Мудрость воспитания. Книга для родителей

Слагаемые призвания

Чтобы узнать свои таланты, человек должен исследовать, какого рода предметами случай и воспитание заполнили его память и в какой степени велика его любовь к славе.[33] От комбинации этих двух факторов зависит род занятий, избираемых данным лицом. Нет ни одного человека, который был бы вполне лишен знаний. И смотря по тому, что больше содержится в памяти, факты ли из физики или из истории, образы или чувства, мы являемся более или менее склонными к физике, или к политике, или к поэзии. Если человек отдается этому последнему искусству, то он может сделаться тем более великим художником в какой-либо одной области, чем больше сокровищница памяти доставит ему предметов, нужных для определенной категории картин. Один поэт рождается в суровом климате Севера, где на быстрых крыльях постоянно проносятся черные ураганы; его взор не блуждает по цветущим долинам, он знает лишь вечную зиму, которая с волосами, поседевшими от инея, царит над бесплодными пустынями; эхо доносит ему лишь рев медведей; он видит только снега, только нагроможденные льдины и ели, столь же древние, как сама земля, простирающие свои мертвые ветви над озерами, омывающими их корни. Другой поэт, наоборот, рождается в счастливом климате Италии, где воздух чист, земля усеяна цветами, где легкое дыхание зефиров колышет вершины благоухающих лесов; он видит здесь ручейки, которые множеством серебристых извилин прорезывают однообразие зеленых лугов; он видит, как искусство соединяется с природой для украшения городов и деревень, — здесь все кажется сотворенным для услаждения взора и для опьянения чувств. Можно ли сомневаться в том, что из этих двух поэтов последний изобразит картины более приятные, а первый — более величественные и страшные? Но ни тот ни другой из этих поэтов не создаст этих картин, если он не будет одушевлен сильной любовью к славе.

Первичным материалом нашего ума являются те предметы, которые случай и воспитание вкладывают в память; но этот материал остается мертвым и бездеятельным до тех пор, пока страсти не приведут его в брожение. И только тогда он производит новое сочетание идей, образов или чувств, которым мы даем наименование гениальности, ума или таланта.

Определив количество и род тех предметов, которые хранятся в складе нашей памяти, мы должны, прежде чем избрать какую-либо отрасль занятий, определить степень нашего стремления к славе. Здесь мы весьма склонны к заблуждению и охотно называем страстями самые обыкновенные наши склонности; между тем, как я уже сказал, отличить склонность от страсти очень легко. Нами владеет страсть, когда мы одушевлены одним-единственным желанием, когда все наши мысли и поступки подчинены ему. Мы имеем только склонность, когда наша душа разделена между многими желаниями, более или менее равными по силе. И чем многочисленнее эти желания, тем умереннее наши склонности, и обратно; чем меньше желаний, чем ближе они к единству, тем сильнее наши склонности и тем легче они переходят в страсти. Словом, страсть характеризуется единым желанием или, по крайней мере, преобладанием одного желания над всеми остальными. Определив наличие страсти, необходимо узнать степень ее силы, а для этого нужно уяснить себе степень восхищения, которое мы испытываем по отношению к великим людям. В ранней молодости это является довольно точной меркой для нашей любви к славе. Я говорю — в ранней молодости, потому что тогда мы более способны к страстям и, следовательно, к энтузиазму. Кроме того, в юности у нас нет причин унижать заслуги и таланты; мы еще надеемся заставить впоследствии уважать себя самих за то, что сейчас мы уважаем в другом. С людьми зрелыми дело обстоит иначе. Человек, достигший известного возраста и не обладающий никакими заслугами, обыкновенно выказывает презрение к талантам других, дабы утешить себя в их отсутствии. Чтобы судить о заслугах другого лица, нужно быть беспристрастным, а следовательно, не испытать чувства зависти. В ранней молодости человек еще не завистлив, и поэтому юноши смотрят на великих людей почти теми же глазами, какими видит их потомство. Поэтому следует вообще отказаться от уважения со стороны лиц своего возраста и ожидать его только от молодых. Их похвала может служить некоторой оценкой наших заслуг, а их восхищение великими людьми может служить для оценки их собственных достоинств. Если мы в другом человеке уважаем лишь такие идеи, которые сходны с нашими собственными, то наше уважение к чужому уму всегда пропорционально нашему собственному уму. Человек прославляет великих людей, когда сам чувствует себя созданным для величия. Почему Цезарь плакал перед бюстом Александра? Потому что он был Цезарем. Почему же с тех пор никто уже не плачет перед этим изображением? Потому что больше нет Цезарей.

