Место под солнцем

Глава 14. Родственники

* * *

Через два дня Хагрида официально исключили из школы, а его палочку сломали при всех сотрудники Министерства. Правда, ему разрешили сохранить осколки палочки «на память», но пользы от них теперь не было никакой — колдовать он не имел права. А весть, что именно студент Гриффиндора стал невольно причиной смерти одной из учениц, сильно пошатнула репутацию этого факультета. Возможно, от слизеринцев такое можно было ожидать (да так оно и было в действительности), но правильные и смелые гриффиндорцы до этого редко светились в по-настоящему грязных ситуациях. Хотя тут можно вспомнить ту же Оливию Хорнби, из-за которой Миртл, в общем-то, и ревела весь день в туалете, так что… Дамблдору в такое непростое время можно было только посочувствовать.

Кстати, в качестве привидения Миртл оказалась очень вредным и очень злопамятным. Не лучше Пивза, честное слово. Она начала преследовать Оливию буквально везде и издеваться над ней тогда, когда преподаватели этого не видели. С одной стороны, всё было вроде как заслуженно, и все даже с некоторым злорадством следили за этой местью и не вмешивались, но с другой, когда я увидела, в каком неврозе Оливия была на станции вокзала Кингс-Кросс в Лондоне, мне стало её искренне жаль. Всё-таки месть местью, но меру тоже нужно было знать. Тем более что я мельком увидела призрак Миртл в поезде, так что и лето у Оливии намечалось не самым радужным. Впрочем, кому как не мне было знать, что такое не самое радужное лето?

За три недели, что я провела в Хогвартсе в период экзаменов, моя нервная система постепенно успокаивалась. Или, может, у меня просто умерло столько нейроцитов, что нервничать было уже нечему. Том старался особо не трогать меня всё это время, сообщив, что Аминта надёжно заперта в Тайной комнате, и самой ей оттуда никогда не выбраться. Второй этаж я поначалу избегала, но под действием «Апатии» панические атаки постепенно прошли, поскольку патологический рефлекс не имел больше подпитки, а чувство вины постепенно притуплялось. Да и темнота перестала пугать меня примерно через неделю, опять же благодаря моему «лекарству», так что постепенно я возвращалась в норму, что было совсем неплохо перед экзаменами.

Если честно, я очень боялась, что Дамблдор после того «суда» будет меня ненавидеть или ещё хуже презирать, а он был одним из моих любимых преподавателей, но мои страхи не оправдались. Декан Гриффиндора немного отошёл от той истории и вполне дружелюбно общался со мной, поправлял на занятиях, помогал разобраться, а на итоговом экзамене поставил «превосходно с минусом» за то, что мой кубок с водой слегка пискнул, когда я превратила в него крысу. Но я буквально чувствовала его изучающий взгляд, особенно во время наших редких встреч с Томом, который опять вёл себя тише воды ниже травы. К слову будет сказать, что ему, как человеку, оказавшему помощь в расследовании смерти Миртл, выплатили весьма внушительную премию по распоряжению самого́ Гарольда Фоули, а профессор Диппет назначил ему награду, которую поместили в Зал Славы. А я молила небо, чтобы мне больше никогда не пришлось полировать оттуда кубки и таблички, потому что, увидев знакомую фамилию, я почему-то не сомневалась, что эта награда сразу полетит в окно прямиком в Чёрное озеро.

В Лондоне же всё было по-прежнему. Хотя уже чувствовалось, что война понемногу отступала: союзные войска всё-таки выступили против немцев, которых вот уже четыре года прессовал Советский союз. Тем сразу стало не до бомбардировок, потому что силы противника стали резко перевешивать, и они сосредоточились на защите собственных территорий. Конечно, до конца войны было ещё далеко, почти год, но жить всё же стало немного легче. А может, как заметил Том, это я так поменялась, что уже и не воспринимала тяжёлую жизнь сороковых как тягостное испытание… всё-таки из курса нормальной физиологии известно, что при постоянном воздействии раздражителя происходит адаптация рецептора и его чувствительность снижается. Возможно, именно поэтому Том и был таким чёрствым, ведь на него довольно сильные раздражители действовали почти всю жизнь, так что не было удивительным, что он был равнодушным к чужой боли, страданиям и смерти. Но принять его философию я всё равно не могла.

