанию; наоборот, замечается тенденция к отдалению, стыд, скрытность. Наконец, в третьей стадии, уже приближающейся к юношеской поре — поре вокруг 16 лет, — проявляется серьезность, углубление, стремление к предмету своего увлечения, желание открыться и т. д.

Уже тот факт, что юность не только не стремится открыться объекту своего увлечения, но иногда даже избегает его общества, довольствуясь самой собой, заставляет нас пойти дальше и установить то, что составляет радикальную разницу в юной любви в сравнении с переживаниями взрослого человека. Тут дело не только в скрытом ощущении или сознании своей незрелости, а в том, что предмет любви есть некоторый повод для других целей, на которые мы укажем дальше…

Так, в одном письме автор говорит, как и многие другие: «Я с 12 лет начала влюбляться в мальчиков, любила всегда молча, скрытно, в себе и очень страдальчески». Образчик такого юного увлечения дает один из авторов в моих материалах: «Мне вспоминается тот момент, который я ярко помню и который я считаю знаменательным концом моего детства и проявлением наступившей юности. Мне было тогда 14 лет. В захолустном уездном городишке у нас в школе шел ученический спектакль, в котором я исполнял обязанности суфлера. На генеральной репетиции, уместившись в первый раз в суфлерскую будку, я вдруг увидал все в новом цвете и в ином аспекте. Как сейчас помню, я был поглощен усердным исполнением своих суфлерских обязанностей, когда вдруг увидел вышедшую на сцену знакомую фигуру моей сверстницы А., исполнявшей роль девушки-прислуги, героини пьесы; я вдруг страшно взволновался; я совершенно не понимал, что со мной сделалось, но я почувствовал, что меня охватило какое-то неудержимое восхищение перед А. как девушкой: мне показалось восхитительным все в ней — ее голос, волосы, глаза, походка, манеры и т. д. Особенно помню, в восторг привела меня ее показавшаяся какою-то неземной легкость походки. Позже, несколько лет спустя, я смотрел на неособенно красивую А., не отличавшуюся и умом, и недоумевал, что меня в моей ранней юности привело в такой восторг. Но тогда, мне казалось, я с восторгом подметил все и на все смотрел с восхищенным удивлением; я с неимоверным трудом справлялся с собой, продолжая свою роль суфлера, пока она была передо мной. Это увлечение держалось у меня несколько недель, но оно не только было полно чистого восхищения и переполнявшей меня одухотворенной любви, чуждой и тени помысла о половой близости, но я всячески скрывал свое увлечение прежде всего от А., довольствуясь ее присутствием и созерцанием большей части издали».

Что любовь ранней юности полна такого характера, лишенного прямого полового влечения, это подтверждается также своеобразным явлением, в котором детская наивность трогательно перемешана с некоторой долей комизма. Я говорю об явлении своеобразной «коллективной» любви к одному лицу. Так, две девочки, приблизительно 14 лет, совместно объяснялись в горячей любви к мальчику, приблизительно того же возраста, в коллективно составленном письме, подписанном обеими, и позже обе совместно ревновали и упрекали своего героя, который, в свою очередь, тоже не нашел в этом факте удвоенной любви ничего затруднительного и, по-видимому, чувствовал себя даже весьма польщенным таким успехом. Положение его облегчалось тем, что у всех не было иной потребности, как танцевать друг с другом, услаждать друг друга время от времени маленькими безделушками и совместно мечтать и обсуждать будущее. Как там рисовалось будущее супружество, это установить трудно, так как этот вопрос в щепетильной форме и не вставал, а все рисовалось в форме какого-то содружества. Конечно, такие факты нельзя рассматривать как обычные, но они оказываются возможными на этой стадии, особенно в силу отсутствия в ней подчеркнутых половых интересов. Каждому должно быть ясно, что этого нельзя сопоставлять с соответствующим извращенным явлением у культурных взрослых.

У девочек, судя по наблюдениям из жизни и по ответам моих корреспонденток, особенно сильна эта поглощенность устремлением к любви. Среди давших ответы встречаются самые разнообразные натуры, вплоть до девушек, сознательно подчеркивающих свое реалистическое настроение, и у некоторых материализм, причем это подтверждается общим характером их ответов, и тем не менее я не нашел ни одного описания среди них, в котором не чувствовался бы этот аромат устремления к любви и мечты о ней; она везде выдвинута как центральный факт, который должен решить все. Вполне понятно, что инстинкт материнства в связи с ощущением своей особой организации, как и большая эмоциональная подчеркнутость, должен вести к такой сгущенности и повышенной оценке. Конечно, здесь одну из коренных причин составляет экономическая и жизненная зависимость женщины от мужчины, созданная исторически и обусловленная известными физиологическими причинами и пока что существующая еще на глазах у всех. Таким образом, в описании переживаний юной Наташи, собирающейся выйти замуж за Болконского, даны глубоко правдивые черты. Здесь все — сознание, что это коренной, решающий момент ее жизни, чувство рубикона и т. д. «Неужели этот чужой человек сделался для меня теперь все? — спросила она себя и мгновенно ответила: — Да, все. Он один теперь дороже для меня всего на свете». У девушки это действительное обращение, где оно протекает в свежей, неистраченной форме и у цельной натуры, не искалеченной окружающей обстановкой.

Для характеристики такого ярко подчеркнутого настроения приведу выдержку из сообщения одной девушки: «Начиная с 14 лет, а пожалуй, и еще раньше, мои мечты начинают окрашиваться романтическим моментом: в своих мечтах я представляла себе будущего друга-мужчину, который где-то уже ждет меня, хотя это было смутное, неопределенное представление, конкретнее оно стало к 17 годам… Не знаю, виновато ли мое воспитание или такова моя натура, но любовь эта совершенно заполонила мою жизнь, изменила мой характер, перевернула вверх дном все мое мировоззрение, даже изменила для меня весь мир…» Добавлю, что, по-видимому, это пишет человек, стремившийся и идущий к самостоятельности и очень активный. Когда вчитываешься в собранный мною материал и сопоставляешь его с тем, о чем говорит жизнь на каждом шагу, невольно вспоминается старый афоризм, страдающий некоторым преувеличением, но все-таки во многом правдивый: любовь мужчины это мир, мир женщины все-таки любовь. В ответах мужской молодежи, как и в жизни, это устремление тоже сильно, но оно далеко не носит такого всепоглощающего характера, и рядом с ним, а подчас заглушая его, идут мечты о славе, о действенной роли в жизни, о своем «я» и т. п.

Такой лишенной чувственного характера любовью у юности, по всей вероятности, объясняются и такие факты, как любовь кузенов. Говорят, что, когда одна мать в шутливом разговоре сказала своей девочке, что она ее выдаст замуж за какого-то их знакомого, девочка с плачем ответила ей упреком: «Сама небось вышла за папу, а меня хочешь выдать за чужого». В этом анекдотическом ответе есть своя доля характерности. Всем хорошо известно, как широко распространено среди юных людей увлечение двоюродными братьями и сестрами. Тут дело не только в том, что двоюродный брат или сестра близки пространственно, что сближение с ними напрашивается само собой и их как мужчин и женщин видят прежде всего; но это отчасти, без сомнения, вызывается еще и тем, что у юных людей, еще не испорченных жизнью, еще не выявляется половое чувство во всей его прямоте; вместе с тем чужие люди далеки и чужды и их стыдно, и вот идут первые пробы на двоюродных братьях и сестрах, потому что они и не братья, и вместе с тем и не чужие; правильнее было бы сказать, что тут идет увлечение свойствами противоположного пола и собой в первую очередь.