Две Европы [Очерки Верхнезаморского клуба]

22. Постмодерн как тренд

К.Ш.: Лиотар пишет, что постмодерн – это древняя тенденция, некий метанарратив, который неуклонно борется против традиции с ее извечной метафизикой. Даже модерн слишком метафизичен. Поэтому он был приговорён[148]. И действительно, мы наблюдаем поэтапное убийство «отцовского», метафизического начала. Сначала была ипостась, затем разум. Последней жертвой этого метанарратива стал несчастный рассудок, который просто использовали.

«Человек – мера всех вещей» – сказал как – то Протагор. Эта была свежая мысль, выразившая, однако, старую как мир действительность. Философ лишь ярко сформулировал плоскостную реальность, которая издавна существует как матриархальный архетип в подвалах человеческого сознания. Благодаря Протагору она из области подсознания и обыденной практики попала в пространство сознания, заявив о себе как о норме. Так был задан тренд, который просуществовал в том или ином качестве две с половиной тысячи лет.

За эти века по сути ничего не изменилось – максимы софистики во все времена всегда одни и те же: нет ничего должного, сверхчувственного, умопостигаемого, общего и обязательного для всех. Есть только фактическое, чувственно воспринимаемое, сугубо индивидуальное, субъективное.

С софистами довольно успешно боролись Сократ, Платон и Аристотель. После убийственных аристотелевских силлогизмов софистика и вовсе почти исчезает. Но она не умирает (убить её невозможно), она уходит в «спящий режим». И в глубинах человеческого подсознания она по – прежнему остаётся в качестве потенциальной тенденции, которая в любой подходящий момент готова актуализироваться и даже стать трендом эпохи.

В полусонном состоянии эта софистика пребывает довольно долго, во всяком случае в области мысли. Греческая философия и христианство не дают ей никаких шансов. Когда эти две системы соединились, они породили уникальный по своей универсальности патриархальный феномен, известный как «Рим» или «Европейская цивилизация». Этот союз мышления и веры встал форпостом на пути амазонствующего матриархата, отчаянно желавшего вернуть цивилизацию к чувственному восприятию мира.

Но богословская ошибка, допущенная на Западе, обозначила трещину в фундаменте мышления – богословии. Она автоматически перевела стрелки, поменяв систему координат. Сперва догматически, а затем мыслью и сознанием, западники из «духовного коперниканства» вновь перекочевали в ментальную «систему Птолемея». Теперь даже самая железная в мире логика не могла спасти их от усугубления матриархального уклона. В этой благоприятной среде спящий вирус софизма проснулся и значительно активизировался. В какой – то момент он набрал обороты и, прорвав остатки патриархальной обороны, перешёл в наступление.