И, чтобы поменьше пересекаться с ним, я практически на второй день вернулась в знакомое кафе «Гиппогриф», которое за этот год только укрепило свои позиции.

— Ага, вернулась, значит! — проворчал старик Морган, только я перешагнула через порог кафе, но за его ворчаньем отчётливо виднелась улыбка.

— И я тоже рада вас видеть, мистер Морган, — ответно улыбнулась я, повернувшись вокруг своей оси, чтобы как следует осмотреть залитые светом пустые столики и диванчики. И как же мне тепло стало в этот момент! У меня вдруг возникло чувство, которое возникает тогда, когда я возвращалась в Хогвартс после лета, чувство, что я… дома, там, где меня ждут. — Вы не против, если я и этим летом буду помогать вам?

— А что, ты опять повстречалась с какой-то ядовитой зверушкой, и тебе теперь нужны деньги на учебники? — с прищуром поинтересовался Морган, а у меня от его слов холодок прошёл по коже. Как же он был прав, чёрт возьми, уже второе лето я встречалась с гигантской ядовитой тварью, и вот уже второй раз эта встреча проходила не без следа. Но единственное отличие было в том, что деньги в этот раз были мне не нужны. Точнее, как «не нужны»? Деньги были нужны мне не так остро, как в прошлом году.

— Я просто хочу провести это лето с пользой, — взяв себя в руки, ответила я с лёгкой улыбкой на лице. — В приюте слишком… невыносимо, а у вас мне нравится… если вы, конечно, не против…

В этот момент я попыталась сделать жалостливое лицо, как у кота из «Шрэка», и Морган, увидев эту попытку надавить на жалость, заливисто рассмеялся, подошёл ко мне и похлопал по плечу сухой, но довольно крепкой ладонью.

— Вот и что с тобой делать, а, малышка? Ладно, оставайся, коли хочешь, условия будут те же… — тут он внимательно осмотрел меня с ног до головы и добавил: — Надо же, как ты вымахала за этот год… тебе, наверное, стоит немного прикупить одёжки, не хочу я, чтобы ты в таком виде работала здесь… у тебя есть карманные деньги?

Да, несмотря на то что я надела своё лучшее платье, которое купила в прошлом году, но туфли и чулки оставляли желать лучшего, и это было видно. Поджав губы, я кивнула, сообразив, что опять буду зарабатывать всё лето на учебники, если сейчас сильно потрачусь, но Морган тут же рассеял мои страхи:

— Вот что, малышка, ещё только восемь, а я открываюсь в десять. Прикупи себе хорошую обувь и одежду, а я возьму тебя на полноценную работу, будешь получать два галлеона в неделю… неплохо, да? Тебе и на книжки хватит, и на карманные расходы. Ну что?

От такого предложения моя улыбка засияла ярче утреннего солнца за окном, и я побежала обратно в приют, чтобы взять немного из денег, выделенных мне Попечительским комитетом на учебники, и привести свой внешний вид в порядок. Всё-таки Морган был прав, и я должна была соответствовать его заведению, а моя зарплата за семь недель и чаевые полностью перекроют расходы на одежду и ещё останется сверху.

За час я попыталась купить всё необходимое, новое и в двух экземплярах, чтобы был запасной вариант на случай непредвиденных неприятностей. И хотя вещи я выбирала неброские, чтобы в приюте ко мне лишний раз не прицепились, но всё же смотрелись они неплохо, а у меня от обновок даже поднялась немного самооценка. А в десять часов, после утомительного шоппинга я снова вошла в знакомое кафе, хозяин которого очень удивился моему внешнему виду.

