Место под солнцем

А вот со второго триместра скрывать свою беременность было уже невозможно: мой живот вырос настолько, что списывать его на полноту стало попросту нелепо. Все быстро обо всём догадались, и моя спокойная жизнь закончилась. Школа разделилась на два лагеря: одни искренне сочувствовали мне, пытались как-то поддержать или что-то сделать, а вторые открыто смеялись, издевались и крутили пальцем у виска. И первых было намного меньше, чем вторых, но в их числе была бо́льшая часть преподавателей. Конечно, нашлись и моралисты, вроде Минервы МакГонагалл, которую передёргивало от одного вида моего живота, но профессор Диппет и все остальные делали вид, что ничего не случилось, да и значка старосты меня никто показательно не лишил, так что… я старалась держаться гордо, честно выполняла свои обязанности старосты даже на позднем сроке, выполняла все домашние задания, посещала все занятия, как бы плохо себя ни чувствовала, и помогала младшекурсникам в библиотеке. И к слову будет сказать, что все, кто меня знал, и не думали смеяться, ведь я никому и никогда не отказывала в помощи, и люди это ценили. А насмешки… до конца моей учёбы оставался один триместр, и вытерпеть его я уж точно как-нибудь могла.

Схватки подкрались незаметно. Сначала у меня несколько дней довольно чувствительно тянуло низ живота, а потом, к двум часам ночи, это потягивание стало на удивление регулярным и болезненным. Поняв, что к чему, я быстро оделась и в темноте поплелась в больничное крыло к мадам Боунс, с которой уже был в деталях обговорён весь наш план совместной деятельности. Только вот мне не очень хотелось беспокоить целительницу, тем более что до родов было ещё далековато, судя по интервалу между схватками, но перед самым завтраком, когда этот интервал стал равен пяти минутам, а схватки терпеть было уже нереально, часы вдруг остановились.

В маленьком перерыве, когда одна схватка отступила, а вторая, такая же сильная, ещё не пришла, я со слезами на глазах уставилась на свои часы, но сапфиры вместо цифр вдруг превратились в изумруды, а тоненькие стрелки замерли на времени: 10:15.

— Господи, только не сейчас… — вымученно протянула я, поскольку часы были единственной возможностью хоть как-то отслеживать раскрытие шейки матки, а теперь я лишилась и их.

Совершенно не желая думать над загадкой своего подарка, я судорожно вспоминала, как же учили дышать рожениц во время моей практики в областном перинатальном центре, а в это время ко мне уже пришли и мадам Боунс, и Трэвис.

— Вот, выпей, — строго произнесла целительница, сунув мне какую-то дурнопахнущую склянку, а моё дыхание от боли то и дело срывалось в крик.

Не понимая, что и зачем, я послушно выпила снадобье, но боль отступила совсем чуть-чуть, и то через полчаса вернулась с удвоенной силой. Меня буквально разрывало от боли в этот момент! Но больше всего болела поясница. В крестец будто кто-то невидимый загонял раскалённые гвозди, один за другим, через равный промежуток времени, и терпеть эту пытку с каждой секундой было всё невыносимее. Периодически в лазарет кто-то заглядывал и выходил, но я старалась сосредоточиться на дыхании и не думать о распиравшей меня боли, понимая, что неправильным поведением могу навредить своему ребёнку.

И вот, когда больничное крыло полностью залило солнечным светом, а уже тёплые мартовские лучи грели своим светом, начался второй период родов. Но поскольку именно с началом потуг у меня перестало тянуть поясницу, то разум чуть-чуть очистился, и я смогла следовать командам умелой мадам Боунс. А ещё через какое-то время послышался судорожный детский крик, одновременно с тем, как моя боль резко прекратилась.

— Это девочка! — воскликнула Трэвис, взяв новорожденную малышку к себе на руки, чтобы обтереть её от родовой смазки и закутать в пелёнки.