<…>Нельзя идти твердыми шагами по незнакомым дорогам, пересекаемым множеством пропастей. Твердость и смелость ума всегда обусловливаются его широтой. Человек, богатый средствами для исполнения своих проектов, всегда смел в своих замыслах; наоборот, человек, бедный средствами, неизбежно приобретает привычку к робости, которую глупцы часто принимают за мудрость.<…> Тот, кто добросовестно наблюдает в этом отношении за собой, напоминает отчасти искусных химиков, которые могут заранее предсказать результат опыта, если знают, какие вещества положены в колбу и как сильно она нагрета. В связи с этим я замечу, что если существует искусство возбуждать сильные страсти, если существуют легкие средства, чтобы заполнить память юноши известного рода идеями и предметами, то, следовательно, существуют и верные способы для создания гениев. Такое познание природы ума может быть весьма полезным для лиц, жаждущих известности. Оно может указать им средства к ее достижению; научить их, например, тому, что они не должны разбрасывать свое внимание на множество различных предметов, но всецело сосредоточивать его на идеях и предметах, относящихся к области, в которой они хотят прославиться. Конечно, не нужно заходить слишком далеко в своем самоограничении: нельзя быть глубоким в одной области, если не совершать набегов во все другие области, аналогичные нашей. Мы должны даже посвятить некоторое время рассмотрению основных принципов различных наук. Всегда полезно следить за единообразным ходом человеческой мысли в различных областях наук и искусств и рассматривать всеобщую связь, соединяющую между собой все человеческие идеи. Такое изучение обостряет и расширяет ум; но ему можно посвящать лишь некоторое время, главное же внимание следует обращать на разработку своего искусства или науки. Редко достигает славы тот, кто в изучении руководствуется лишь своим нескромным любопытством. Представьте себе ваятеля, равно склонного как к скульптуре, так и к политике и наполняющего свою память совершенно не связанными между собой идеями. Я утверждаю, что этот ваятель окажется, несомненно, менее талантливым и менее прославится в своем искусстве, чем если бы он всегда заполнял свою память предметами, относящимися к его искусству, и не соединял бы в себе, так сказать, двух людей, которые не могут ни делиться мыслями, ни беседовать друг с другом.<…>

Человек, не любящий и не уважающий тех людей, которые своими поступками или произведениями заслужили общее уважение, есть, без сомнения, человек недостойный. Между глупым и умным человеком слишком мало точек соприкосновения, что делает всякое общение между ними невозможным. Действительно, слишком большая любовь к обществу людей посредственных всегда налагает на человека печать отвержения.<…>

Искусство воспитания есть не что иное, как знание средств для образования более крепких и сильных тел, более просвещенных умов и более добродетельных душ. Относительно первой задачи воспитания мы должны брать пример с греков, потому что телесные упражнения были у них в почете и эти упражнения являлись даже частью их медицины. Что же касается средств сделать умы более просвещенными и души более сильными и добродетельными, то мне кажется, что, указав на важность выбора предметов, которыми мы заполняем нашу память, и на легкость, с которой можно зажигать в нас сильные страсти и направлять их к общественному благу, я достаточно дал понять просвещенному читателю, какому плану нужно следовать для усовершенствования общественного воспитания.

Гельвеций К. А. Об уме // Соч.:В 2 т. Т. 1. М., 1973. С. 588–590, 592, 593–595