Место под солнцем

Глава 4. Паутина

* * *

Когда состояние аффекта прошло, пришли мысли. Много мыслей, очень много. Всю ночь я проворочалась в кровати, не в силах заснуть, а голова гудела от размышлений.

Вообще, вся эта ситуация напомнила мне просмотр фильма ужасов. Вот ты посмотрел его и думаешь: «А, фигня какая-то, как можно такого бояться?!» А потом наступает ночь, и не дай бог, какая-нибудь ветка в окно стукнет, или где-то что-то упадёт на кухне, а ты живёшь один… и всё, всю ночь сидишь в кровати с включённым светом и чем-нибудь тяжёлым в руках и ждёшь рассвета.

К сожалению, проблемы с нервами у меня были всегда. Ещё с самого детства, а точнее, со школы, я болезненно реагировала на оценки. Тройка могла на целый день ввести меня в подавленное настроение, а если, не дай бог, в дневнике появится «лебедь»… истерика, слёзы, обвинения в ничтожестве… Мама порой смеялась, что я так болезненно реагирую на всякие «мелочи», как она это называла, но я не обижалась на неё за подшучивания. Моя мама — потрясающая женщина, она всегда верила в меня, поддерживала и направляла, и только благодаря ей я стала такой, какая сейчас. Пусть и немного нервная, зато интеллигентная, умная и образованная.

В универе всё стало хуже. На одном из первых занятий по анатомии, когда въехать было трудно, 100500 новых терминов на латыни и чёртовы кости, наша препод поставила мне за анатомию голеностопного сустава четыре. Из десяти, разумеется. То есть чуть ниже «хорошей двойки» — пяти баллов. Целый день я опять лила слёзы, а потом неделю яростно заучивала кости, плевалась, переписывала, но учила. И в итоге на экзамене у меня вышло «отлично». Но ту четвёрку я запомнила на всю жизнь. Думаю, не надо рассказывать, что со мной было после того, как я узнала, что мне не хватило до поступления в такую желанную ординатуру каких-то несчастных двух баллов. А вот про свои первые дни в деревне рассказать стоит.

Мне почему-то казалось, что моя «излишняя эмоциональность» сразу улетучится, когда я буду, так сказать, непосредственно работать с пациентами, но не тут-то было. Как только по округе разошлась весть, что приехал молодой «дохтур», то в мой кабинет, открыв дверь с ноги, ворвалась Марь Григорьна. Крепкая бабуля семидесяти лет, которая уже лет сорок строила всю округу и была местным авторитетом. Ничто не могло происходить без её ведома, благословения и напутствий. В первый же свой визит она отымела мне мозг от и до, из категории «дохтура» я как-то быстро перешла в категорию «проститутки-недотёпы», которая ничего не умеет и жизни не нюхала. Два часа я потом билась в истерике, а успокоилась только тогда, когда другая местная жительница с медсестрой напоила меня чаем с коньячком, и я кое-как закончила вести приём.

Правда, в скором времени я всё же нашла подход к железной Марь Григорьне. Когда у меня чуть-чуть выработалась резистентность к её воплям и крикам, я направила её в терапевтический стационар местной ЦРБ[1]. Врачи с пониманием и сочувствием отнеслись к моей просьбе, боясь, что я тоже уеду, как предыдущий доктор, и вся нагрузка энцефалопаток опять рухнет на них. В стационаре по моей личной договорённости Марь Григорьне было сделано пять капельниц с очень редким (!), дорогу-у-ущим препаратом, который каким-то чудом один из врачей тайно привёз из Америки и хранил до того самого случая. И по моей протекции этот препарат согласились прокапать именно ей. Препарат этот был поистине чудодейственным, исцелял всё: от остеохондроза до целлюлита, улучшал сон, внимание, работоспособность, чистил сосуды, разглаживал морщины и убирал десяток лет.