Услышав, что мой кошмар закончился, что я справилась, я выдохнула и закрыла глаза, а по щекам покатились слёзы. А мадам Боунс терпеливо дождалась, пока отойдёт плацента, внимательно осмотрела её, затем дала мне опять какую-то дрянь, якобы чтобы кровило меньше, и только после этого мне в руки положили мою дочь.

— Бог ты мой, Кейт! — прошептала Трэвис, сев на стул рядом со мной, а её лицо тоже было полностью залито слезами. — Ты только посмотри, какие у неё глаза! Потрясающе!

В этот момент моя малышка действительно открыла глазки и недоверчиво посмотрела на нас, а я даже открыла рот от удивления. Её глаза были серыми, глубокого серого, стального цвета, какие когда-то были и у меня. Больше же моя дочь ничем меня не напоминала, кукольное лицо, чёрные короткие волосы… она была вылитой копией Тома, как будто кто-то сфотографировал его и сделал копию, только глаза выдавали какое-то сходство со мной… с настоящей мной.

Но недоверчивый взгляд быстро сменился требовательным криком, и я, поняв, что было нужно, тут же дала ей грудь. Молока пока ещё не было, но молозиво вроде как было, да и сосательный рефлекс должен был немного успокоить.

Мадам же Боунс быстро прибрала мою постель с помощью волшебства, а затем ушла в свою комнату, но быстро вернулась.

— Так, сейчас половина одиннадцатого, значит, юная мисс Лэйн родилась четырнадцатого марта около десяти десяти-десяти пятнадцати. Запомни это время, дорогая!

— Запомню, — прошептала я, боясь даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть кроху, только успокоившуюся в моих руках. Но время всё-таки заинтересовало меня, и я аккуратно повернула запястье, чтобы посмотреть, ожили мои часы или нет. И к удивлению, часы как ни в чём не бывало «ходили», а изумруды снова превратились в сапфиры.

«Может, показалось», — подумала я, не в силах оторвать взгляда от дочери, от маленького-маленького носика, пухлых розовых губок и маленьких кулачков, которые она прижимала к груди.

Чуть позже в лазарет всё же заглянули и профессор Диппет, и другие преподаватели, кто был на «моей» стороне, и студенты, чтобы поздравить меня, но мадам Боунс быстро всех прогнала под предлогом того, что мне надо было отдыхать. В больничном крыле нам с крохой предстояло провести не меньше недели, судя по угрозам целительницы, так что мы наколдовали небольшую люльку рядом с моей кроватью, и когда малышка заснула, то уложили её туда. Я, лёжа на кровати, бессмысленно улыбалась, пребывая в состоянии эйфории, а Трэвис сидела рядом и покачивала колыбельку, неотрывно следя за моей дочкой.

— Мерлин, какая же она у тебя красавица, Кейт! — прошептала Трэвис, чуть поправив одеялко. — Знаешь, она так похожа на…

Тут она замолчала, а я вся напряглась. Было глупо надеяться, что Трэвис за четыре года забыла внешность Тома, а не узнать его в моей дочери было просто невозможно. Но Трэвис внимательно посмотрела на напряжённую меня и вдруг легко улыбнулась.

—…на одну актрису. Она очень похожа на одну актрису, которая выступала в театре, когда мы с Мисси были маленькие. Наша мама очень любила театр, и поэтому мы часто там бывали… я уже не помню, как звали ту женщину, но она была невероятно красивая. Мы с Мисси не пропустили ни одного её спектакля… а потом она уехала во Францию, кажется, и больше мы о ней ничего не слышали…

Я облегчённо выдохнула про себя, что моя декан благородно не стала озвучивать имя отца ребёнка, а та задумчиво и даже как-то печально смотрела на колыбельку, легко покачивая её правой рукой.