— Вот это другое дело! — довольно воскликнул Морган, а я так и покраснела от таких комплиментов. — А теперь марш за работу, скоро придут первые клиенты! И фартук возьми на кухне, такую красоту беречь надо!

Усмехнувшись заботе о своём новеньком голубеньком платьице до колена, я довольная побежала на кухню и там встретилась с ещё одним старым знакомым.

— Кейт! — воскликнул Димон, за этот год ни капли не изменившийся, разве что на его лице прибавилось веснушек. — Ты вернулась!

— Я же обещала, — рассмеялась я, а Димон, одетый в белоснежный поварской костюм, даже отошёл от плиты и крепко обнял меня.

— Я очень рад тебе, Кейт! — искренне сказал он, отстранившись от меня и осмотрев с ног до головы. — Как ты похорошела, просто картинка! Опять будешь пропадать здесь с утра до ночи?

— А что ещё делать? — усмехнулась я, подойдя к вешалке, на которой висел новенький беленький фартучек, явно ждавший именно меня. — А что, ты не рад моему соседству?

— Очень рад! — воскликнул Димон, вернувшись к сковородке, на которой что-то шипело. — Ты даже не представляешь, как я тебе рад! Год с Морганом вдвоём… это что-то… будешь завтракать?

— О нет, спасибо, я не голодная… — смутившись, тут же отказалась я, а в животе предательски заурчало, потому что кашу в приюте кухарка опять спалила, и есть её было практически невозможно, особенно после деликатесов Хогвартса. Но Димон быстро услышал рёв моего желудка и рассмеялся.

— Да ладно тебе, Кейт, я сейчас тоже буду завтракать, а посетители раньше половины одиннадцатого не придут. Давай садись, кофе стынет, а сейчас будет готов и омлет с тостами…

«Омлет с тостами… — с отчаянием протянула я, а живот так и скрутило. — Что же ты со мной делаешь, змей-искуситель?»

Но всё же день ожидался насыщенным, а еда пахла божественно, так что долго уговаривать меня не пришлось. И за те пятнадцать минут, что мы с ним завтракали, он сумел кратко выложить всё, что произошло в магическом мире за то время, что мы не виделись. Грин-де-Вальд по-прежнему бесчинствовал, но Димона, к счастью, не нашли, в том числе благодаря старику Моргану, который во время обысков тщательно прятал своего сотрудника. Да и выходил Димон на улицу крайне редко, запертый фактически в четырёх стенах, так что никто и не знал о его существовании. Но посетители кафе всё равно приносили новости, а он их внимательно слушал.

Гарольд Фоули за зиму и весну внёс несколько поправок к закону, касающихся наказаний за помощь опасному преступнику, а ещё расширил полномочия мракоборцев. Теперь они могли без предварительного разрешения устраивать обыски там, где сочтут нужным, а ещё пользоваться Непростительными заклинаниями в случае… необходимости. И мистер Крауч, которого я имела возможность видеть месяц назад, уже прослыл грозой преступников, поскольку руки у него теперь были развязаны. А ещё Димон из газет узнал про смерть Миртл в Хогвартсе и уже собрался как следует расспросить меня, но тут на кухню вошёл Морган и строго посмотрел сначала на меня, а потом на Димона.

— Поели? — строго проворчал он, а я за секунду засунула последний кусок тоста и запила кофе. — А теперь марш за работу, бездельники, только что пришёл первый посетитель!

Стыдливо опустив глаза, я мышкой выскочила в зал, и начались мои трудовые будни. Те посетители, которые были завсегдатаями прошлым летом, быстро вспомнили меня и искренне обрадовались моему возвращению, а всем новым я старалась относиться как можно доброжелательнее, чтобы у них не было повода избегать «Гиппогрифа». Конечно, было трудновато после интенсивного умственного труда переключиться на не менее интенсивный физический труд, но смена деятельности всё же шла на пользу.