После недельки в больничке наша железная старушка порхала как бабочка, всё лето таскала мне ягодки со своего огорода, а осенью притащила одна (!) целый двадцатикилограммовый мешок яблок. После подобных перемен я и сама задумалась, а не поколоть ли мне в вену пятипроцентный раствор глюкозки (проще говоря, обычный физраствор), аж завидно стало от такого потока энергии, поскольку у меня его не было даже в лучшие годы своей молодости. Другие бабульки тоже прознали про «волшебный» препарат, хотя Марь Григорьну десять раз просили не болтать, так что я периодически отправляла в стационар наших красавиц, которые буквально менялись на глазах и несколько месяцев не тревожили никого от слова «совсем». Разумеется, за долю от своих ништячков в виде яблочек, ягодок и картошки.

Так что с манипуляторами я была поверхностно знакома, но в отличие от деревенских ДЭП-ниц[2], у которых из всех источников информации были какие-то газетёнки и программа Малышевой по телику и которые в силу своего уровня образования верили мне, в этом случае я понятия не имела, что же мне делать. Боюсь даже представить, что было бы, если этому чёртову гению дать доступ во Всемирную сеть. Да он бы снёс её к чертям собачьим, к тому же ограбив несколько электронных банков! Тома было точно не провести подобными уловками, и я уже на своём горьком опыте убедилась в тщетности подобных попыток. Правда, сейчас, при свете «дня» (потому как за окном в действительности была глубокая ночь) я постепенно успокоилась и смогла мыслить логически. И прийти к некоторым выводам.

Самый простой из них был: «Послать к чёрту этого террориста и рассказать преподавателям, что он мне реально угрожал». А поскольку профессор Дамблдор и так во всё это верил, то надо было убедить кого-то ещё, а именно профессора Трэвис. Ведь именно ей угрожал этот псих. Как там говорилось в инструктаже по безопасности? Ни в коем случае нельзя идти на поводу у террористов, если они требуют выкуп? Надо идти прямо в полицию? Вот и я собралась сделать ровно то же самое.

Поэтому едва закончились занятия, я со всех ног бросилась в кабинет своего декана, чтобы всё ей выложить.

— Профессор Трэвис, можно?! — воскликнула я, буквально ворвавшись к ней в кабинет, и она крайне удивлённо посмотрела на меня.

— Кейт, дорогая, случилось что-то ещё?

Мельком взглянув на своё отражение в зеркале, я поняла причину подобного вопроса: вид мой был крайне возбуждённым, а немного растрёпанная шевелюра, чёрные синяки под глазами и нездоровый румянец только добавляли красок к картине.

— Эм… нет… то есть да! — я села на стул рядом с её массивным столом, заваленным всяческими документами, и жалобно посмотрела на неё. — Профессор Трэвис, я знаю, что мы вчера говорили на эту тему, и Майкл даже сознался, но… его точно заставили это сделать! За этим всем стоит Том Реддл!

Профессор Трэвис сочувственно посмотрела на меня, как психиатр на умалишённую, а потом ласково протянула:

— Кейт… милая, поверь мне, мистер Реддл точно здесь ни при чём…

— Но!.. — попыталась было возразить я, но она сразу перебила меня:

— Кейт, я понимаю, что ты вчера пережила сильное потрясение. Я понимаю, каково это ребёнку в твоём возрасте столкнуться с такой чудовищной магией, это поистине ужасно, но… мистер Реддл тут ни при чём. Он вчера отбывал наказание за час до того, как тебе отправили посылку, — я уже собралась открыть рот, но профессор Трэвис всё тем же ласковым, но твёрдым тоном добавила: — Под постоянным присмотром профессора Слизнорта. Насколько мне известно, он ушёл из подземелья через полчаса, как вам прислали тот самый кулон. И никаких посылок мистер Реддл не отправлял.

— Да он же мог попросить своих прихвостней! — не удержалась я, на что получила только сочувственный вздох. — Профессор Трэвис, у него в школе куча марионеток! И Майкл — один из них! Это точно он подстроил, поверьте мне!