— Я думаю, твоя малышка будет такой же красивой, как и та актриса… Мисси тоже очень хотела дочку… Помню, когда я узнала о её беременности, то прыгала до потолка от счастья… так мечтала, что ещё немного, и буду нянчить племянницу… за полгода накупила всего, что только можно было, хотя это была плохая примета…

С каждым словом её голос становился всё печальнее, хотя она и говорила о, в общем-то, радостном событии. Но судя по всему, история имела плохой конец, вот только у меня язык не поворачивался попросить о продолжении. Минут пять Трэвис по инерции качала колыбельку, а затем внимательно посмотрела на меня и хрипло сказала:

— Она умерла, Кейт. Моя сестра не дожила до родов… — а затем потёрла пальцами переносицу, словно смахивая слёзы, выпрямилась и начала рассказ: — Ты, наверное, не знала, но я и сестра учились на Слизерине. И не удивительно, наша семья одна из самых чистокровных в Англии, где нам ещё было учиться? Я старше Мисси на три года… была старше. На шестом курсе она влюбилась в мальчика, сокурсника, он был с Когтеврана, очень умный был мальчик, старательный… только вот родители его были обычными людьми, а не волшебниками. Наш отец был против их отношений, он считал, что мы с Мисси должны выбрать себе достойных избранников, из соответствующих семей. Мне уже тогда был подобран жених, но я пока думала, пыталась помогать отцу в суде, сделать… карьеру. А Мисси со Стивеном сразу после окончания школы сбежали и тайком поженились… Я была так рада за них, пусть и отец рвал и метал недели три точно…

Трэвис печально вздохнула и смахнула ещё слезу, а я начала догадываться, что же случилось дальше.

— Когда Мисси забеременела, она была немногим старше тебя, ей исполнилось всего восемнадцать. Но Стивен очень любил свою жену, он был действительно способным и старательным… он был готов на руках носить Мисси, и его семья приняла её как родную, я ездила к ним в гости и сама всё видела. Но вот отец этот поступок не простил. Знаешь, Кейт, в этом мире можно противостоять многому, ты и сама уже точно почувствовала это на своей шкуре… но вот противостоять верховному чародею Визенгамота… особенно восемнадцатилетнему мальчишке, только окончившему школу… ты сама понимаешь, что это нереально.

Тогда на всю страну гремело одно очень громкое дело, убийство семьи из трёх человек, никаких зацепок, ничего… а потом было и второе… и отец подстроил всё так, что виновным оказался Стивен. Я пыталась как-то остановить его, но он и слушать ничего не желал, а с его связями суд состоялся очень быстро. Отец считал, что Мисси, поверив, что Стивен действительно убийца, вернётся к родителям… они были против её мужа, но вот внука очень ждали, пусть и полукровку… Но Мисси не поверила и не вернулась. Она хотела доказать невиновность Стивена, но в Азкабане… произошло несчастье. На Стивена напал дементор и… высосал из него всю душу. Мисси, когда узнала об этом, была разбита. Она тоже, как и ты, хорошо разбиралась в зельях, тоже могла стать целителем… я отлучилась от неё буквально на час… а она достала из запасов яд и выпила его. Когда я пришла к ним домой, было уже поздно…

— С тех пор я и не общаюсь с отцом, Кейт, — прошептала Трэвис, смахнув с глаз слёзы. — После этого я сбежала в Хогвартс, стала преподавателем, а потом и деканом Пуффендуя. Правда, отец с тех пор несколько раз пытался наладить отношения, но я ни за что его не прощу. Ни за что. Если бы не его ослиное упрямство по поводу чистоты крови, Мисси была бы жива, у неё была бы красивая здоровая девочка… Тесса. Она так хотела назвать дочку Тессой. Мама тоже пыталась наладить со мной связь… она… я знаю, как её подкосила смерть Мисси и моё бегство, но… она могла повлиять на отца! Могла, но не повлияла… вот такая у меня история, Кейт… ты молодец, что решила рожать. Я восхищаюсь твоей смелостью и мужеством, честно. Деньги, мужчина рядом… это всё дело наживное. У тебя всё точно будет хорошо, но главное, у тебя теперь есть бесценное сокровище… береги его… ты уже определилась с именем?