— Кейт, я не могу поверить тебе, — мягко возразила она, отложив в сторону пергамент, который до этого держала в руке. — Майкл Доннаган признался, что отправил тебе этот кулон. Его рукой сделана та самая надпись на посылке, он и чек показал из магазина… правда, о том, что этот кулон обладает какими-либо магическими свойствами, там не указано… наверное, кто-то неудачно пошутил или ещё что-то…

— Профессор Трэвис, да ведь это всё легко подстроить! Особенно для него! — я эмоционально вскинула руками, но профессор только покачала головой из стороны в сторону. Вздохнув, я поджала губы и решила перейти к самому неприятному, что у меня было. — Профессор Трэвис, вчера я спустилась в подземелье, чтобы поговорить с Томом Реддлом, и он… он угрожал мне! У него действительно своя преступная сеть в школе, и он хочет, чтобы и я «помогала» ему! Он угрожал убить меня! И вас!

Совсем на одну секунду на её красивом лице промелькнул страх, но потом все мышцы расслабились, а в зелёных глазах появилось какое-то подобие недовольства.

— Кейт, я больше не желаю это слушать, — строго заявила профессор Трэвис, и только я собралась опять выкрикнуть что-то, как она ещё строже добавила: — Кейт, это всё не шутки, пойми меня. Я не знаю, зачем ты спускалась в подземелье к мистеру Реддлу, но очень прошу тебя больше так не делать! В противном случае мне придётся наказать тебя.

После подобных слов у меня от обиды были готовы проступить слёзы, а ещё одной причиной для них было то, что никаких доказательств у меня опять не было. Профессор Трэвис, заметив мои слёзы, сразу как-то смягчилась и жалостливо проговорила:

— Кейт, дорогая, послушай меня внимательно. Мистер Реддл — один из самых талантливых учеников в нашей школе. У него блестящая успеваемость, и поведение всегда было примерным, до того случая с абсентом… но я всё равно не верю, что это был он, это всё точно какое-то недоразумение. Я шесть лет преподаю в этой школе, и все пять лет своей учёбы мистер Реддл показывал себя как истинный учтивый джентльмен, никто, повторюсь, никто до тебя на него за эти годы не жаловался. И я не верю, что он мог угрожать тебе или мне. Прости, но я просто в это не верю. Том вчера вечером рассказал мне, что вы с ним из одного приюта, у вас близкие отношения, и он приглядывал за тобой с самого детства…

От этих слов я так и открыла рот, поскольку эта мразь уже успела обработать моего самого любимого педагога и последнюю надежду, а она продолжила говорить:

— Кейт, то, что вы поругались из-за того, что ты поступила не на Слизерин, — не повод наговаривать на своего друга, а уж тем более обвинять в таких страшных вещах. Мне раньше казалось, что тебе нравится учиться на моём факультете…

— Мне действительно очень нравится, профессор Трэвис! — проскулила я, снова впав в отчаяние. — Да, поначалу я расстроилась, но потом… вы замечательный учитель, и я…

Профессор Трэвис мягко улыбнулась в ответ и протянула мне воздушный шёлковый платок, который она выудила из кармана мантии цвета молодой зелени.

— Мне очень приятно слышать такое, Кейт. И я надеюсь, что вы с Томом помиритесь, и ты перестанешь на него так наговаривать. Ссоры — это нормально у близких людей, но в крайности впадать точно не нужно. Тебе стоит попросить у него прощения, когда ты немного остынешь, а пока… я не хочу, чтобы ты к нему приставала лишний раз. Мы поняли друг друга?

Сообразив, что наша «беседа» подошла к концу, а у меня так ничего и не вышло, я вытерла глаза платочком и пробормотала:

— Да, профессор Трэвис. Я больше так не буду.

— Вот и отлично! А теперь беги в гостиную, скоро ужин, нехорошо на него опаздывать. И кстати, Кейт, поздравляю тебя, у тебя стало отлично получаться колдовать. Я очень горжусь тобой и рада, что дело было всего лишь в палочке.